Люфтваффе во Второй мировой войне. Победы и поражения германских военно-воздушных сил, 1939–1945 гг. - Карл Барц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После возвращения Мильх принял меры к увеличению числа машин, и через две недели после его беседы с Рихтхофеном на аэродромах снабжения было 362 самолета. Но Мильх ничего не мог сделать с русской зимой, и скоро из-за ужасных погодных условий в пригодном для полетов состоянии находилось лишь 35–40 процентов самолетов.
Было бы хорошо, если бы Мильх прилетел в Сталинград, чтобы лично увидеть, какая там сложилась ситуация. В одном случае он пролетел над Гумраком, который к этому времени оставался единственным аэродромом, но не приземлился, а на обратном пути его самолет совершил вынужденную посадку, он сам был ранен и две недели не мог выполнять служебные обязанности. Посети Мильх Сталинград, он увидел бы более 50 тысяч раненых и больных, ожидавших в подвалах и землянках спасения, которое так никогда и не пришло, и тем временем умиравших словно мухи. Положение было настолько плохим, что сообщалось даже о том, что ближе к концу Паулюс приказал, чтобы этим людям не отпускалось ничего из драгоценных и быстро уменьшавшихся запасов продовольствия, — каждый кусок был необходим для тех, кто все еще мог стоять на ногах и сражаться или работать.
Мильх также увидел бы группки полумертвых от голода и изнуренных людей, которые брели по снегу на 40-градусном морозе, неся крошечные пайки своим товарищам в степях, тоже полузамершим и полумертвым от голода, но все еще выдерживавшим русские атаки. В окрестностях медицинских эвакуационных пунктов он увидел бы то, что напоминало большие снежные насыпи. Под ними были мертвые тела. Остававшиеся в живых были слишком слабы, чтобы рыть надлежащие могилы.
Мильх знал, что сейчас необходимы самолеты, много самолетов, но их не было, и Геринг должен был знать об этом, и Ешоннек, и множество других облеченных властью людей. И все действительно знали об этом, но никто не имел смелости, чтобы сообщить Гитлеру правду.
Люди в Сталинграде чувствовали, что их бросили. Паулюс жаловался на то, что, хотя Гумрак, как ему докладывали, был готов к приему грузов, они прибывали в очень маленьких объемах или не прибывали вовсе. Но экипажи, летавшие на транспортных самолетах в Гумрак, рисовали совсем другую картину. В одном случае экипажи пяти Ju-52, приземлившихся там, не нашли ни одной души и были вынуждены сами разгрузить продовольствие, которое было немедленно распределено среди групп людей, случайно проходивших мимо. Но чувство горечи в Сталинградском кольце увеличивалось, и Паулюс снова пожаловался Гитлеру на неадекватный объем грузов, которые получал.
Тогда Фибиг решил лично пролететь над Сталинградом. Его самолет в течение получаса летал по кругу над Гумраком. Были видны посадочные огни, но не замечено никакого наземного персонала. Вскоре после этого прилетела большая группа Не-111. Она была атакована русскими истребителями, но сумела благополучно приземлиться на усеянном воронками аэродроме, где по ним немедленно открыла огонь русская артиллерия. Экипажи не нашли там никого, кто мог бы получить доставленное ими, и вокруг лежали неохраняемые груды грузов, оставленные предыдущими самолетами. По возвращении пилоты сообщили, что летное поле слишком сильно повреждено, чтобы на нем могли садиться большие группы. Кроме того, пространство вокруг взлетно-посадочных полос было усеяно обломками самолетов, разнесенных на части русской артиллерией.
Тогда Паулюс потребовал, чтобы большая часть грузов сбрасывалась на парашютах. Это было сделано, но найти удалось только четверть контейнеров. Куполы парашютов были белые, после приземления они прикрывали контейнеры, делая их незаметными на белом снегу. Паулюс снова пожаловался, и на сей раз Геринг распорядился, чтобы Мильх послал кого-нибудь в Сталинград, чтобы доложить о сложившейся там обстановке. Это было лучшее, что мог сделать глава люфтваффе. Для истребителей расстояние было слишком велико, и он смог послать несколько He-177, печально известных «летающих зажигалок», которые не подходили для использования в качестве транспортных самолетов и которых их экипажи справедливо боялись.
19 января майор Тиль, командир авиагруппы люфтваффе[177], приземлился в Гумраке и был доставлен прямо в штаб генерала Паулюса, который теперь располагался в подвале большого русского универмага. По пути он видел в дымке истощенные фигуры, сгребавшие в сторону глубокий снег. Непосредственно в городе везде, куда бы ни падал взгляд, он видел людей, выбиравшихся из подвалов и дверей, полумертвых от голода, в лохмотьях, с трудом стоявших на ногах. Толпы больных и раненых ожидали помощи вокруг безнадежно переполненных медицинских эвакопунктов.
Тиль сразу же был принят Паулюсом. Сам главнокомандующий казался исхудавшим и вытянувшимся, но его начальник штаба, Шмидт, выглядел бодрым. Присутствовало много высших офицеров, включая генерала Зейдлица. Представителя люфтваффе изучали холодные и недружелюбные глаза. Почему они не направили кого-либо с достаточными полномочиями, чтобы принимать решения на месте? Зачем было использовать рядового командира? Почему не послали генерала, по крайней мере? Почему не прибыл сам Фибиг? Или даже Мильх?
Майор Тиль стал рассказывать об огромных трудностях, которые люфтваффе пытались преодолевать, но Паулюс устало махнул рукой.
— Нам неинтересно все это, — сказал он. — Все, что мы хотим знать, — это сколько вы можете доставлять нам.
Вмешался Шмидт:
— Сколько тонн — вот что важно.
Паулюс упорно утверждал, что его люди делают все возможное, чтобы облегчить работу воздушного моста. Он защищал свои разгрузочные подразделения. Тиль защищал люфтваффе: самолеты вынуждены приземляться и разгружаться на неподготовленных взлетно-посадочных полосах и часто застревают в глубоком снегу или переворачиваются, попав в скрытые под ним воронки от снарядов и бомб, в результате чего одновременно могли действовать не более трех или четырех самолетов. Но Паулюс стукнул по столу кулаком.
— Снабжение должно продолжаться, так или иначе! — заявил он раздраженно. — Если его не будет, то для всей армии здесь это будет конец. Сброс контейнеров с грузами на парашютах оказался неудачным. Многие из них не могут быть найдены. Мои люди слишком слабы, чтобы искать их должным образом. Приземления должны продолжаться, несмотря на вражеский огонь. Экипажам надо приказать садиться и предавать военному суду тех, кто не будет этого делать.
После этот пустой подвальный склад, который стал центром когда-то большой армии, затопила долго копившаяся горечь, которая теперь нашла выход. Люди кричали, перебивая друг друга, гневно упрекая визитера в сотне вещей, — и все до одного обвиняли люфтваффе. И несчастный майор Тиль был вынужден сидеть там и выслушивать все это.
— У нас нет никаких запасов, никакой зимней одежды, никакой обуви… Вы можете лично убедиться, что люди настолько слабы от нехватки еды, что едва могут держаться на ногах… Попробуйте прожить
