Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее - Кларк Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все было кончено.
Ей никогда, ни при каких обстоятельствах, больше не придется снова садиться в этот ужасный фургон для доставки конфет.
Все было кончено. Точка.
И Гас Латини так и не дошел с ней до конца. Какая жалость, дядя Гас, втайне съязвила Патрисия. В ту ночь в постели она зажала ладони между ног и тихонько плакала слезами счастья.
У Патрисии Коломбо началось отрочество без болезни сознания. Когда она перешла в среднюю школу Гроув, она впервые почувствовала себя хорошо, как будто избавилась от какой-то нечистоты. Она была такой же, как все, не было никакой скрытой заразы, никакого маленького грязного секрета, который она обязана хранить. Теперь, разговаривая, она больше не смотрела в пол.
В средней школе она училась хорошо. Еще так много предстояло сделать. Помимо основной учебы, в школе кипела активность: учебные группы по интересам, клубы, команды, кружки – у каждого междусобойчика было название. Были незапланированные, но регулярные «тусовки» перед школой, во время обеда, после школы, в любое время, бесконечный обмен записками, разговоры на бегу между занятиями, непрерывные планы – в особенности у девочек; это было похоже на улей. Большая часть встреч превращалась в обсуждение, где и когда они встретятся в следующий раз, это было так весело.
А потом стали заметны мальчики.
В подростковом возрасте мальчики вытянулись, у них на лицах появлялся пушок, некоторые ходили с красным лицом, они были слишком шумные, слишком неловкие, грубили, вечно глазели на едва проклевывавшиеся девичьи груди. Большинство мальчиков – по мнению девочек – не были классными. Хотя имелись и исключения: капитан футбольной и центровой баскетбольной команды, президент класса, владелец мотоцикла, старшеклассник, переживший короткий «роман» с «пожилой женщиной». Это были аномалии, за ними тайком наблюдали, их изучали, обсуждали, анализировали. Все остальные мальчишки были «задротами» с большой буквы «З».
Патрисия мальчиками совершенно не интересовалась, но доказать это Мэри Коломбо было невозможно.
– Патти, почему бы тебе не приходить из школы прямо домой, как Майкл? – подозрительно спрашивала она.
Патрисия пожимала плечами.
– У меня просто кое-какие дела.
– Какие дела?
– Ну, я не знаю. Просто дела.
– Ты после школы встречаешься с мальчиками?
– Нет, – Патрисия отвечала с явным раздражением, – с мальчиками я не встречаюсь.
Не нравилась Мэри и одежда Патрисии.
– Боже мой, будь эта юбка чуть короче, тебя бы арестовали за непристойное поведение! Где ты вообще взяла эту юбку?
Патрисия отвечала терпеливым тоном:
– В торговом центре «Йорктаун», мама. Мы купили ее вместе с тобой.
– Я не поняла, что она такая короткая. Думаю, тебе стоит носить подлиннее.
Патрисия закатила большие карие глаза.
– Подлиннее больше не шьют, мама. Это мода.
– Мода. Лучше молись, чтобы отец не увидел тебя в этом.
Патрисия чувствовала, что мать ее не понимает. И она была не одинока в этом, то же самое чувствовала большая часть девочек в школе.
– Матери, – сказала однажды одна ее подруга, – не любят, когда мы начинаем расти. Они привыкли обращаться с нами как с детьми. А теперь им приходится общаться с нами, как с молодыми женщинами. Они не знают, как к этому подступиться.
Патрисию это поразило. Она много об этом думала. В конце концов она решила, что подруга абсолютно права.
Годы спустя Патрисия сказала сестре Берк:
– Я думаю, что отношения с мамой на тот момент были скорее всего вполне нормальными. По крайней мере, казались нормальными на фоне того, что подруги рассказывали о своих матерях. А вообще они были так похожи, наши матери. Одна из нас начинает что-то рассказывать о своей матери, другие тут же кивают, типа, да, мы тоже через это прошли.
– Итак, вы считаете, – заметила сестра Берк, – что в этот момент ваша жизнь в значительной степени успокоилась?
– Точно. Когда я стала уверена – я имею в виду, абсолютно уверена, – что история с Гасом завершилась, что с ней покончено, я решила полностью об этом забыть. Оглядываясь назад, я думаю, что на самом деле я себя на это запрограммировала. Всякий раз, когда у меня в голове всплывали мысли или воспоминание о том, что он сделал со мной, я начинала петь песню «Raindrops Keep Falling on My Head», ее исполнял Би Джей Томаса. Когда могла, я пела ее вслух – дома это сводило Майкла с ума. Когда вслух петь нельзя (в школе, например), я пела про себя. Это был такой трюк, он помог мне избавиться от Гаса Латини.
– Ты имеешь в виду, вытеснить его в подсознание, – поправила сестра Берк. – К сожалению, мы никогда не можем полностью избавиться от нежелательных мыслей и воспоминаний. Будь это возможно, не было бы нужды в таких людях, как я.
Маленькая монахиня-психолог улыбнулась одной из своих редких мимолетных улыбок:
– Я полагаю, ты думаешь: какое это было бы счастье!
Патрисия улыбнулась в ответ:
– Наконец вы в чем-то ошиблись, сестра. Какими бы трудными ни были эти занятия, я действительно очень рада, что познакомилась с вами.
Она перестала улыбаться и смущенно отвернулась.
– Вы первый за долгое время человек из свободного мира, который в моей жизни что-то значит… – она сглотнула. – Я… я не уверена, что когда-нибудь пойму себя, но все, что я пойму, я пойму благодаря вам.
– Лишь отчасти, Триш, – сказала монахиня. – Тут мы в одной лодке. Я ничем не смогла бы тебе помочь, если бы ты не захотела, чтобы тебе помогли, и если бы ты не захотела помочь себе сама. Познавать себя, начать осознавать свои сильные и слабые стороны, напрямую устранять собственные недостатки – вот настоящая реабилитация.
Сестра Берк снова улыбнулась – дважды за одно занятие.
– Итак, на сегодня хватит взаимных похвал, давай вернемся к работе…
Теперь сестра Берк сместила фокус на то, чтобы узнать, как жизнь Патрисии снова пошла под
