Клуб желаний - Ким Стрикленд

— Помнишь то старое, очень старое кино, что мы с тобой снимали? Сразу после колледжа? В нашей первой квартире на Веллингтон?

Джон, не закрывая холодильник, с ухмылкой обернулся к ней. Очень немногое, кроме секса, могло отвлечь его мысли от еды.

— Еще бы. А что? Хочешь повторить? — Он игриво подмигнул.

Гейл хмыкнула в ответ.

— Просто я тут гадала: где может быть кассета? Лет сто мне не попадалась, а теперь, когда ребята подрастают… Ты не помнишь, куда мы ее припрятали?

— В надежное место, чтоб знать, Где искать. — Джон вытащил майонез, копченую колбасу, сыр и захлопнул холодильник. — Как прятали, помню, — хохотнул он, — а вот куда, ни малейшего понятия!

Гейл снова забарабанила по кассете.

— Да в чем дело-то? И впрямь хочешь устроить сегодня киношную ночь?

— Нет… Тут совсем другое. Вот это, — она подняла кассету, — было у мальчиков. Этикетки нет, ну я и задумалась. Сам понимаешь, а вдруг?

Джон пожал плечами и вытянул из хлебницы белый батон, проигнорировав ржаную цельнозерновую буханку.

— Она где-нибудь здесь, точно.

— Хм-м.

— Если тебя это так волнует, давай поищем. Думаю, у нас в спальне или в какой-нибудь коробке на чердаке, с последнего переезда. Найдем, короче. Не могли же мы ее отдать.

— Отдать? — взвизгнула Гейл.

— Говорю же — мы наверняка ее не отдали.

— Когда мы могли ее отдать?

— Я уверен, что мы этого не сделали. На благотворительность отдавали одежду, книги и всякое такое. А от кассет, по-моему, вообще никогда не избавлялись.

Гейл не стало спокойней. Ей стало еще хуже. Отдали? Только не это.

Джон отхватил разом чуть не половину сэндвича.

— Как ты можешь? Мы ж только что ужинали.

Джон, не переставая жевать, снова ухмыльнулся:

— Тебе следовало бы знать, что я человек ненасытный.

Огромный белый холст простирался перед Джил, как арктический пейзаж, — холодный, предвещающий недоброе, леденящий все, до последней капли, творческие силы в душе. Она сидела на металлической табуретке, вытянув ноги и упершись взглядом в омерзительный холст размером два на два с половиной метра, который висел на задней стене студии. Большой холст. Якорь спасения ее выставки. Вот уж поистине — якорь. Стоит на него взглянуть, как чувствуешь — тянет ко дну.

Что стряслось? Все шло так хорошо. Она успешно готовилась к выставке, и вдруг — фью! — ничего. Ни вдохновения, ни стимула — все рухнуло.

Ей приходила в голову мысль, что это каким-то боком касается ее высказанной мечты о творческом вдохновении. Могло аукнуться ее желание? Да еще так круто? Вряд ли. Первое-то, насчет идеального мужчины, сбылось на все сто процентов.

Грех жаловаться. Мэттью лучше всех. Смешно: чем меньше он подталкивает ее к серьезным отношениям и обязательствам, тем чаще она сама об этом задумывается. Чем меньше он старается влезть к ней в душу, тем сильнее ее желание открыться перед ним.

До сих пор Мэттью ни разу не прерывал уютного молчания вопросом: «О чем ты думаешь?» Смертельный приговор — вот как она называет этот вопрос. Всякий раз, когда она слышала эти слова от кого-нибудь из своих парней, ей хотелось удрать. Как правило, так она и делала. А Мэттью не тратит ни время, ни силы на то, чтобы получше узнать ее; он спокойно наблюдает, как развиваются их отношения, — разве это не чудесно?

Неделю назад он начал ее портрет. Уговорил позировать в красном бархатном платье с голыми плечами, и чтоб ее черные волосы спускались по обеим сторонам соблазнительно глубокого декольте. Смотреть на свою работу Мэттью не разрешил — хочет, чтобы она дождалась, пока он закончит, и увидела готовый портрет. Один раз, впрочем, когда он вышел, она подглядела.

И хотя успела вернуться к своему месту и уже разминала затекшую шею и спину, он сразу догадался.

— Ты подсматривала! — Мэттью встал перед холстом с кистью в руке.

— И не думала. — Джил устроилась на стуле в прежней позе.

Сузив глаза, Мэттью пристально смотрел на нее.

— Подсматривала.

— Нет.

— Ой, не лги мне, Джил и, малышка. — Он с улыбкой подошел и сел на нее верхом, придавил к стулу всей тяжестью своего веса. — Я умею управляться с натурщицами, которые мне лгут.

— Не испугаешь. Видела я, как ты управляешься с натурщицами, забыл?

И он управился с ней тут же, на помосте посередине студии.

Сегодня все пять часов и сорок пять минут, что Джил просидела у себя в студии, она снова и снова мысленно прокручивала ту сцену. Уйму сцен в уме прокручивала. Только ни одной не написала. Ей стало страшно. Открытие в «Одиннадцатом доме» меньше чем через две недели, а у нее и близко нет нужного количества работ — количества работ, необходимого для ее прорыва. Наверное, надо было давно забросить этот холстище и заняться другими, поменьше, как она и планировала с самого начала. Одной-двух работ вполне хватило бы, но она зациклилась на этой громадине, а теперь ничего не успевает.

Раньше такого никогда не было. Джил всегда все успевала. Она профессионал высшего класса. Разумеется, для небольшой выставки полотен вполне достаточно, но Грета сказала: «Работы великолепны, но их маловато». Грета с материнской взыскательностью глянула на Джил, и этот взгляд царапнул ее сильнее, чем она готова была признать. А теперь положение еще усугубилось тем, что Грета устроила в журнале «Чикаго» огромную статью, а значит, на открытие может заявиться целая толпа. А еще она продала одну из работ Джил городу Чикаго, что, конечно, здорово, но ведь теперь картин стало еще меньше.

Джил все сильнее трусила и все больше пила. Каждый вечер выпивала по бокалу мартини; если не помогало, выпивала еще один, а иногда и еще один. Наконец засыпала, но через два-три часа просыпалась и больше уже не могла уснуть, забывалась только под утро. И тогда до полудня — когда она выбиралась из кровати — ей снились сны.

Зимние сны. Снежные. Снилось, что она медленно ползет по белым шершавым коврам. А однажды во сне она наткнулась на двух альбиносов, которые занимались сексом на белом песчаном пляже.

И не нужно никакого психоаналитика, чтоб сообразить, откуда взялись эти сны. Две недели подряд по шесть часов в день и каждый день она пялится на пятьдесят тысяч квадратных сантиметров девственно чистого белоснежного пространства.

Ни одной идеи. И у кого? У Джил, у которой всегда была пропасть идей, столько идей, что вечно не хватало времени воплотить их все. До некоторых годами не доходили руки. А теперь… теперь они все казались никчемными. И такого с ней тоже прежде не бывало. Да, порой Джил возвращалась к какой-нибудь старой идее, заново ее обдумывала и приходила к выводу, что это уже неактуально или попросту неинтересно, но никогда прежде она не считала свои старые задумки никчемными.

Джил крепко зажмурилась, надавила кулаками на глазные яблоки и снова воззрилась на пустой холст, надеясь, что плавающие перед глазами разноцветные круги вызовут какой-никакой образ. Не вызвали.

Джил взяла шпатель с углового столика и принялась счищать засохшую краску с деревянной палитры.

Неужели все из-за проклятого Клуба желаний? Внутри у Джил все перевернулось и завязалось узлом. Ведь не хотела же впутываться, с самого начала была против дурацкого колдовства. Надо было твердо стоять на своем, тогда бы не пришлось бессмысленно таращиться на пустой холст, не имея сил ни на единый мазок. Тяжелейший случай — запор воображения.

Творческое вдохновение. Какого черта она его загадала?

Из-за Мэттью. И еще потому, что все в Клубе загадали что-то глобальное — славу, богатство, успех. Пожалуй, стоит звякнуть Линдси или Гейл — узнать, как исполняются их вторые желания. Так же погано, как прекрасно исполнились первые?

Джил с жаром скребла палитру, норовя вычистить краску из мельчайших трещинок в дереве; так стараешься выдавить лимон до последней капли. Поделом мне, нечего было идти у других на поводу. Как вспомнишь, под ложечкой сосет. Надо было встать и уйти, как только Линдси с Марой принялись уламывать их помочь Типпи. Коту с идиотским имечком и диабетом.

Джил уронила руку, перестав скрести. А как же Мэттью? Не мог он объявиться по чистой случайности на следующий же день после того, как она попросила себе идеального парня. Он говорил, что снял студию в их доме вечером накануне переезда, а до этого целый день мучился, выбирая между Северными студиями и другим зданием в Бактоуне. Разве бывают такие совпадения? Она загадала его накануне вечером.

Ах, как хочется выпить и перекурить. Надо позвонить Грете… и Линдси или Гейл. И сбегать вниз к Мэттью. Ее тянуло сразу во все стороны, а в результате она не трогалась с места. Джил со злостью смотрела на здоровенный холст. Вот бы кинуться на него с хорошим ножом и исполосовать вдрызг, в мелкие кусочки! Она потрясла головой, сердце бешено стучало. В груди все кипело, только что не выплескивалось через край, — никогда Джил не позволяла своим чувствам так разойтись. Рука со шпателем дрожала. Джил постаралась дышать глубже. Гнев постепенно улегся, и она едва не разревелась — но чему помогли бы слезы?