Заговор против террора - Алекс Маркман

— Мы все согласны с вашими мудрыми идеями, — дипломатично отозвался Маленков. — Разумеется, более серьезное следствие неоспоримо докажет, что враждебная идеологическая платформа Вознесенского является базой для сепаратистского заговора отделить Российскую Федерацию от Советского Союза.

— Вот, ты и займись вплотную бандой Вознесенского, — сказал Сталин. — Проконтролируй работу Абакумова и его следователей. А ты, Лаврентий, — обратился он к Берии, — займись делами ЕАК и врачей. Слишком много там евреев. Вся медицина, даже в Кремле, в их руках. Доверить здоровье правительства сионистам и не проверить их работу? Это будет непростительно.

— Спасибо за доверие, товарищ Сталин, — имитируя энтузиазм, поспешил поблагодарить Берия, проглотив при этом горький комок. Как Маленкову, так и ему Сталин поручил невыполнимые задачи. Фальсификацию документов в таком масштабе, в каком требовалось для суда, выполнить было просто невозможно. Но даже если бы это удалось сделать, то подготовить обвиняемых и свидетелей, заставить их заучить свои роли и объяснения и успешно провести открытый суд — это уже за гранью реальности. А если дела будут переданы в ОСО, судьба Маленкова и Берии повиснет на волоске. Абакумов, разумеется, уже обречен. Спасти его может только смерть Сталина. Поплатится Абакумов за преданность вождю. Поплатится.

Сталин сел и несколько раз глубоко вздохнул. Он заметно устал от короткого разговора.

— Докладывайте мне, когда будут сдвиги в этих делах, — закончил разговор Сталин. — Можете идти.

Выйдя из кабинета Хозяина, Маленков схватил Берию за рукав, не в силах сдержать возбуждение.

— Я не в очень хороших отношениях с Абакумовым. — начал он, но Берия не дал ему закончить.

— Знаю, знаю. Я сейчас же поеду на Лубянку и на месте ознакомлюсь с состоянием дел. Посоветую кое-что Абакумову, чтобы он побыстрее угодил в яму. Встретимся завтра, Георгий.

Глава 3

Министр госбезопасности отвечал на вопросы Берии спокойно, по-деловому сухо. Но от Берии не ускользнули следы озабоченности и беспокойства на его волевом, суровом лице: вертикальные морщины пересекли лоб, а широко раскрытые, не мигающие глаза как будто ждали ответа на вопрос, который нельзя было задать.

— Что касается ЕАК, — продолжил он, непроизвольно сжав пальцы правой руки в кулак, — большого прогресса в этом деле нет. К открытому суду мы не готовы. Если развернуть его до крупного масштаба, тогда окажутся втянутыми члены Политбюро, и тут уж по_ настоящему начнется чехарда. Приказ от Сталина был прямой: найти нити заговора или подрывной деятельности, тянущиеся наверх. Я хочу задать вам откровенный вопрос, Лаврентий Павлович. Опять готовится 37_й год?

Берия поправил пенсне, чтобы скрыть свое удивление. Он не ожидал от министра такой неосмотрительности. Однако в следующий момент понял, что это было не так уж глупо.

Министр стоял перед неразрешимой дилеммой, и любая дорога вела его в пропасть. Если и мог кто спасти его, так это Берия. И он ответил откровенностью на откровенность, в которой была смертельная доза яда.

— Ты знаешь, что, когда я занял пост министра НКВД в 1939 году, я остановил почти все процессы, а многих осужденных даже освободил. Не мог я все полностью прекратить, не тебе это объяснять, ты ведь на этом посту уже пять лет. Ситуация сейчас не простая, слов нет, но мы должны приложить все усилия, чтобы не допустить повторения 37_го года. И мне, и тебе понятны последствия.

— Что вы посоветуете, Лаврентий Павлович?

— Притормози дела с евреями. Сконцентрируйся на Ленинградском деле. Оно касается только Ленинградского обкома. Вознесенский — единственный член Политбюро, который связан с ним. За время, пока это дело тянется, многое может произойти.

Он замолчал, чтобы подчеркнуть важность того, что не было произнесено вслух. Берия не сомневался, Абакумов понял намек. Сталин был очень плох и собирался ехать в Абхазию лечиться. Смерти его ждали все, и ждали с нетерпением, надеясь на скорый исход. Это стало бы решением многих проблем, сотворенных вождем на пустом месте. У Абакумова явно есть вся информация о здоровье своего хозяина. Хотя он и беззаветно ему предан, но смерти ожидает с неменьшим нетерпением, чем все члены Политбюро. Уж он_ то знал, кого после смерти Сталина назначат козлом отпущения за подобные процессы.

— Маленков торопит с евреями, — прервал молчание Абакумов. — Провести открытый суд, на котором будут присутствовать иностранные журналисты, мы не можем. Неужели Маленков не понимает, какого рода процесс мне нужно готовить?

— Понимает, понимает. Он тоже выполняет приказ. Нужно лавировать, пока это возможно. Как обстоят дела с врачами?

— Относительно врачей. Дело затеял Рюмин и подобные ему ретивые следователи. Они не понимают, куда все это может привести. У них ума не хватает, чтобы понять: для доказательств на открытом суде нет и никогда не будет достаточно данных. Нужно не только признание вины, но и ее документальное подтверждение. И это подтверждение должно относиться к тому периоду, когда неправильное лечение применялось, или умышленно неправильный диагноз был поставлен. Аэтот Этингер. Профессор, мировое светило, суд не обойдется без привлечения и других светил Кремлевской больницы.

Абакумов смолк, ожидая, пока Берия переварит то, что он сказал. Но Берия все понял раньше, чем Абакумов договорил. Привлечь других врачей без санкции Сталина было бы безумием. Даже арест не сойдет ему с рук. А если он такое разрешение получит, то вся ответственность за подготовку к открытому суду ляжет на него, Абакумова. В случае, если открытый суд не будет подготовлен, Абакумова поставят к стенке.

Не дождавшись реакции Берии, Абакумов придвинул ему исписанный лист бумаги.

— Прочтите, Лаврентий Павлович, жалобу одного из следователей, — сказал он. — В ней вкратце неплохо изложено существо вопроса.

Берия быстро прочел исписанный четким почерком лист бумаги, занес в свою память имя и фамилию следователя, указанные в конце докладной, и поднял глаза на министра.

— Что вы собираетесь с ним сделать? — спросил Берия.

— Пока не знаю. Мы могли бы его арестовать или отправить на периферию, ведь нам нужны такого рода следователи, либо.

— Оставьте его, — перебил Берия. — Нам он здесь пригодится. Все может неожиданно поменяться. Значит, нет никаких документов, или хотя бы разных мнений врачей? — спросил Берия.

Абакумов помедлил с ответом и, осторожно подбирая слова, продолжил:

— Наши следователи тщательно изучили материалы, касающиеся лечения Щербакова. Никаких противопоказаний к предписанному лечению не было. Если не учитывать его пристрастие к водке: алкоголь мог повлиять на действие лекарств, но по этому пути мы пойти не можем.

Поднаторевший в интригах министр госбезопасности Абакумов и изощренный политик, всемогущий Берия уставились друг на друга в ожидании, кто первый сделает неверный шаг. Берию мало занимало то, что Абаумов сказал. Гораздо более интересным было то, что он не сказал. А не сказал он важную, если не решающую все дело информацию. Почти два года назад он представил Сталину записку Лидии Тимашук, заведующей отделением кардиологии Кремлевской больницы. Она утверждала, что диагноз медицинских светил относительно здоровья Жданова был неверным. Более того, она подтверждала свои выводы кардиограммой. Это же настоящая находка для такого дела! А Абакумов об этом не упомянул. Берия знал, что в настоящий момент Абакумов читает мысли Берии и ожидает его указаний насчет Тимашук. Но ни Берия, ни Абакумов не имеют ни власти, ни желания расширять дело врачей по собственной воле, а уж тем более без санкции Сталина.

Берия поправил пенсне, едва скрывая радость. Попался Абакумов. Если вождь не отойдет на тот свет в ближайшее время, министра ждет расстрел, и ничто его не спасет.

— Я хочу побеседовать с этим следователем, — сказал Берия. — Приведите его ко мне.

— Сейчас, Лаврентий Павлович, — с готовностью ответил Абакумов, вскочив со стула. — Подождите минутку.

Абакумов вышел и вскоре вернулся с молодым, серьезным человеком, который сразу понравился Берии. Увидев Берию, следователь на секунду оробел, но быстро взял себя в руки.

— Я вас позову, — обратился Берия к Абакумову. Министр молча вышел из кабинета.

— Вы написали смелую, правдивую докладную, — начал Берия. — Я в курсе дела, какая сложная обстановка сейчас в следственном отделе. Поверьте мне, товарищ Селиванов, что скоро все наладится и в МТБ опять будет нормальная обстановка.

— Я верю в это, товарищ Берия.

«Немножко наивный, но понятливый, — решил Берия. — Такие мне пригодятся». Вслух он продолжил:

— Все честные люди, как в вашем министерстве, так и в правительстве, должны объединить свои силы против тех, кто готов нарушить закон ради карьеры или других личных выгод. Я ищу таких людей, как вы, Кирилл. Мне нужна их помощь и решимость изменить обстановку, чего бы это ни стоило.