Фанаты. Сберегая счастье - Юлия Александровна Волкодав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обедают они в каком-то придорожном кафе. Водитель заверил, что «очень приличное место». Сашка скептически косится на меню в файловой папке, листы которого распечатаны на принтере. Последний раз нечто подобное она встречала во времена учёбы в институте. Но Всеволод Алексеевич невозмутимо изучает ассортимент, отводя папку подальше от глаз — очки с собой никто не брал. Сокровище заявило, что книжки читать ему всё равно будет некогда, а телевизор может и так посмотреть. Мол, дома целее будут, и вообще, чем меньше вещей, тем лучше. Сашка спорить не стала, тем более, что всё нужное: лекарства, его конфеты, сумочку с глюкометром и всеми причиндалами к нему, и даже домашние тапочки для Всеволода Алексеевича, которые он наотрез отказался брать, запихала себе в чемодан.
— Я буду куриный суп с домашней лапшой, — сообщает Всеволод Алексеевич, щурясь. — И сырнички. И чай.
Сашка не настолько доверяет таблеткам от укачивания, чтобы плотно обедать, ограничивается только супом. И сразу, как его приносят, понимает, что никакая это не домашняя лапша. Мало того, что она самая обыкновенная, фабричная и дешёвая, из особенно опасного для Туманова сорта муки — дома Сашка использует только безглютеновую. Гораздо хуже, что бульон тоже не из курицы, а из банального кубика.
— Вкусненько как, — удивляется Всеволод Алексеевич. — А по виду и не скажешь, что приличное место.
Всеволод Туманов сидит на пластиковом стуле, за столом, покрытом липкой клеёнкой, и лопает суп из бульонного кубика. Сюрреализм какой-то. И конечно ему «вкусненько», в тарелке вся таблица Менделеева, с усилителями вкуса и прочей дрянью.
Но Сашка героически молчит, потому что выбора у них всё равно нет. Голодным его оставлять нельзя, с собой она как-то не додумалась супчик в термос налить. Да он бы и не стал на ходу есть, скорее всего. Можно представить, во что превратился бы салон Мерседеса.
Сырники по умолчанию полили сгущёнкой. И Сашка ловит его растерянный взгляд, когда официантка приносит тарелку. Ну да, в нормальном заведении хотя бы спросили, чем поливать и поливать ли вообще. А скорее, подали бы сгущёнку, сметану или джем отдельно. Вот почему Сашка не любит вылазки в незнакомые места. Лёгким движением более-менее безопасная еда превращается в опасную.
— Ещё одну порцию принесите, но ничем не поливайте, пожалуйста, — максимально миролюбиво говорит Сашка и забирает у него тарелку. — А эти я съем.
Туманов вздыхает с явным облегчением. Он тоже сегодня настроен миролюбиво и не хочет ни с кем ругаться.
— Сашенька, тебе понравится, — вдруг говорит он.
— Что именно? Сырники? Ну ничего так. Творог мог быть и подороже, но в целом…
— Я про поездку, — улыбается Всеволод Алексеевич. — Про наше путешествие. Ну разве плохо? Смена обстановки, новый город…
— Село.
— Неважно. Там наверняка есть, что посмотреть. Мне организаторы рассказывали про какой-то уникальный музей глиняной игрушки и церковь.
Сашка хмыкает.
— А вы уже выучили, в какую сторону креститься надо? С прошлого раза. С каких пор вы полюбили гастроли по ебе… кхм… По дальним уголкам нашей необъятной Родины, я хотела сказать.
— С тех пор, как они стали случаться раз в год, — серьёзно отвечает Туманов, и у Сашки пропадает желание язвить.
Действительно, чем ты недовольна? Радуйся, что у него есть силы и желание куда-то ехать и что-то делать. Что в вашей с ним жизни есть чёртовы Верхние Ели, затрапезное придорожное кафе и суп из бульонного кубика. И он есть, всё ещё. Сидит, ложкой сырник ломает, потому что нож с вилкой ему не принесли. Пойти, что ли, скандал устроить? Сашка косится в сторону барной стойки, возле которой официантка болтает с барменом. А, пусть живут. Сокровище и ложкой неплохо справляется.
Последние несколько часов пути она даже позволяет себе подремать. Удобная всё-таки машина — Мерседес. Ей, с её маленьким ростом, в кресле можно устроиться не хуже, чем в кровати. Всеволоду Алексеевичу посложнее, но у него же есть суперспособность спать в любой позе. Впрочем, он не спит, смотрит в окно, следит за дорогой. Набирается впечатлений. Сашке казалось, он давно перестал реагировать на пейзажи за окнами, местные достопримечательности и вообще смену городов. В те годы его работы, которые она застала, он концентрировался только на концертных площадках, самом выступлении, интервью с журналистами. Он не задерживался за кулисами, не засиживался за столом, если случался обед с организаторами гастролей. Быстро ел и уходил к себе в номер, закрывался ото всех. А теперь надо же, по сторонам смотрит. Соскучился? Ну конечно соскучился. Это же и есть его настоящая жизнь, была и останется.
Верхние Ели погодой не радуют: небо обложено тучами, моросит дождь. Но здание гостиницы, к которому подъезжает машина, выглядит на удивление прилично: каменное, в два этажа, крыльцо с лесенкой. Похоже на чью-то бывшую усадьбу. Их уже встречают. На крыльце девушки в кокошниках, с традиционным караваем. Едва Туманов вылезает из машины, начинают петь что-то задорное. Сашка народное творчество никогда не любила, и слов не различает.
— Началось в колхозе утро, — ворчит она не слишком громко, чтобы сокровище не услышало.
Нет, ну правда, никакой фантазии. Всю жизнь одно и то же. Даже она на караваи и девок в народных костюмах успела наглядеться. А ему-то как весело… Но ему, похоже, и правда весело, без иронии. Улыбается, отщипывает крошечный кусочек от каравая, жмёт руку какому-то мужику, видимо, организатору. Водитель вытаскивает из багажника их чемоданы и заносит в гостиницу. Сашка держится в стороне, позволяет Всеволоду Алексеевичу в полной мере насладиться ситуацией и вниманием к его персоне. А сама разглядывает из окна пригорок напротив гостиницы. В центре пригорка эстрада явно советской постройки и деревянные лавочки перед ней. Только не говорите, что выступать Всеволоду Алексеевичу предстоит именно там.
— Вот здесь завтра соберутся ваши почитатели, Всеволод Алексеевич, — радостно сообщает мужик, попутно представляясь Сергеем Сергеевичем. — Всё село придёт, уж вы не сомневайтесь. И ещё из соседних приедут. Соскучились по вам зрители, ой как соскучились.
На
