Генералы песчаных карьер - Гера Фотич

— Откуда у него эта машина? — снова возмутился Ткач.

— Выясняем, товарищ генерал! — Сидоров снова съежился.

— Выясните, доложите! — отрезал Ткач, — Свободны!

— Нет, подожди! — вернул уже направившегося к двери полковника Ткач, — что там у нас с проверкой?

По изменившейся физиономии Сидорова можно было сразу всё определить — желания говорить об этом, у него не было. Его лицо сморщилось, пытаясь приблизить лоб к подбородку, превращая брови, нос и губы в параллельные бугры.

— Плохо, товарищ генерал! — начал он тихо, — рвут и мечут! Все архивы перелопатили. Девушки не успевают им дела вытаскивать.

Что они там хотят найти, непонятно. Брали бы действующие и смотрели, как мы работаем. Нет, их интересуют прекращённые за смертью разрабатываемого. И всем подавай одно и то же. Где мы им столько дел таких найдём? У нас их в год не более двадцати.

— И что? — заинтересованно спросил Ткач.

— Что? — не понял Сидоров.

— Результат какой? — разражено повысил голос Ткач.

— Какой результат, товарищ генерал, они же нам ничего не говорят, всё пишут и пишут, — оправдываясь, продолжал Сидоров.

— Сам — то эти дела просматривал? — недовольно продолжал Ткач.

— Когда ж, товарищ генерал, если б знать, что они их выберут! — виновато гундосил в нос Сидоров, — А теперь дела у них. Что они там хотят наковырять, один бог ведает!

— Плохо, товарищ полковник разведка у тебя работает! — с укором констатировал Ткач, но в душе его промелькнула самодовольная волна, — В первый же день вместо того, чтобы машину Халюкову давать, надо было его водкой с утра напоить и всё узнать!

Как только Сидоров скрылся за дверью, он быстро направился к столу, прокручивая в голове свежий эпизод. Книга лежала открыта.

«… Очередное нападение на атомную электростанцию отбито доблестными сотрудниками милиции во взаимодействии с охраной. Только слаженные действия, грамотная расстановка сил и постоянные учения помогли и на этот раз спасти мирный покой наших граждан. Что было на уме этих маньяков, пытающихся прорвать неприступный кордон, будет досконально выясняться следствием. Быть может, где-то ещё скрываются соучастники этого хорошо спланированного преступления. Их нужно найти и обезвредить. Много сил понадобилось, чтобы захватить маньяков живыми. Но теперь они смогут рассказать, какую цель преследовали и чего хотели добиться…»

Эта мысль очень понравилась Ткачу, и он решил развить её на несколько глав. Чтобы на данном примере воочию показать слаженную работу правоохранительных органов. Он продолжал писать. Мысль текла ровно, со знанием дела и ему только оставалось периодически закреплять её на листе чистой бумаги.

К вечеру подтвердилось, что нарушителем был Халюков, который, не найдя понимания у коллег, выпросил автомашину в первом отделе и ринулся осуществлять на ней проверку, забыв удостоверение в гостинице.

В двадцать один час Ткач уже сидел у себя в кабинете, включив громкую связь на актовый зал.

— Вы что понаписали в своих отчётах? — с первых же слов стал повышать голос Сорокин и с каждой дальнейшей минутой заводился всё сильнее и громче, пока его интонации не превратились в рык, — целый день вы только и делали, что собирали компромат? Неужели в целом управлении не нашлось ничего позитивного? Не раскрывают преступления? Не задерживают преступников? Вы посмотрите — у них показатели средние по России. Что же тогда говорить о работе милиции в городах, где показатели ниже среднего? Вы же проверяющие от министерства. Вы должны быть объективны. Нас же сюда прислали не шашками махать, а оценить результаты работы. Где надо — подсказать. Где можем — помочь! По вашим отчётам их всех надо в тюрьму сажать. Значит все сейчас разошлись. В двадцать три часа жду исправленные отчёты у себя в кабинете.

Ткач ничего не понимал. В девять часов утра Сорокин собирался практически расстрелять всех сотрудников его управления, а теперь говорит об объективности. О том, что милиция работает, имеет хорошие результаты и обеспечивает нормальную жизнь в городе.

Он стал названивать в Москву. Долго ждать не пришлось.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Стариков, услышав рассказ Ткача, — это его видимо заместитель министра по головке погладил. Я в обед был у него на приёме и пересказал ему, всё то, что услышал от тебя. Вот видишь, реакция последовала незамедлительно. Интересно, кто дал Сорокину установку гнобить ваши структуры? Ты случайно не заметил, кому он отчитывается в Москву по телефону?

— Наверно своему начальнику? — вяло предположил Ткач.

— Не браток! — загадочно произнёс Стариков, — Это Москва, здесь всё по-другому. Попробуй-ка его прослушать, чтобы мы знали, с кем имеем дело!

— Понял, товарищ генерал, — бодро отозвался Ткач.

На этом разговор был окончен. Можно было ехать домой. Но желания не было. На душе было гадко, словно что-то недоброе должно случиться. Он вспомнил, что давно не был на кладбище у могилы отца. Эта весна, за подготовкой к инспекторской комиссии, пролетела как-то незаметно, и он против обыкновения не смог вырваться. А теперь уже в самом разгаре было лето. Вспомнил, что давно не навещал и свою мать. В майские праздники сильно пригрело солнышко, и она попросила, чтобы он перевёз её на дачу. Теперь, верно, там уже распустились цветы, и в запотевшем парнике начинает плодоносить рассада. Он вспомнил наполненный уютом и запахом деревенской печки маленький щитовой дом в садоводстве. Несколько полосок разработанной чёрной земли. Круглые клумбы с васильками и незабудками, кивающими набегающему ветерку. Будничную тишину, собирающуюся с силами, чтобы противостоять воскресному гаму пикников, и гремящей с участков разнообразной музыке.

Этих воспоминаний хватило, чтобы принять решение. Он набрал телефон жены:

— Сладенькая моя, — произнёс он как обычно, — я здесь недалеко от дачи моей матери. Оказался по работе, так ты меня не жди. Очень устал, заночую у неё. Заодно и навещу.

— Как хочешь, — безразлично ответила Татьяна, — только смотри, чтобы она тебя не отравила старыми консервами. Ты же знаешь, в каких магазинах она отоваривается!

Ткач выключил трубку и подумал, что экономия у матери в крови ещё с военных времён. И хотя в настоящее время денег у неё хватает, всё равно пытается купить, что подешевле не понимая, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Было уже одиннадцатый час, когда Ткач подъехал к дачному посёлку. Грунтовая дорожка слегка пылила, покрывая бледной желтизной ближайшие к ней участки огородов. Редкие торговые палатки были уже закрыты. Только один ларёк на повороте продолжал торговать спиртным. Около его открытой двери стоял толстый участковый и над чем-то посмеиваясь, общался с продавщицей. Увидев служебный джип с проблесковыми огнями, он сделал серьёзный вид и стал требовать у онемевшей от неожиданности девушки какие-то документы.

Ткач проехал мимо.

Зачем отбирать копейку у местного участкового — подумал он. Сам с такого же начинал!

Глава 26. Мать

Мать была в доме. Маленькая ростом, толстоватая семидесятипятилетняя женщина лежала на кровати поверх цветастого покрывала, глядя в старый ламповый телевизор. Шёл очередной сериал. Её круглое лицо, похожее на солнышко, лучиками, направленными от центра делило его глубокими морщинами на сектора. Узкие похожие на борозды, они безразлично перепахивали собой нос, глаза, губы. Грозя со временем превратить лицо в однородную пашню.

Увлечённая переживаниями чужих судеб, она не слышала, как подъехала машина, и как Ткач поднялся по разъеденным жуками доскам. Три ступени крыльца жалобно застонали под тяжестью генеральских шагов. На стук в дверь она вздрогнула и, ухватилась левой рукой за металлическую раму кровати. Медленно, тяжело потянувшись за рукой, села, свесив ноги вниз. Неторопливо нащупала носками ног шлёпанцы. Глубоко вздохнув и опираясь правой рукой о кровать, кряхтя, встала. Шаркая, направилась к двери и сбросила крючок.

Ласково улыбнулась, увидев сына. Горькая давняя обида, мельком выстрелившая откуда-то из глубины чувствительной памяти, заставила её на мгновенье поджать тонкие губы, сгустив морщины у рта. Но руки уже тянулись вверх, обнимая родную кровинушку. Ткач наклонился и поцеловал мать, прижимая к себе лёгкое старушечье тело:

— Можно я у тебя переночую? Так устал от городского шума!

— Конечно сыночек, можешь даже пожить у меня здесь, — лепетала мать, — у тебя ведь машина государственная. Какая ей разница, куда за тобой приезжать. А до города здесь совсем не далеко!

Она засуетилась у плиты.

— Сейчас я тебе котлетки разогрею, вермишель отварю, привычно произносила она, отворачиваясь к холодильнику, выкладывая на стол съестное.

— Мама не надо ничего, — успокоил её Ткач, обняв сзади полные, давно потерявшие упругость предплечья, — я сыт. Вот если только чайку.