Затерянный остров и другие истории - Полин Джонсон

— Он просто зверь!.. Негодяй!.. Дебил! А еще называет себя человеком! — раздались со всех сторон возгласы возмущенных ребят.

— Вот именно, человеком, — заключил отец Бенсона, — который во всем превосходит ломовую лошадь, однако она-то поняла, какую именно ногу надо поднять. Я убежден, если бы у этой лошади было столько же ног, сколько у сороконожки, она бы все равно поднимала их одну за другой, пока не освободила бы собачонку. Честное слово, ребята, будь у меня надежные сподвижники, я бы учредил» Клуб защиты животных «, чтобы…

Закончить фразу ему не дали. Мальчики окружили, буквально облепили его, прося и требуя помочь им организовать такой клуб, помочь им познакомиться с привычками и повадками разных животных и даже научиться читать их» мысли «, а главное, чтобы защитить их от грубого и жестокого обращения. Они проголосовали за то, чтобы отец Бенсона стал их почетным президентом. Словом, по домам они разошлись самыми счастливыми мальчиками на свете. Но прежде чем разойтись, самый застенчивый и маленький среди них по имени Джимми Даффи, доселе молчавший, поскольку не мог перекричать более голосистых, задал вопрос:

— Мистер Бенсон, вы на самом деле считаете, что ломовая лошадь думала и рассуждала так?

— Конечно, дружок! И говорила на своем незатейливом лошадином языке, которого мы не понимаем, хотя полезно было бы, — ответил мистер Бенсон.

Очень скоро» Клуб защиты животных» с Северной улицы обрел широкую известность, а его влияние уже чувствовалось во всех кварталах города. За жестоким возчиком, чье бесчеловечное обращение со своей лошадью и послужило началом создания этого клуба, было установлено наблюдение, за чем последовало сообщение в полицию, и уже в полиции с ним строго поговорили о рукоприкладстве и прочих наказаниях, какие выпадают на долю его лошади. А в результате со временем он сам стал разделять взгляды «Защитников животных» на свое собственное грубое отношение к лошади, так что спустя два месяца его действительно можно было назвать человеком симпатичным и обходительным.

— Даже если бы ваш клуб не сделал ничего, кроме перевоспитания этого человека, которого вы научили сердечнее относиться к своей лошади, и то, значит, вы создали его не зря, — высказал по этому поводу свое мнение мистер Бенсон однажды вечером, когда он опять заглянул на одно из их заседаний. — Так держать, ребята! Наши четвероногие друзья верно служат нам и в ответ заслуживают наше уважение.

И мальчики упорно и честно следовали этому совету. Бездомные кошки, бродячие запаршивленные собаки, отощавшие лошади, заброшенные коровы, уличные воробьи, голуби, синекрылые сойки находили у них защиту, заботу и спасение от всяких напастей этой зимой.

Мистеру Бенсону даже удалось так распределить свои вечера, что он выкраивал часок, чтобы присутствовать на очередной встрече клуба. Его рассказы о привычках и повадках птиц и зверей особенно нравились мальчикам потому, что этот живой, с открытым сердцем человек обладал чудесным даром подмечать в характере и поведении любого живого существа все самое забавное и смешное. Так, например, жесткошерстного терьера он называл комиком, а лося — трагиком. Черного медвежонка — клоуном, рысь — разбойницей, а перелетных птиц — невидимым сладкоголосым хором. Да еще ко всему он, как правило, предлагал захватывающую историю, оправдывающую то или иное сравнение и кличку.

Частенько все члены клуба покатывались со смеху, когда он подражал ужимкам разных зверей и походке птиц. А минуту спустя они становились серьезны, когда слушали захватывающую, трогательную историю об охоте на мать-олениху, которая пыталась защитить своих маленьких оленят, или про лиса-отца, павшего от быстрой пули, когда он совершил налет на курятник, чтобы прихватить добычу для своих симпатичных остроносеньких лисят, свернувшихся клубочком под боком у матери в далекой норе.

Мальчики слушали, учились, смеялись, и, когда открылась первая весенняя страничка календаря, возвещавшая начало нового бейсбольного сезона, единственно, о чем они сожалели, это, что встречи их клуба теперь будут отложены до осени.

В конце апреля отца Джимми Даффи вызвали по делу в Буффало. Накануне отъезда от сказал:

— Какая досада! Ехать в такую даль ради беседы всего-то на час. Из-за одного часа потеряю целый день. А впрочем… скажи-ка… Джимми, ты видел когда-нибудь Ниагарский водопад?

— Нет, папа, — ответил Джимми, и лицо его осветилось надеждой.

— Тогда будь готов, завтра поедешь со мной. К полудню с делами я уже покончу и до темноты других дел, кроме водопада, у нас не будет. Домой вернемся вечерним поездом. Ты не возражаешь?

Джимми даже онемел от восторга. Уже сколько лет он мечтал увидеть Ниагарский водопад! Но в семье были старшие братья и сестры, и до сегодняшнего дня казалось, его очередь никогда не придет. Наконец мечта сбылась! Поездка состоится. Он проведет весь день с папой, будет гулять вокруг водопада, любоваться чудом, слушать несмолкаемый гул воды, падающей с огромной высоты.

В эту ночь Джимми никак не мог уснуть; задолго до отхода поезда он был уже на ногах, запасся чистым носовым платком, проглотил на завтрак яичницу и уселся на ступеньки переднего крыльца в беспокойном ожидании, пока отец его не спеша ел, спокойно поглядывая на карманные часы, потом отодвинул стул и прошел быстро в гостиную, поглядел, какая погода, взял легкое пальто и шляпу, попрощался с миссис Даффи и позвал:

— Пошли, Джимми!

Но Джимми уже был у калитки, маму он поцеловал на прощанье еще час назад, и вот решительным шагом они отправились к станции. Мистер Даффи молчал, мысленно сосредоточившись на предстоящей деловой встрече. А Джимми пританцовывал, насвистывал что-то, весь на взводе от возбуждения, зарядившись им на целый день.

До Буффало езды было три часа. Потом бедному Джимми пришлось сидеть в душной приемной учреждения, пока отец беседовал с каким-то человеком за стеклянной дверью. Джимми казалось, они никогда не кончат, однако ровно через час дверь открылась, и он услышал, как тот человек, с которым беседовал отец, сказал:

— А теперь, мистер Даффи, не пойти ли нам в мой клуб, чтобы пообедать там?

— Благодарю, мистер Браун, но только не сегодня. Со мной мой младший сынишка, мы собираемся полюбоваться на водопад. Джимми никогда еще его не видел.

— Прекрасно! — одобрил мистер Браун. — Приветствую! Все равно, что самому снова стать мальчишкой, верно, Даффи? Что ж, желаю хорошо провести время, удачи вам! — И стеклянная дверь закрылась.

Итак, с делами было покончено, и отца Джимми словно подменили. Он болтал, шутил с сыном, смеялся; они прекрасно вдвоем пообедали, прокатились еще раз на поезде и в два часа уже стояли на самом краю пропасти, любуясь знаменитым Ниагарским водопадом, с шумом низвергающимся вниз к их ногам. Столб туманной мглы, сверкающие радуги, гигантские потоки воды, скачущие и рычащие, словно миллион волков, — все кружилось, вертелось перед глазами Джимми, как в чудесном сне. Он следовал за отцом, ошеломленный, в полном восторге.