Миноносец. ГРУ Петра Великого - Константин Радов

Немало дней прошло, пока рыхлая шихта бессмысленной обиды на целый свет и на самого себя переплавилась в упругую боевую злость. Недопитый бочонок остался киснуть в углу, зато мысли об истреблении пиратов (покамест чисто теоретические), коим я с возрастающим азартом предавался, обретали все более внятные формы.

Что действенность корабельной артиллерии на дальних дистанциях невелика – всем известно. Даже крупные калибры часто оказываются бессильны. Взять хотя бы прошлогодний бой датчан и шведов у померанского берега: по два десятка линейных кораблей с каждой стороны, двигаясь на параллельных курсах, шесть часов гвоздили друг друга бортовыми залпами, и ни единый не утонул. Стрельба в упор полезней, особенно с высокобортного судна картечью – но слишком уж быстро проскакивают опасный промежуток рвущиеся на абордаж головорезы.

Конечно, самым радикальным решением было бы стереть с лица земли берберийские города, однако это требует сил половины Европы и слишком накладно. Не окупится. Морские варианты реалистичней.

Возможны два пути. Один – создать фрегаты, превосходящие вражеские шебеки быстроходностью и способные держать круче к ветру. Это сложно и требует долгих изысканий. Другой способ – использовать суда-ловушки, внешне подобные торговым, но несущие сокрушительные по своей мощи средства ближнего боя. Длинноствольные морские пушки на расстоянии пистолетного выстрела становятся вредным излишеством, лучше пожертвовать дальнобойностью в пользу калибра. Мои гаубицы как раз подойдут. Но даже в этом случае нанести поражение врагу одним-двумя залпами будет непросто. Требуется что-то еще, чтобы внезапно, за секунды до абордажа, обрушить на вражескую палубу шквал огня и железа. Может быть, нечто наподобие катапульты с множеством разрывных и зажигательных снарядов. Или даже так: выставить за борт длинные шесты с привязанными на концах гаубичными бомбами, к воспламенителям пропустить бечевку, для своих матросов сделать прочные дубовые щиты…

Нет, не годится. Кто-нибудь выглянет не вовремя, и будут жертвы. Не говоря, что собственный такелаж осколками посечет. Людей трудно заставить применять оружие, столь же опасное им самим, как и неприятелю. Для крупных бомб наименьшее удаление – полсотни сажен, лучше – сотня. Еще лучше, если они взрываются внутри вражеского корабля, и поближе к ватерлинии. Вот заставить бы воспламенители срабатывать с замедлением и стрелять так, чтобы гаубичная бомба, проломив борт, перед разрывом скатывалась в нижнюю часть трюма… Это возможно! Но боюсь, вода все равно будет заливать корабль слишком медленно.

Кстати, а ведь взрыв снаружи – тоже неплохо! Если заряд умножить раз в десять. Тогда чугунную оболочку можно убрать к чертовой матери, и осколков не будет! А что будет? Будет смоленый бочонок с порохом, плавающий в воде. Щепки получатся мелкими, не имеющими убойной силы, обшивку же проломит на добрую сажень. Водопад от такой пробоины ничем не заткнешь!

Вот только проломит ли? Что-то подобное уже было… Точно! Ла-Рошель! Опять я изобретаю давно известное! Ровно девяносто лет назад англичане пытались использовать плавучие мины, придуманные Корнелиусом Дреббелем. Безо всякого успеха. Ясно, почему: распределение силы взрыва получается нехорошее. Навскидку половину сферы занимает борт корабля, четверть – вода, четверть – воздух. Куда ударит пороховой дух? Туда, где меньше сопротивление. В воздух. Особо неприятно, что в нашу сторону. На суше земляная забивка поверх мины делается, а тут что? Воды насыпать?

А почему бы и нет?! Насыплем запросто! Возьмем и притопим хорошенько бочонок, скажем, на сажень. Саженный слой воды по весу – как два аршина земли. Посчитаем… Примерно двенадцать пудов на квадратный фут. Неплохая опора для удара в борт! Должно сработать, если порох удастся сохранить сухим, чему я больших препятствий не вижу. Вообще, все гораздо проще, чем при осаде крепостей. Теперь вопрос, как подвести водяную мину к вражескому судну…

С ходу найдя три или четыре решения, я занялся деталями конструкции. Не смущаясь ночным временем, спросил у домоправителя перо и бумагу, и к утру довел замысел до степени обдуманности, позволяющей перейти к опытам. Мстительные мечты при этом как-то потускнели. Какой смысл тешить себя утопиями? Все равно денег на искоренение берберийцев никто не даст. Крупные государства и торговые компании предпочитают защищать исключительно собственных купцов или платить африканским беям отступное, утешаясь бессердечными рассуждениями, что корсары полезны, ибо не позволяют всякой мелюзге вмешаться в левантийскую торговлю и сбить цены на восточный товар. «Мелюзга» заинтересована в уничтожении пиратства, но не имеет средств, чтобы сие исполнить. Поэтому все идет прежней стезей, и тысячи христианских пленников каждый год пополняют застенки для рабов по всему побережью, от Киренаики до Марокко.

Ну, а государю Петру Алексеевичу и вовсе не до безопасности медитерранского судоходства. Своих врагов хватает. При воспоминании об оных размышления мои по поводу связи морского разбоя с торговым соперничеством повернулись другой стороной: как полезно было бы использовать приватиров для подрыва шведской торговли железом. Вообще-то русские каперы на Балтийском море уже действуют. Не далее как в прошлом году Сенат дал позволение поручику Ладыженскому и подпоручику Берлогену на шнявах «Наталье» и «Диане» охотиться на вражеских купцов. Странно видеть в сей должности армейских офицеров, но что делать? Голландцы смеются над нами: «Какая из морских держав самая сильная? – Конечно, Россия! У нее на каждый торговый корабль – по два военных!» Кроме того, что торговых моряков мало, три четверти оных – рижские немцы, еще вчера бывшие шведскими подданными. Доверия к ним недостает, чтобы подряжать на каперство. Сухопутным же поручикам перехитрить на море опытных, матерых шкиперов надежды мало. Недаром об их призах ничего не слышно.

Если б и были призы, захваты случайных шведских судов окажутся, скорее всего, неприбыточны. Большую часть грузов составляет лес; добыча по морскому праву должна продаваться в порту, из коего приватир вышел – то есть в Петербурге. Много ли тут выручишь? Все уйдет за бесценок, не оправдав затрат.

Выборочно добывать металлы и другие ценные товары – выгоднее, но и сложнее. Надо иметь людей в Лондоне, Амстердаме и Стокгольме и пересылать указания капитанам кораблей в море. Под видом рыбаков выходить на лодке, например… Или иметь посыльные суда под нейтральным флагом, маскирующиеся под обычных торговцев. Должны быть способы. Буде случится оказия, хорошо бы побывать в Дюнкерке и свести знакомство с тамошними каперами. Жан Бар, знаменитый партизан морей, давно умер от легочной простуды, но его товарищи живы. Мирные трактаты лишили их заработка, так отчего не помочь людям в трудных обстоятельствах?

Обширные планы, старые и новые, побуждали к действию, однако следовало дождаться ассекурационного письма от моего банкира, чтобы иметь возможность расплатиться с долгами. Как только шторм, остановивший сообщение Мессины с остальной Европой, утих, домоправительский мальчишка стал ежедневно бегать в почтовую контору и однажды пришел с пожилым служителем, крепко вцепившимся в плотный сверток. Старый и малый ревниво косились друг на друга, претендуя на одну и ту же награду. Дав по серебряной монетке каждому, я торопливо сломал печати. Дубликаты кредитных документов – вроде все правильно. А в этом пакете что?

От мэтра Вильена, нотариуса. «Покорнейше довожу до сведения вашего сиятельства: согласно обнаруженным документам, интересующая Вас персона скончалась в марсельской больнице для бедных во время морового поветрия двенадцатого года и похоронена на кладбище приходской церкви Св. Бригитты. Недвижимого имущества после покойной не осталось, вещи были проданы, чтобы оплатить погребение, отчасти же – розданы нищим. Выписка из церковных книг прилагается».

Выходит, я шестой год вдовец?! Несчастная Жюли… Значит, у нее никого не было: ни другого мужа, ни детей, вообще ни одного близкого человека? Когда-то мне хотелось ее убить, а теперь едва удалось сдержать слезы. Вспомнил, как сам лежал в беспамятстве после Прута. Однако сильно меня взволновало известие! Неужели на дне моей души еще сохранился остаток любви к этой женщине, вопреки всему пережитому из-за нее? Или именно потому и сохранился? Пусть у Боттичелли или в книжках ad usum Delphini богиня любви рождается из морской пены в идиллическом умиротворении. Знаем мы, как было на самом деле! Читайте Гесиода: такого кровавого безумия ни в страшном сне, ни в Преображенском приказе не увидишь.

Утешив совесть заупокойной мессой в кафедральном соборе, я двинулся в путь, из чистого упрямства избрав путешествие на корабле и совершив его на сей раз без приключений. Но русских гардемаринов в Керкире уже не застал: с началом осенних штормов галеры вернулись в Венецию, где юношей встретил агент Беклемишев с предписанием от государя оставить венецианскую службу и отправляться в Испанию, «понеже в гишпанском флоте скорее возмогут практику в баталии обрести». К счастью, сей расчет не оправдался, и в гибельную для испанцев битву у мыса Пассаро ни один из них не попал.