Рыбкин зонтик - Наталья Александрова

Пройдя мимо знакомой «девятки», я с самым невинным видом изучила свое отражение в темном стекле, улыбнулась, поправила волосы и приветливо помахала рукой невидимому водителю. Затем, удалившись еще метров на двадцать, проголосовала проезжающим машинам. Второй или третий водитель остановился, я села на заднее сиденье и попросила подвезти меня на мост Александра Невского.

В конце Невского проспекта, перед Александро-Невской площадью, скопилось невероятное количество машин, и мы еле тащились в пробке. Скосив глаза в зеркало заднего вида, я убедилась, что злополучная «девятка» неотвязно движется следом.

Наконец мы миновали площадь и въехали на мост. Я расплатилась с водителем заранее и теперь распахнула дверцу и выскочила из машины. Покосившись на своего упорного преследователя, мысленно показала ему язык и по пешеходной лестнице сбежала с моста на нижний уровень развязки. Здесь по набережной тоже двигался в сторону центра плотный поток машин. На мои призывные жесты никто из водителей не реагировал, и я впустую потратила несколько минут, когда наконец увидела подъезжающий к остановке троллейбус. Я перебежала отделявший меня от троллейбуса небольшой сквер и буквально в последнюю секунду успела вскочить в его закрывающиеся двери.

Переведя дыхание, я пробилась к заднему окну… и едва сдержала стон разочарования. Мой хитрый маневр не увенчался успехом: в нескольких метрах за троллейбусом тащилась проклятая «девятка»! Очевидно, мой преследователь успел каким-то чудом развернуться и съехать с моста за те несколько минут, пока я безуспешно пыталась поймать машину. Мне казалось, что, несмотря на разделяющее нас расстояние и темное стекло машины, я вижу ехидную ухмылку на его лине.

«Рано радуешься! — подумала я. — Ты еще не знаешь, что за прошедшую ночь я стала совершенно другим человеком и так просто не сдаюсь!»

Троллейбус проезжал по одной из тихих улочек в районе, который старожилы Петербурга называют Пески. Я вышла на остановке и неторопливо двинулась по улице. Неподалеку от продуктового магазина с многообещающей вывеской «24 часа» изнывали от безделья двое подростков. Они сонно перепасовывали друг другу ногами пустую банку из-под пива «Невское» и обменивались ничего не значащими фразами.

Войдя в магазин, я прижалась к стеклу и помахала подросткам, стараясь привлечь их внимание. Однако они были очень заняты ничегонеделаньем и не обратили на мои жесты внимания.

Я постучала по стеклу пальцами, один из мальчишек взглянул в мою сторону, но тут же отвел глаза: я для него явно была совершенно чужеродным объектом и не представляла никакого интереса.

Тогда я достала пятидесятирублевую купюру, прижала ее к витринному стеклу и снова побарабанила по нему. Мальчишка оглянулся, увидел деньги и оживился.

Через несколько секунд он вместе со своим приятелем стоял передо мной, ожидая разъяснений.

— «Девятку» сине-фиолетовую видите?

— Цвет «баклажан», — уточнил грамотный подросток.

— Точно. Сможете ей шины проколоть?

— Хахаль достал? — деловито поинтересовался тот же мальчишка.

— Тебя не касается! А хоть бы и хахаль. Сможете или нет?

— За полтинник — не сможем. — По-видимому, он играл в этой паре роль дипломата и брал на себя все переговоры или его приятель был глухонемым, во всяком случае, я так и не услышала его голоса. — За полтинник — не сможем, а вот за сотню — запросто!

— Далеко пойдешь! — похвалила я и протянула развитому юноше сотенную бумажку.

Мальчишки с независимым видом вышли из магазина и зашагали по улице. Поравнявшись со злополучной «девяткой», они остановились. Один из них наклонился, делая вид, что завязывает шнурки, второй что-то ему говорил. Наконец подросток выпрямился и бросил в мою сторону заговорщический взгляд. Я неторопливо вышла из магазина и махнула рукой проезжающим мимо «Жигулям».

Водитель остановился, с некоторым удивлением выслушал мою просьбу ехать куда угодно, только подальше и побыстрее, но предложенные деньги его устроили, и спорить он не стал.

Я села в машину, хлопнула дверцей и оглянулась.

«Баклажановая» «девятка» тронулась было следом, но тут же остановилась. Из нее выскочил невысокий, слегка сутуловатый мужчина лет тридцати, подбежал к заднему колесу и в сердцах пнул его ногой.

Я не слышала, что он при этом говорил, но могла предположить, приблизительно зная, как выражаются мужчины в подобных ситуациях.

«Ну что, кто из нас смеется последним?» — удовлетворенно подумала я, откидываясь на мягкое сиденье.

…Оставив своего незадачливого преследователя далеко позади, я попросила водителя притормозить возле автобусной остановки. В моем положении надо как можно чаще менять средства передвижения.

Не знаю откуда, но во мне появились знания и проявились инстинкты настоящего охотника — возможно, я унаследовала их от каких-то далеких предков и до сих пор они за ненадобностью дремали в темном уголке души, а теперь, востребованные, проснулись и страстно хотели применения.

На первом попавшемся автобусе я проехала несколько остановок, пересела на другой маршрут, потом на третий и наконец оказалась в том районе, где, по сведениям, извлеченным из Лешкиного компьютера, проживала загадочная Лариса Павловна Семашко.

Нужный мне дом оказался очень приличным, можно сказать — элитным. Не очень большой, всего на два подъезда, облицованный темным полированным камнем, он стоял посреди большого, ухоженного зеленого сквера. Его окружала высокая ажурная металлическая решетка, за которой жильцы дома ставили свои машины. Возле многих окон лепились к стене тарелки спутниковых антенн.

В таком доме наверняка должен быть если не охранник, то хотя бы консьерж, поэтому проникнуть в него будет не так уж просто…

Но сегодня я была совершенно другим человеком, и для этого нового человека не было ничего невозможного.

Я внимательно огляделась.

Неподалеку от дома, в который я хотела проникнуть, находился большой цветочный магазин.

Решение созрело моментально.

Я вошла в магазин и попросила продавщицу составить мне большой букет из крупных белых хризантем. На более дорогие цветы у меня уже не хватало денег, а букет, по моему замыслу, нужен был большой.

— А теперь заверните его в цветную бумагу! Полностью заверните, чтобы цветов не было видно!

Девушка никак не показала своего удивления: клиент всегда прав. Она аккуратно укутала хризантемы в шуршащую розовую бумагу и перевязала тонкой ленточкой.

Я вооружилась букетом и решительно двинулась к дому Ларисы Павловны Семашко.

К моей радости, калитка в окружавшей дом ограде открывалась легко, без всякого ключа, и вроде бы никаких видеокамер тоже не наблюдалось. От ворот к дому вела дорожка, вымощенная плиткой, имитирующей вытертый и выщербленный камень — очень модное в последнее время покрытие.

Толкнув дверь подъезда, я оказалась в просторном холле, освещенном несколькими галогеновыми светильниками. За низким столиком справа от двери сидела тетка раннего пенсионного возраста и самого сурового вида. Судя по ледяному подозрительному взгляду, который она бросила на меня поверх очков, эта тетка проработала всю свою сознательную жизнь в паспортном столе милиции или в районном военкомате.

— К кому? — проскрипела консьержка голосом, очень напоминающим звук, который издают на сильном морозе санные полозья.

— К Аникеевой, в сорок шестую квартиру, — сухим официальным голосом ответила я, — доставка цветов из фирмы «Флора».

— В сорок шестую? — подозрительно переспросила консьержка и заглянула в длинный список жильцов.

— К Аникеевой Нине Евгеньевне, — повторила я, сделав вид, что заглядываю в накладную.

Консьержка сняла трубку телефона и набрала номер.

— Сорок шестая? — осведомилась она так громко, словно хотела напрямую докричаться до квартиры на восьмом этаже. — Тут к вам пришли. Доставка цветов. Пропустить, что ли?

Психология — точная наука. Трудно представить себе женщину, которая отказалась бы от цветов. Неизвестная мне Нина Евгеньевна Аникеева не стала исключением.

— Проходите! — высокомерно разрешила консьержка, повесив трубку. — Восьмой этаж!

Я с независимым видом проследовала к лифту, неся перед собой букет, как полковое знамя.

На восьмом этаже были всего две квартиры — сорок пятая, в которой обитала интересующая меня Лариса Семашко, и сорок шестая, где жила совершенно неизвестная Нина Евгеньевна Аникеева.

Я стояла на площадке, с интересом разглядывая дверь сорок пятой квартиры и раздумывая, как бы мне туда проникнуть, как вдруг вторая дверь распахнулась и послышался недовольный голос:

— Где же вы пропали? Вы ведь ко мне, а стоите перед другой дверью! Ну, давайте, где ваши цветы?