Ликвидатор - Эндрю Йорк

Уайлд допил коктейль и поставил стакан. Он сжал запястье Мариты.

— Да, думаю, ты знала, зачем стреляла, дорогая.

Рука Мариты дрогнула.

— Хотелось бы мне знать, что творится в твоей голове.

— Мысли о выживании. Очень эгоистичные мысли. Но я все еще жив. А вот Питер нет.

— И ты считаешь, что это я убила его.

— Я открыл, что самое очевидное обычно и является истинным. Не вздумай пошевелиться, лапочка, не то я сломаю тебе шею.

Уайлд усилил хватку и вынудил Мариту лечь на диван. Правой рукой он задрал ее юбку. Кобура была прикреплена к поясу для чулок и надежно покоилась на ее бедре. Он вытащил пистолет и отпустил девушку.

— Объясни мне, как ты его вытаскиваешь, когда нужно это сделать быстро?

Марита села, расправила платье.

— Предпочитаю не торопиться.

— Мудрая женщина. — Уайлд осмотрел маленький пистолет. — Такие штуки обычно не производят много шума, не так ли? Удивлен, что ты сочла нужным применить глушитель. Думаю, никто не услышал бы, если бы я нажал на спуск. Ступай наверх.

Марита поднялась по ступенькам впереди него и вошла в спальню.

— Собираешься убить меня?

— Когда ответишь на пару вопросов.

Марита села на кровать, аккуратно расправила юбку и сложила руки на коленях. Лицо ее было спокойно.

— Я не убивала Питера Рэйвенспура, Джонас.

— Его застрелили из автоматического пистолета 25-го калибра.

— Не из этого.

Он сел на табуретку, глядя прямо на нее.

— Расскажи, что произошло, когда ты вошла в сад. На этот раз я хотел бы услышать правду.

— Увидев, что гараж открыт, я вошла внутрь и увидела Питера. Я тебе уже описывала. Он был мертв. Но еще теплый.

— Ты позвонила в полицию только через полчаса.

— Нужно было много чего сделать. — Она легла, положив руки под голову, тугой корсаж натянулся, темно-рыжие волосы рассыпались по зеленой наволочке. — Питер закончил работу над набором документов для твоего следующего задания. И с оборудованием его тоже что-то надо было делать. Я все сожгла.

— А затем позвонила Кэннингу.

— Ты постоянно к этому возвращаешься.

— Кэннингу позвонили около шести вечера в понедельник. За час он собрал чемодан и выехал. Тебе не кажется, что для простого совпадения это уж слишком.

— Ты был с ним, когда ему позвонили?

— Жена сказала.

— Ну конечно.

— Таким образом, он должен быть сейчас где-то на Гернси, чтобы лично удостовериться, что у тебя все под контролем. Я бы хотел знать, где я могу его найти.

— Об этом тебе тоже следовало спросить его жену.

Уайлд поднялся и сел рядом с Маритой на кровать. Он приставил дуло пистолета к ее груди.

— Мое чувство юмора сильно хромает с тех пор, как я узнал, что Питер мертв.

— Я ничего не знаю о Кэннинге, Джонас. Мне велели говорить, что он послал меня к Питеру. Вот и все.

— Кто велел тебе так говорить?

Марита слегка повернула голову, чтобы взглянуть на него:

— Я больше не собираюсь отвечать на твои вопросы, Джонас. Не думаю, что ты сейчас способен поверить мне, что бы я ни говорила. Если ты собираешься убить меня, пожалуйста, делай это прямо сейчас. Тебе потребуется всего лишь приставить дуло к моему левому соску, а затем передвинуть его на три дюйма вправо.

Она пристально смотрела на него, ее ноздри трепетали. Казалось, она прокалывает его своим взглядом. Ему пришло в голову, что если бы дело было не в двадцатом столетии, он счел бы себя жертвой колдовства. Внезапно на него накатила огромная усталость, он почувствовал пульсирующую боль в боку, ощутил, как раздражающе саднит предплечье. Похоже, его мозг совершенно отупел, чтобы понять, что убийство Рэйвенспура — дело рук заезжего гастролера; для резидента это было слишком непрофессионально, а в случае с Маритой было равносильно обвинению самой себя. Он спрятал пистолет в карман.

Марита улыбнулась:

— Ты восхитительно старомоден, Джонас. Не только из-за твоей любви к коктейлям и неприязни к пистолетам и всякого рода приспособлениям. Я думаю, ты действительно не любишь противостоять женщинам. Знаешь, это твоя слабость, которая может быть опасной.

— Я палач, а не инквизитор, — ответил Уайлд. — Поднимайся.

Марита опустила ноги на пол.

— Балвер, — сказала она задумчиво. — И Стерн.

— В настоящий момент только Стерн. Ты должна будешь рассказать нам о Бал вере. Думаю, что если его еще не убили, то засунули в какое-нибудь надежное место. Стерн станет задавать тебе вопросы. Он, наверное, самый старый друг Питера из ныне живущих.

— Не возражаешь, если я переоденусь? Я одета не для морского путешествия.

— Двигайся очень медленно. Я убью тебя, если понадобится. — Уайлд прислонился к стене, руки в карманах пиджака.

Марита повесила платье и комбинацию в шкаф и надела зеленые облегающие брюки и подходящий по цвету свитер, в котором она была в их первый вечер вдвоем.

— Тебе не кажется, что ты сильно рискуешь, средь бела дня ведя меня к пристани?

— Если ты действительно невиновна, то пойдешь спокойно. Если же нет, то я убью тебя при первом же неосторожном движении.

— Средь бела дня?

— Если потребуется.

— По-моему, тебе бы хотелось, чтобы я сама тебя к этому подтолкнула.

Марита выдвинула ящик маленького столика.

— Не делай этого, — сказал Уайлд.

Она вытащила оттуда зеленый стеганый платок:

— Ненавижу, когда волосы треплет ветер. Никогда бы не поверила в это, Джонас, но, мне кажется, ты нервничаешь. И плохо выглядишь.

— Ничего, выживу, — ответил Уайлд.

Марита вела «санбим» Питера по направлению к городу. Опять пошел дождь, и вода струилась по ветровому стеклу, пока они ждали зеленого света в начале Сент-Джулиен-авеню. Лицо девушки было спокойным и неподвижным. Холодным.

— К Альберт-доку, — приказал Уайлд.

Марита припарковала машину и пошла впереди него. Обогнув каменную тумбу, они поднялись по ступенькам и встали наверху. Погода не обещала ничего хорошего. Ветер сместился к западу, и гавань была защищена от него городом, но тучи висели низко, и на небе не было ни намека на солнце. Дождь хлестал по их лицам. Уайлд держал руку на пистолете в ожидании чего-либо непредвиденного, но в доке царил покой. Позади них продавцы из Сент-Питер-Порта уже начали возвращаться с ленча. Перебегая от машин и автобусов ко входу, они старались не вымокнуть. Никто и не смотрел на двух людей в конце пирса.

Уайлд и Марита следили, как от борта яхты отделялась плоскодонка.

— Спускайся по ступенькам, — сказал Уайлд. Он держал девушку за руку, чтобы у нее и мысли не возникло в последнюю минуту броситься в воду. Она остановилась на последней ступеньке; холодная зеленая вода залила ее туфельки и намочила брюки до колен. Она поежилась.

Подошел Стерн.

— Я надеялся, что ты приведешь ее. Но не хватится ли местная полиция?

— Не раньше завтрашнего утра, — ответил Уайлд.

Марита шагнула в лодку и села посередине, напротив Стерна. Уайлд устроился на корме. Дождь пробуравливал воду. Марита опустила голову; намокший платок набух и сполз под тяжестью воды.

Стерн подгреб к кремовому корпусу яхты, вставил весла в уключины, облив водой зеленый свитер Мариты, и взобрался на палубу. Там он закрепил концы, а потом, склонившись над Уайлдом, сказал:

— Лучше отдай мне пистолет. Я ведь лучше знаю, как с ним обращаться, правда?

Уайлд отдал ему пистолет и подал Марите руку. Она его проигнорировала и, сама взявшись за поручни, взошла на борт и тяжело уселась на крышу каюты. Уайлд взобрался следом за ней, оставив плоскодонку свободно болтаться за кормой. Стерн открыл люк и кивнул. Марита спустилась в застоявшееся тепло каюты. Занавески со стороны порта были задернуты, чтобы оградить внутренности яхты от остального мира. После тусклого дня электрический свет был особенно ярок; она неуверенно моргала, глядя прямо перед собой.

Уайлд спустился следом за ней, и тут же тревога бомбой разорвалась в его голове. В проходе к каюте капитана стоял человек, которого Уайлд еще никогда не видел. В руках у него была автоматическая «беретта» 25-го калибра.

Глава 10

В каюте было тихо, спокойствие нарушали только стон ветра и постоянный плеск моря у борта корабля. Три человека ждали, когда Уайлд начнет действовать. Один надеялся, двое других опасались; хотя любое его движение повлекло бы за собой неминуемую смерть, они знали, что с собой он возьмет одного из них.

Но Уайлд в этот момент был побежден. Его главным коньком была скорость, и он потерял драгоценные секунды, чтобы понять произошедшее, чтобы осознать, что тревога, которая не покидала его весь этот год, была вызвана не притуплением чувств, а инстинктом, предупреждавшим его: с организацией что-то не так.