Секрет лабиринта Гаусса - Вячеслав Имшенецкий

— Идите сюда, — позвал Петька.

Напились вдоволь и сразу повеселели. И с благодарностью думали о древних кочевниках, соорудивших хитроумный сборник дождя и ночной росы.

— Лежите пока, — сказал Петька, — а я вокруг осмотрюсь, может, что и увижу.

Он выполз из шалаша, перескочил через ограду и обошел идола вокруг. Крикнул:

— Ребята, в нем дырочки разные, насквозь!

Петька прислонился губами и подул в одну дырочку. До ребят донесся мелодичный звук — ы-ы-ы-ы-у-у-а-а. Он подул в другую дырочку — ну-ны-ны-ны-но.

Петька посмотрел в глаза идолу и усмехнулся:

— Меня-то не испугаешь.

Петька понял: ветер в дырочки попадает, поэтому он и поет, и бормочет.

Столбики, ограждающие идола, были низкие, и, чтобы основательно осмотреться, Петька решил забраться на голову древнего божества. Обхватывая руками теплый камень, он по выбоинам, как по ступенькам, легко поднялся на макушку.

Здесь, как будто специально для наблюдения, была ровная площадочка размером с большую тарелку. Петька поставил удобно ноги и, прислонив ладонь ко лбу, стал всматриваться в бескрайнюю степь.

Может, вот так же тысячи лет назад древние кочевники, поднимаясь на голову идола, приносящего по их поверью счастье, осматривали с высоты свои бесчисленные стада. И старались заметить далекие облака пыли — верный признак неприятельской конницы. И с высоты этого идола гортанным голосом они выкрикивали тогда зычные команды, приводящие древних воинов в боевые порядки. И тогда ржали кони, блестели пики, стучали копыта. И рыжей тучей кочевники устремлялись на врага. Начиналось очередное побоище. Враги откатывались. А идолу в дар приносилась жертва, его губы мазали жирной бараньей кровью.

Ребятам идол тоже оказал добрую услугу. С него Петька увидел (совершенно не в той стороне, куда они шли) длинную извилистую ленту. Она тянулась у самого горизонта. Петька быстро спустился вниз, перескочил через ограду, закричал:

— Идемте быстрей, там, кажется, дорога!

Глава 24

Солнце стояло в зените, когда ребята, поднявшись на один из бесчисленных курганов, увидели, наконец, дорогу, ту, которую Петька утром заметил с высокого черного идола. Параллельно друг другу шли четыре рубчатые ленты. Они плоскими змеями извивались между холмов, пересекали долину и убегали за горизонт.

— Машины! — закричал осиплым голосом Петька. — Ребята, это машины прошли!

С радостными криками бросились вниз. Одна колея была старой, бруски глины, выбитые колесами автомашины, давно высохли от солнца и были крепкими, словно кирпичи. Другая — свежая. Еще искрился на солнце раздавленный камень с лимонными жилками внутри, а нижние стороны глиняных брусков не успели затвердеть от жары.

— Эта машина, — Тимка показал на правую колею, — была здесь недавно. Может, даже вчера.

Петька прошел немного по одной колее, сел на корточки, что-то внимательно посмотрел, перешел на другую, пошарил руками по следу и позвал ребят.

— Видите, один брусок глины в полосе короче других.

— Ну и что же?

— А то, что одно колесо у этой автомашины не исправное, наверное повреждено. Колесо прокручивается, и это отпечатывается через равные промежутки. У нас в Краснокардонске был танк, у него на одной стороне фашистским снарядом все концы звеньев отбило. Его следы мы всегда узнавали. Помнишь, Таня?

Таня вспомнила небольшой зеленый танк с коротким стволом. Он был старого образца и стоял в обороне на подступах к городу. Как-то вечером Таню с Петькой задержал военный патруль, а командир этого танка заступился, попросил отпустить и вдобавок накормил их горячей овсяной кашей. На другой день они с Петькой пришли снова, и он опять накормил и сказал, чтоб приходили к нему всегда. Они пообещали, но больше не появлялись, потому что поняли, что командир танка отдает им свой паек, а сам голодает…

Петька перешел на свежую колею.

— А вот теперь посмотрите здесь. Видите, тоже встречается коротышка и тоже через одинаковые промежутки. Теперь ясно, почему отпечатки одинаковые в старой полосе и новой?

Тимка, рассматривая рубчатые следы, промолчал. Таня улыбнулась:

— Мне, Петька, ясно.

— А мне нет, — сказал Шурка, — я следы очень плохо разбираю.

— Здесь проходила всего одна машина. Сначала туда, а через несколько дней обратно, к себе на пограничную заставу.

— Петька, а в какую сторону «обратно?»

Петька задумался. По отпечаткам колес, он, конечно, не мог определить, в какую сторону идти, чтобы попасть к военным. Тимка походил по рубчатым полосам, потрогал их руками:

— Если бы шел человек, я бы определил, какие следы ведут домой, а тут…

Петька вынул иголку и стрелку компаса. Определил направление. Рубчатые следы колес шли строго на восток. Петька еще раз взглянул на дрожащую стрелку и заявил:

— Надо идти на юг. Там граница. И значит, застава там.

Шурка посмотрел на солнце, на следы машины, сливающиеся вдали в одну линию, и молодцевато сказал:

— Пойдем, Петька, чует мое сердце, к вечеру у красноармейцев будем чай распивать.

— Мальчишки, а я считаю, что надо идти налево.

— Почему, Таня?

— Не знаю я, Петька, почему. Я просто так думаю.

— Xa, — сказал Шурка, — выдумала: налево. Сто дней будем идти и никуда не придем, а тут до военных рукой подать, и встретят они нас, как родных. Пошли!

Таня посмотрела печально по сторонам и заторопилась вслед за мальчишками.

Следы машины тянулись бесконечно. Ребята давно устали, а желанной погранзаставы не было. От нестерпимого зноя туманилось сознание. И колеблющийся на горизонте раскаленный воздух они однажды приняли за озеро. И странно, что все четверо увидели, как по нему плывут моторные лодки и тянут на буксире черную длинную баржу. Красный кормовой флаг был наклонен низко и плескался в бурлящей воде. На палубе стояло несколько пушек с тонкими зелеными стволами. Стволы смотрели вверх. Ребята побежали. Им чудилось, что они слышат тарахтение лодочных моторов и плеск холодной воды… Но вот баржа, и лодки, и озеро вдруг растянулись, заколебались, расплылись цветным туманом и исчезли совсем.

Мираж напугал Шурку:

— Фу, причудится же такое, — он грязным кулаком протер глаза, — чего только не бывает на белом свете, каких чудес… — он не договорил. Сзади послышался переливчатый свист. Быстро присели. Затаились. Внизу зашуршали сухие рыжие стебли и на ребят, близоруко щурясь, посмотрел толстомордый суслик. Тимка не успел скинуть лук, зверек резко повернулся и юркнул в нору.

— Черт с ним, пойдемте быстрей!

Следы машины стали петлять. Машина делала круги, снова возвращалась, разворачивалась на одном месте, срезая колесами мелкие бугорки.

— Глядите, что там! — закричал Шурка.

Лучи заходящего солнца высветили прямо перед ребятами грозные контуры военного самолета. Он лежал на земле. И походил на гигантскую хищную птицу, вонзившую когти в жертву.

Самолет был в желто-коричневых пятнах и полностью сливался окраской с выжженной степью. Вправо от него валялось покореженное крыло. На нем Петька различил черный крест. Свастика!

— Ложись! — скомандовал он. — Здесь фашисты.

Ребята распластались на горячей земле, подползли ближе. Стали наблюдать. Пестрая птичка с желтой головкой пробежала перед лицами ребят, приветливо чирикнула, вспорхнула, опять опустилась и, словно испугавшись шепота, взлетела, сделала в воздухе круг и спокойно села на тонкий ствол пушки, торчащий из фашистского самолета.

— Кажись, там никого нет, — тихо произнес Тимка.

Донесение командира советской погранзаставы майора Крупинцева (Восточная граница)

В шесть часов местного времени мы услышали гул. Сначала приняли его за шум ветра. Потом увидели, что в сторону советской границы идет немецкий самолет типа моноплан. Двухмоторный, камуфлированный под цвет скалистых гор и тайги. Обогнув вершину хребта, он прошел почти над нашей заставой. Я бросился к рации поднимать авиаторов, но вдруг увидел, что у самолета мотор на правом крыле фыркнул пламенем, Самолет развернуло, и он, сохраняя равновесие, резко пошел к земле. Вскоре издалека донесся глухой удар. На место падения самолета мы прибыли в шесть двадцать восемь. Взломав «пассажирскую» дверь, обнаружили тридцать трупов. Если судить по вооружению и оснастке, это немецкие диверсанты. Пилот и штурман были контуженные. Оказали яростное сопротивление и пытались скрыться. Взять их живыми не было никакой возможности. Оба уничтожены в двух километрах от нижней границы квадрата В-39-И.

…Корпус самолета деформирован, но мотор на левом крыле и все приборы в кабине сохранились полностью…

ТОКИО. АВДЕЕВУ.

Сообщите Фомину, пусть срочно уйдет «на отдых».

Всех благодарим…

Кусок сухой глины, запущенный Петькой, ударился о корпус самолета, как о пустую бочку. Бум. Никого. Петька встал и, не таясь, пошел к самолету. Покосился на валявшееся крыло, наклонился над свеженакопанным глинистым холмиком, поднял какую-то дощечку, посмотрел на нее и вдруг закричал во весь голос: