Крамнэгел - Питер Устинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ведь тебе объяснил, – сказал Крамнэгел, уже теряя терпение.
– Ну да, объяснил. Я потому и говорю, что не пойму. Бомбу-то ведь сделать надо, нет? Ее ж у «Хэрродса»22 не закажешь. Потом эти бутылки с горючей смесью...
– Не проблема. Я тебе за час такую бомбу смастерю, что живо тюремную стену продырявит.
– Отчего же до сих пор не смастерил?
– Чокнулся ты, что ли? Где же я здесь материал возьму?
– А что для бомбы надо?
– Сейчас расскажу…
И Крамнэгел начал перечислять на пальцах ингредиенты и чертить прутиком на земле схему. Гарри впитывал в себя премудрость как ребенок, которого учат азбуке. Перед ним раскрывался мир безбрежных возможностей.
Два дня спустя Гарри выходил на свободу. Прощание было дружеским и трогательным – печальный и в то же время возвышающий дух момент. Со слезами на глазах протянул Гарри руку своему наставнику. При виде его слез у Крамнэгела перехватило горло и невольно задрожали губы.
– Ты знаешь, дружище, мне даже уходить отсюда не хочется, – пробормотал Гарри.
– Иди, дружище, иди и покажи им там... И за меня покажи... за Большого Барта.
И надзиратель повел старика навстречу немилой его сердцу свободе.
Для Крамнэгела освобождение Гарри оказалось катастрофой. До ухода Гарри он не отдавал себе отчета в том, до какой степени тот стал ему необходим – как в роли дружелюбного, пусть и не совсем нормального слушателя, так и в роли исповедника, которому можно излить душу. С его уходом вокруг Крамнэгела воцарилась тишина и навалилось то ужасное состояние, которое мучило в первую тюремную ночь, он снова увидел вокруг себя заключенных и обнаружил, что за неимением других занятий изучил всю обстановку своей камеры до тошнотворных подробностей. Об апелляции не поступало никаких новостей, письма от Эди приходили все реже и становились все короче, а улыбка священника – все наглее.
Затем, шесть дней спустя, около семи часов утра сильнейший взрыв потряс Найтсбридж23, и весь эдвардианский фасад здания банка «Манчестер коттон» с его карнизами, горгульями, бойницами, башенками и прочими финтифлюшками обрушился на мостовую, полностью перекрыв движение. Прохожих в этот час, к счастью, не оказалось, на месте происшествия нашли лишь старика водопроводчика со сморщенным лицом, выхаркивавшего в клубах пыли легкие. Сначала полиция приняла Гарри за невинно пострадавшего человека, случайно оказавшегося на месте катастрофы, но у одного из констеблей вызвали подозрения три канистры, висевшие на обмотанной вокруг талии старика веревке.
– Зачем они вам? – спросил констебль, но Гарри все еще бился в тисках сильнейшего кашля и членораздельно ответить не мог.
– Как по-твоему, Билл, что это у него такое? – спросил констебль у коллеги и услышал в ответ:
– На мой взгляд, канистры с горючей смесью. – После чего полицейские переглянулись, затем пристально посмотрели на старика и все поняли.
В участке Гарри быстро опознали, поэтому разрешили присесть, и теперь он сидел, завернувшись в одеяла, потягивая сладкий горячий чай, и отвечал на вопросы примчавшегося из Скотленд-Ярда Пьютри, решившего, что акт столь невероятного вандализма обязательно должен иметь либо политическую, либо расовую подоплеку, ибо чем же еще объяснить его размах, неистовство и явное отсутствие профессионализма в исполнении?
– Но почему вы взялись именно за «Манчестер коттон», Гарри? Почему? Вы, случайно, не спутали его с каким-нибудь другим зданием?
– Спутал? Как бы не так, – сплюнул Гарри. – Я знал, что делал.
Пьютри переменил тон: – Вы работали без помощников, старина?
– Я всегда работаю только один.
– Что так оно всегда и было, я знаю, но человек ваших лет не станет, черт возьми, обрушивать фасад банка просто так – ни с того ни с сего. Кто еще работал с вами, Гарри?
– Никто! – сверкнул глазами Гарри.
– Тогда скажите, сколько вам заплатили? И кто?
– Я сам собирался себе заплатить тем, что оттуда вынесу.
Пьютри поднялся со стула.
– Не заставляйте меня тратить зря время, Гарри. Я человек занятой.
– Я тоже был занятой, пока меня не сволокли сюда.
Сыщик наклонился к Гарри, придвинул лицо к самому его носу и испробовал очень мягкий, очень деликатный подход: – Здесь замешана политика?
– Чего?
– Кто вам заплатил? Арабы? Или ирландцы?
– Да нет же. Зато вот ему теперь будет что рассказать.
– Кому, Гарри? Кому?
Гарри крепко сжал челюсти, даже губы исчезли. Он молчал.
Пьютри вздохнул.
– Вам теперь легко не отделаться, мой мальчик, Гарри. Вам семьдесят шесть лет. Это ваш двадцать девятый арест. И если раньше суд всегда проявлял к вам снисхождение – именно потому, что вы работали в одиночку, то теперь вы выступаете как участник шайки, причем, извините меня, самый глупый ее участник, который берет все на себя, в то время как остальные продолжают гулять на воле. Нет, теперь от суда снисхождения не ждите. К тому же на этот раз вы попались не на мелочи, не на каких-нибудь серебряных подсвечниках. Вы уничтожили черт знает на сколько миллионов частной собственности, так что я не удивлюсь, если…
Пьютри запнулся, ибо в глазах Гарри вдруг вспыхнул огонек, зажженный сознанием исполненного долга, в них так и светились уничтоженные им миллионы, и в сердце Пьютри закралось подозрение, что старик действительно работал один.
– Ну хорошо, – сказал он устало. – Допустим, у вас не было соучастников.
– Так-то оно лучше. Больше похоже на правду, – сказал Гарри.
– Почему вы маскировались под водопроводчика?
– Под кого же мне еще маскироваться?
– Почему вы не пошли на дело в своей обычной одежде?
– Меня слишком хорошо знают, нельзя было рисковать. И вообще, когда у них идут брать банк, почти всегда переодеваются водопроводчиками.
– Где это «у них»?
– В Дикси24.
– В Дикси медвежатники обычно переодеваются водопроводчиками, когда идут на дело, вы это хотите сказать?
– Вот именно.
– Откуда, черт побери, вы это узнали?
– Слухом земля полнится.
– Слухом, значит. Так-так. А одежду водопроводчика где взяли?
– Взял напрокат в мастерской театральных костюмов Абрахамса.
– Ну, хоть с этим разобрались, – сказал Пьютри своему помощнику. – Отправьте костюм обратно к Абрахамсу. Так, а горючая смесь на что?
– Проникнув в банк, я собирался его поджечь.
– Вы соображаете, что несете? Сержант, этих слов в протокол не записывать!
– Конечно, соображаю! Если б в дыру, которую я проделал в стене, полезла полиция, я бы сказал им, что в банке начался пожар, а чтоб сомнений не было, бросил бы туда одну из своих малюток, ясно?
– Но как вы вообще додумались до взрывчатки и горючей смеси? Кто вам изготовил бомбу и смесь?
– Я сам все изготовил! – рявкнул Гарри.
– Ни черта вы сами не изготовили! – закричал в ответ Пьютри.
– Не верит, – вдруг захихикал Гари. – Он мне не верит! – И снова сцепил челюсти так, что исчезли губы.
Пьютри раздраженно посмотрел на него.
– О боже мой, только этого еще не хватало. Ну хорошо, вы сами ее изготовили, сами.
– Так-то оно больше на правду похоже.
– Но кто же вас научил?
– Сам сделал. А кто учил – неважно.
– Мне как раз важно.
– Сам сделал, и все тут.
– Да вы же в жизни ничего сами не сделали.
– Спорим?
Придя в отчаяние, Пьютри сгреб Гарри за плечи, рывком поднял его из кресла и завопил:
– Кто?! Кто вас надоумил, Гарри?!
– Он, – ответил Гарри испуганно.
– Кто он?
– Барт. Мой кореш. Большой янк с веснушками. Лучший стрелок на Западе. Дрался с Диллинджером.
– Крамнэгел? – переспросил Пьютри не веря собственным ушам.
– Во-во, он самый. – Гарри был полон желания поддержать репутацию друга.
– И он совсем не виноват, что у меня не вышло. Он-то мне все растолковал как надо. Он не виноват – просто у меня грохнуло раньше времени. Я, наверное, не тот провод к будильнику подсоединил, или он отошел, или будильник я взял какой-то барахольный, поди пойми. В общем, бомба должна была рвануть в час ночи, а рванула, только я ее поставил.
– Как вы прибыли на место преступления?
– Автобусом.
– Народу ехало много?
– Пришлось стоять.
Пьютри закрыл глаза: его била мелкая дрожь.
– Ну, хоть она и рванула раньше положенного, я все равно мог забраться вовнутрь и взять деньги. Одного вот только не учел.
– Чего же именно?
– Пылищи. Я же еще в первую мировую наглотался газа, а потом схватил туберкулез. Одно осталось легкое. Вот про пыль и не подумал – дышать-то не смог, а то б пролез вовнутрь и зажег горючку.
В Скотленд-Ярде все забегали. Снеслись с тюрьмой. Майор Эттлиси-Гор опросил надзирателей, и один из них припомнил сцену прощания друзей.
– Так точно, сэр, ясно помню. Как Крамнэгел говорил Гарри: «Иди покажи им – с приветом от меня, от Большого Барта».