Последний Танцор - M. Поповец

Чжао Пен может рассчитывать на очень незначительный процент японских голосов, и рост его рейтинга не ожидается ни при каком повороте событий.

В Австралии было плохо, в Японии еще хуже.

Слава богу, хоть без покушений на убийство обошлось. Миротворцы арестовали пару идеологов из «Красной Армии» по подозрению в подрывной деятельности за неделю до визита Риппера, но без всяких последствий. Тем не менее в системе безопасности имелись просчеты, а в подготовке — провалы, и Риппер замечал все это. Его отношения с Дэнис и Ичабодом окончательно испортились и свелись к чисто деловым.

В Австралии они провели два дня; в Японии Риппер за четыре дня выступал четырнадцать раз. Его рабочий день был перегружен; даже при самых удачных обстоятельствах такой распорядок показался бы выматывающе тяжелым. Они прилетели в Японию во вторник, 5 мая. Это был самый легкий день в графике Риппера: на день прибытия планировалось всего две речи. В среду предполагалось четыре выступления, в четверг пять и еще три в пятницу. К среде Дэнис дошла до такого состояния, что перестала разговаривать с Дугласом, только отвечала на его вопросы или принимала участие в обсуждении каких-то дел. Ночью она спала вполглаза, сидя на диване в их номере отеля с оружием, лежащим рядом, а Риппер храпел в кровати один. В четверг его настроение стало настолько отвратительным, как будто он встал не с той ноги, да и дальше улучшений не предвиделось. Только перед толпой он держался бодро и всем своим существом излучал оптимизм.

В четверг он дважды выступал в Токио: на митинге и перед группой спонсоров, и по разу в городах Иокогама, Киото и Кобе.

Это опять повторилось в Киото.

Она стояла сразу за Риппером, держа пистолет под пиджаком и оглядывая толпу. Внезапно снова вернулась головная боль, и все люди оказались голыми, без кожи; превратившись в коллекцию нервных систем, похожих на мерцающие синие сети. А в самой глубине толпы, там, где слушатели стояли совсем вплотную, вздыбилось танцующее золотое пламя с холодным черным центром — столб света, фонтаном вздымающийся из гущи людей в небо.

Она несколько раз моргнула, после чего видение исчезло и не возвращалось больше.

К тому времени, как закончилась последняя речь Риппера, в Кобе было уже почти десять часов вечера, и все они, включая Дэнис, валились с ног. Риппер заснул в лимузине по дороге в Токио, в их отель. Брюс и Джон сидели впереди, Дэнис, примостившись на заднем сиденье вместе с Риппером и Ичабодом, обнаружила, что не в состоянии расслабиться.

Она касалась кожи Риппера и смутно ощущала его сны, беспокойные и невеселые, краешком задевавшие ее мысли. Обычно его сны — нежные, четкие и добрые — были ей приятны. Но в этот раз они оказались совсем не такими.

Дэнис слегка отодвинулась от Риппера, чтобы не касаться его, и поняв, что Ичабод заметил это, закрыла глаза и попыталась заснуть.

Они вернулись в Капитолий рано утром в субботу, за два часа до рассвета. Дэнис проводила Риппера до въезда в город, остановила машину, сухо попрощалась игфошла пешком четыре километра до квартиры Роберта Дазай Йо.

Патрули миротворцев дважды останавливали ее, проверяли комп-идентификатор и сетчатку глаза. Она терпеливо и вежливо переносила это — ведь они проверяли не только личность, но и отношение к властям — и по окончании проверки продолжала путь.

Уже рассветало, когда она добралась до дома, поднялась по лестнице и вошла в комнату наставника.

Как она и ожидала, Роберт сидел в центре тренировочного татами, встречая восход солнца. Она знала, что всю ночь он занимался: растяжки, поднятие тяжестей, упражнения на ускорение, а может быть, даже танцы, хотя за последние десять лет его жизни это сделалось чрезвычайно редким явлением.

Оставшийся до рассвета час он сидел и медитировал.

Дэнис сняла туфли и присоединилась к нему.

Роберт не проронил ни слова, пока не поднялось солнце и его свет не полился сквозь высокие восточные окна, по-настоящему осветив зал. Он дышал медленно, и Дэнис стала дышать в такт, чувствуя, как напряжение поездки оставляет ее. Она смотрела на Роберта, а тот — на солнце; свет падал ей на плечи и спину, согревал, расслабляя тугие сгустки мышц.

Немного позже Роберт заметил:

— Ты выглядишь так, словно тебя подобрали на задворках Фринджа.

— Ужасно себя чувствую.

— Вижу.

— Я люблю Дугласа.

— Знаю.

— И ненавижу свою работу.

— Я знаю.

По полу медленно ползли тени.

— Что ты делаешь сегодня вечером?

— Пока никаких планов. — Дэнис задумалась. — Моя подружка Тарин Шуйлер сегодня танцует в мюзикле, но не на Бродвее. Она меня приглашала прийти посмотреть. Но это можно сделать в другое время, пьесу будут играть еще пару недель как минимум.

Роберт наконец открыл глаза. Его лицо показалось Дэнис мрачным.

— Ты лучшая ученица из всех, которые у меня когда-либо были, единственная, кого я думал научить шиабре. Я никогда не видел, чтобы люди двигались так, как ты, и до недавнего времени не сомневался в том, что ты способна постичь все, чему я в состоянии научить.

— Но... я полагала, что как раз в этом сомнений быть не может. Все, что ты мне показывал, я схватывала...

— На лету, — кивнул Роберт. — Никогда не видел, чтобы учились так быстро. Но движение, перемещение — это еще не суть шиабры, так же как форма Тай Чи не является смыслом Тай Чи. Ты никогда не задумывалась, что я имею в виду под шиаброй?

— Ты же знаешь, что задумывалась. И не раз.

— И что ты себе представляла?

— Я считала, что это учение, придуманное тобой самим, — ответила Дэнис. — И что оно похоже на другие боевые искусства, -известные мне.

Роберт кивнул:

— Движение — это не учение, но движение можно изобразить, и его изображали. Шиабра была первой. До карате, до дзюдо, до айки-дзюцу, до того, как в Японии открылись первые школы кендзюцу — до всего этого уже существовала шиабра. Это более чем искусство, более чем система защиты и нападения;. это непосредственное общение с Божественным.

— Ты говоришь как приверженец Викки.

— Не исключено, что в своих самых темных аспектах Викка имеет какое-то отношение к шиабре. Я не слишком знаком с Виккой, разве что в общих чертах. Просто чтобы понять, что оно, как и многие другие религии и учения, несет в себе отголоски шиабры. Это очень древнее учение, Дэнис, и очень реальное. Когда я говорю о связи с Божеством, это отнюдь не преувеличение. Шиабра переводится на английский как «путь в ночи». И в ней есть самое главное. — Роберт замолчал, не сводя с нее глаз. — Убийство.

— Понятно.

— Не уверен, что тебе понятно. Ты когда-нибудь кого-нибудь убивала?

Где-то в глубине ее памяти мелькнуло смутное воспоминание, но она тут же отогнала его, даже не сознавая, что делает это.

— Кажется, нет. Тот парень в Португалии выжил.

— Знаю. Когда ты стреляла в него, что ты ощущала? Восторг? Ликование? Всепоглощающую радость?

— Нет! Ничего подобного! Я просто испугалась. — Сама не зная почему, Дэнис вдруг призналась: — Я однажды стреляла в каких-то миротворцев. И еще один человек погиб, когда гнался за мной. Но мне это вовсе не доставило радости.

Роберт согласился. Он не выглядел удивленным.

— Думаю, случайная смерть — это далеко не то. Если с тобой когда-нибудь такое случится, я имею в виду, выпадет возможность своими руками забрать чью-то жизнь, мне будет интересно узнать твою реакцию.

— Убивать — это плохо! — с жаром воскликнула Дэнис. Роберт Дазай Йо снисходительно улыбнулся:

— Многие люди так считают. И для большинства так оно и есть. Просто они не умеют делать это правильно. Если ты будешь убивать, я не сомневаюсь, что ты будешь делать это самым изысканным способом. Настоящее Убийство, девочка, — это искусство высочайшего класса. Когда-нибудь ты оценишь это. — Он медленно поднялся и посмотрел на солнце, вытянувшись во весь рост в своем белом спортивном костюме. — Я иду спать. Приходи в гости вечером.

— Ты не против, если я останусь сегодня здесь? Роберт сошел с татами:

— Пожалуйста. Гостевая комната свободна.

— Просто у Риппера остались ключи от моей квартиры. Роберт пожал плечами и бросил, не оглядываясь:

— Он заплатил за нее.

— Да. Думаю, заплатил, — согласилась Дэнис.

По субботам у Роберта не было занятий: один день в неделю он оставил для себя.

Дэнис провела весь день, танцуя и при этом постоянно меняя жанр и темп музыки. Классический джаз и рок, медленные произведения, написанные для балета, музыка «фьюжн» начала века, следом синкопы пятидесятых годов, а затем бразильский джаз шестидесятых. Она двигалась сквозь звуки, как призрак, теряя себя в ритме танца, погружалась в музыку до тех пор, пока тело не отказалось ей больше подчиняться.