Влечение - Рози Томас

— Мне двадцать два года. Не так уж мало.

Он склонил голову набок.

— Счастлива?

— Да, конечно!

— Конечно?

Джесс опустила голову и стала водить рюмку с вином по скатерти. Она сама виновата. Сама вышла за Йена; с тех пор как они обменялись кольцами, он нисколько не изменился. Она жаждала определенности, хотела иметь ребенка, а, получив все это, почувствовала себя в ловушке. Она не то чтобы чувствовала себя несчастной — просто перед ней захлопнулась какая-то дверь, навсегда закрывая от нее горизонты. Надеяться на перемены — все равно что надеяться, что китайский бумажный цветок распустится под водой.

Она сделала свою судьбу своими руками. И поэтому ее девизом стало — терпеть и приспосабливаться.

— У меня прелестная дочурка. Я ее очень люблю.

— Знаю.

Но она не любила мужа. На это ей открыли глаза многие месяцы слишком тесной и все же недостаточной близости. Йен вряд ли догадывался об этом, но все же между ними проходила полоса отчуждения, повергая его в растерянность. А растерянный, он злился.

Теперь, в обществе Тонио, Джесс почувствовала, что у нее уходит почва из-под ног. Она словно стояла на самом краю пропасти и умирала от страха и желания прыгнуть в бездну.

Тонио достал из кармана деньги — несколько мятых банкнот по пятьсот лир. Джесс сразу поняла, что этого либо не хватит, чтобы расплатиться, либо хватит, но он останется ни с чем. Поэтому она в непринужденной манере предложила разделить расходы пополам. Он не спорил, и это открыло ей еще одну истину: Тонио беден, но не придает этому значения.

Поздно вечером они подошли к пансиону. В их окнах не было света.

— Тебе действительно так уж необходимо уезжать в субботу? — спросил Тонио, приблизив к ней лицо.

Джесс лихорадочно соображала. Сейчас середина сентября; курортный сезон почти окончен; пансион пустеет; дома Йена ждет напряженная работа; Бетт обожает играть в песке и греться на солнышке.

Она услышала собственный голос:

— Если удастся поменять билеты, возможно, мы с Бетт на несколько дней задержимся.

— Это было бы чудесно.

Он не дотронулся до нее, только сверкнул зубами в улыбке. И ушел.

«Я сказала «возможно»», — уговаривала себя Джесс. В номере сладко спали Йен и Бетт, причем в тех же позах, в каких она их оставила: широко разметавшись на постели.

А по прошествии года она толкала по тропе вдоль канала коляску со вторым ребенком, а рядом, держась за мамину юбку, ковыляла Бетт, опасливо поглядывая на мутные воды канала, словно боясь, что вода перехлестнет через край и поглотит ее. Бетт вечно боялась свалиться и ходила по удаленному от воды краю тропы.

Джесс возвращалась с прогулки в дом, который делила с Йеном, накрывала на стол к чаю, купала детей и разговаривала с мужем. И так — день за днем; постепенно она привыкла к такому распорядку и усмирила чувства. Это был ее собственный выбор.

Такая жизнь исключала Тонио. Джесс поступила так, как должна была поступить, хотя при одной мысли о Тонио сердце грозило выпрыгнуть из груди. Чтобы не сорваться, она перенесла нерастраченный жар души на других людей, в первую очередь на сестру Лиззи. Она опекала, поддерживала и — так ей казалось — жила через своих близких.

— Грустная история! — произнесла она вслух. — Я растратила жизнь впустую.

Она поступала так, как считала правильным. И это оказалось ошибкой.

Руководствуясь лучшими намерениями, она потерпела неудачу с детьми. Еще несколько дней назад она стала бы доказывать, что уж Дэнни-то она дала все, что нужно. Но оказалось, дать все — значит дать слишком много.

Возможно, ей до конца дней не постичь до конца глубину своей огромной и, увы, непоправимой ошибки. Перед лицом этой непоправимости все остальные жизненные неудачи — распавшийся брак, отсутствие понимания с Бетт — казались пустяками.

Сок повернул к ней головку, и Джесс вернулась из прошлого в настоящее. Да. Это не Дэнни.

Сок вытянул ножки и, отчаянно вертя головой, стал вырываться из ремешков. Джесс поняла сигнал и вскочила.

— Ну что, маленький, хочешь домой? Сейчас, сейчас.

По-прежнему толкая перед собой коляску, она зашагала так быстро, что трава со свистом хлестала по ногам. Но к тому времени, как они подошли к дому, Сок успел продрогнуть и побагроветь от плача.

И вдруг она увидела Роба. Он сидел, прислонившись спиной к забору, и от нечего делать ловко швырял камешки в пустую банку из-под пива.

В момент все страхи показались совершенно нелепыми. Чего только она не передумала: что он ушел навсегда, может быть, даже умер. Смерть Дэнни поставила под вопрос надежность земного существования, так что Джесс жила в постоянном страхе потерять всех, кого она любила. При виде Роба по всему телу прошла теплая волна радости, однако не без раздражения. Как он мог заставить ее нервничать? А теперь как ни в чем не бывало смотрит правдивыми глазами! Она остановилась рядом с Робом, так что зареванная мордашка Сока оказалась на одном уровне с его лицом.

— Господи, что за шум? — воскликнул Роб.

— Он хочет есть и пить, — отрезала Джесс. — Ну-ка, помоги.

Она подкатила коляску к крыльцу и нагнулась за ключом. Роб внес коляску в дом. Джесс отнесла ревущего малыша в кухню и попробовала напоить из специальной бутылочки, но Сок решительно оттолкнул ее и набрал в легкие воздуха для очередной рулады.

— Замолчи, ради Бога, — пробормотала Джесс.

Она нашла на самом дне сумки бутылочку и приготовила витаминный напиток. Роб в это время неуклюже качал Сока на руках. Общими усилиями они засунули соску ему в рот, и вой как по команде прекратился. Еще немного, и Сок начал засыпать — прямо с бутылочкой. Передав ребенка Робу, Джесс очистила банан, чтобы, как только Сок утолит жажду, сунуть ему в рот.

Им одновременно пришло в голову, что они ведут себя как члены дружной семьи. Они обменялись понимающими взглядами. Джесс рассмеялась. После секундной заминки Роб последовал ее примеру. Поскольку Сок чудесным образом вернул себе человеческий облик, Джесс поставила его на ножки, и он потопал прочь, глубже запихивая в рот кусочек банана.

Роб взял лицо Джесс в ладони и впился жадным поцелуем в рот, кусая и царапая нежную слизистую оболочку. Джесс прильнула к нему; раздражение прошло, уступив место желанию.

Отстранившись, чтобы лучше видеть его лицо, она прошептала:

— Где ты пропадал?

Тем временем Сок обнаружил шкаф, где хранились кастрюли и сковородки. Он вытащил все, что мог, на пол и, повернув к ним ликующую, перепачканную бананом мордашку, проговорил: «Ай-я-яй!»— после чего вернулся к кастрюлям.