Человек из Высокого Замка - Филип Дик

— Именно в этом и заключается преимущество британской системы правления перед американской, — сказал Джо. — Каждые восемь лет Штаты должны отправлять своих руководителей в отставку, каких бы высот управления те ни достигли. А между тем Черчилль остается у власти. У Америки после Тагвелла уже нет руководителей такого масштаба. У власти — одни посредственности. А он, то есть Черчилль, с возрастом становится все более властным и жестким, и уже в 1960 году превращается в подобие азиатского владыки, которого никому не под силу вывести на чистую воду. Он удерживается у власти почти двадцать лет.

— Боже мой, — проговорила Юлиана, лихорадочно перелистывая книгу в поисках подтверждения услышанному.

— С этим я могу согласиться, — продолжал Джо. — Во время войны Черчилль, пожалуй, единственный стоящий руководитель у англичан. Если бы его уберегли, может, для них все и сложилось бы к лучшему. Говорят, каков вождь, такое и государство. В этом — основной принцип управления. Нацисты называют это «Fuhrerprinzip»[19]. А уж они-то знают, что говорят. Даже этому Абендсену пришлось согласиться… Ясно, что после победоносного завершения войны с Японией Штаты начинают бурно развиваться. Правильно, ведь у них есть отвоеванный у Японии колоссальный азиатский рынок. Но этого мало — им по-прежнему не хватает силы духа. Впрочем, это отнюдь не означает, что у англичан ее в избытке. Везде у власти — плутократии, возглавляемые богачами. Если бы они и вправду победили, то только и думали бы, как побольше заграбастать. И в этом Абендсен ошибается: ни экономических реформ, ни социальных проектов, ни общественных работ мы бы не увидели. Англосаксонская плутократия не допустила бы.

«Он рассуждает как обыкновенный фашист», — подумала Юлиана.

Джо, видимо, по выражению ее лица, догадался, о чем она думает. Он ослабил наблюдение за дорогой и повернулся к ней.

— Послушай, я ведь вовсе не какой-нибудь там интеллектуал, — фашизм не нуждается в умниках. Главное для них — дело. Все рождается в действии. Наше корпоративное государство требует от нас понимания расстановки социальных сил в обществе. Юлиана, поверь мне, все так и есть на самом деле, уж я-то знаю это точно. Эти старые прогнившие империи — Британия, Франция, США — они были лишь последними в неправедном ряду подчиненных власти денег государств. Все они бездуховны, а следовательно, лишены будущего. Нацисты — просто шайка уличных бандитов? Согласен. Что ты на это скажешь? Я прав?

Юлиана невольно улыбнулась.

В попытках поупражняться в ораторском искусстве за рулем проявился его итальянский характер.

— Абендсен преподносит все так, будто и впрямь крайне важно, кто в конце концов победит: Англия или Соединенные Штаты. Как бы не так! Все это набор слов — за всем этим не чувствуется подлинной истории. Ты когда-нибудь читала Дуче? Вот настоящее вдохновение! Великий человек — великие слова. Он объясняет истинную подоплеку каждого события. За что мы в действительности воевали. Сражение нового со старым. Деньги (вот почему нацисты так раздували еврейский вопрос!), деньги против единой воли масс, против того, что немцы называют «Gemeinschaft»[20] — «народная идея».

— Нацистский бандитизм — безусловно, трагедия, — продолжал он воодушевленно, обгоняя медленно ползущий грузовик. — Но ведь для побежденных перемены всегда болезненны. В этом нет ничего нового. Взять, к примеру, все предыдущие революции, такие, как Великая Французская или Английская буржуазная XVII века. Просто в немецком характере слишком много философии и театральности. Эти их съезды… Настоящий фашист не рассуждает. Он действует. Действует так, как я.

Юлиана расхохоталась.

— О Боже, ты говоришь, как заведенный.

— Я преподал тебе фашистскую теорию действия!

Юлиане все это показалось смехотворным, и она не

знала, что ей следует отвечать.

Впрочем, сидящий рядом с ней человек вовсе не считал это таким забавным. Он смерил ее злым взглядом, лицо его покраснело. На лбу снова набухла вена, и его затрясло.

Казалось, какое-то мгновенье — и он ударит ее, его рука уже сорвалась, однако ему все же удалось совладать с собой.

Они ехали дальше; из приемника сквозь помехи прорывались звуки маршей. Безуспешно Юлиана пыталась сосредоточиться на чтении. После долгого молчания Джо проговорил:

— Ты права.

— В чем?

— Это дешевая империя. Шут вместо вождя. Не удивительно, что мы так ничего и не получили после войны.

Она похлопала его по руке.

— Все погружено в какую-то тьму, — сказал Джо. — Нет ничего определенного, истинного. Разве не так?

— Возможно, — механически ответила она, пытаясь продолжить чтение.

— Победит Англия, — сообщил Джо, кивая на книгу. — Я уж, так и быть, сэкономлю тебе время… Америка утрачивает свое влияние и превращается во второстепенную державу. Англия интригует, оказывает непрерывный нажим, Британская Империя разрастается, удерживая при этом инициативу. Теперь ты можешь преспокойно отложить книжку.

— Надеюсь, в Денвере нам удастся развлечься, — сказала Юлиана, закрывая книгу. — Тебе необходимо расслабиться. Мне бы очень хотелось, чтобы ты отдохнул. «В противном случае, — думала она, — ты просто рассыплешься на миллион кусочков, как лопнувшая пружина. Что будет тогда со мной? Как мне тогда возвращаться? И стоит ли вообще оставаться с ним и продолжать делать вид, будто ничего не произошло?..

Нет, я хочу развлечься именно так, как он пообещал. Я больше не желаю, чтобы меня обманывали. Я уже прошла через это».

— Да уж, развлечемся, — проговорил Джо. — Послушай-ка, — он изучающе посмотрел на нее с каким-то странным выражением лица. — Не слишком ли близко к сердцу ты принимаешь эту книгу? Как ты считаешь, человек, написавший бестселлер, например, этот Абендсен, получает много писем? Готов поспорить, ему наверняка пишут, шлют благодарственные письма, а то и приезжают.

Она вдруг поняла, что он имеет в виду.

— Джо, это же всего в ста милях отсюда!

Теперь глаза его блестели, он улыбался. Куда только

подевались его угрюмость и взвинченность. Приподнятое настроение вернулось к нему.

— Мы же можем туда поехать! — воскликнула она. — Ну что тебе стоит, ты же так хорошо водишь…

— Ну ладно, — неторопливо проговорил Джо. — Только, вот, сомневаюсь, принимает ли наша знаменитость посетителей? Наверняка их слишком много.

— Ну, давай попробуем, ну, пожалуйста, Джо! — она возбужденно стиснула его плечо. — В крайнем случае, он нас просто спровадит. Ну, прошу тебя…

После долгих размышлений Джо заявил:

— Вот сделаем покупки, оденемся поприличнее… очень важно сразу же произвести хорошее впечатление.

Может, в Шайенне придется взять напрокат новую машину. Сделаешь это?

— Да. А тебе придется сходить к парикмахеру. И, очень тебя прошу, позволь мне самой выбрать для тебя одежду. Я всегда ее подбирала Фрэнку, — ведь мужчина не способен одеться как следует сам.

— А ты со вкусом одеваешься, — вновь поглощенный наблюдением за дорогой проговорил Джо. Взгляд его опять стал угрюмым. — И все остальное тоже неплохо делаешь. Будет лучше, если ты ему сначала позвонишь. И договоришься о встрече.

— Я сделаю прическу, — сказала она.

— Отлично.

— Чего там бояться, — я просто приду и позвоню в двери. Эх, все равно, один раз живем… В конце концов, он такой же человек, как и все мы. И его наверняка обрадует приезд поклонников его таланта из такого далека. Можем, как водится, и автограф у него попросить. Только придется приобрести новую книгу, а то эта совсем уж затертая. Неловко будет…

— Делай, как знаешь, — сказал Джо. — Все, что касается деталей, оставляю на твое усмотрение. Я уверен, ты все сделаешь, как надо. Красивая женщина на кого хочешь подействует. Стоит ему увидеть такую секс-бомбу, как он тотчас распахнет перед нами двери. Только давай без этих твоих штучек.

— Ты это о чем?

— Скажешь ему, мы муж и жена. Я вовсе не желаю, чтобы между вами что-нибудь возникло. Это было бы ужасно. Ты бы там всем жизнь испортила. Неплохая награда писателю… так сказать, ирония судьбы: пусть не впускает в дом чужих. В общем, следи за собой.

— Ты мог бы с ним поспорить, — предложила Юлиана. — Например, о том эпизоде, где измена Италии решает исход войны. Расскажи ему все, о чем ранее говорил мне.

Джо кивнул.

— Верно. Мы с ним обо всем поспорим.

В семь утра по среднетихоокеанскому времени господин Нобусаке Тагоми встал с постели и отправился было в ванную, однако после недолгих раздумий подошел к столу и раскрыл «Книгу Перемен».

Сидя со скрещенными на полу ногами, он принялся манипулировать сорока девятью стеблями тысячелист ника. Его подгоняло осознание неотложности его дела; действуя очень проворно, он вскоре получил все шесть линий.