Мокрушники на довольствии - Дональд Уэстлейк

А служила Мэвис в отделе юрисконсульта.

Я оглядел собравшихся и улыбнулся.

– Понимаете? Она стала женой законника. А когда решила получить развод, то отправилась к юристу и, надо же, попала не куда-нибудь, а в контору собственного мужа. Разумеется, он успел сменить имя, и Мэвис поняла это, лишь когда вошла в кабинет. Потом она хорошенько рассмотрела контору, увидела, что, по всем признакам, Майкл Кэнтел теперь зашибает громадные деньжищи, и желания разводиться как не бывало. А чуть позже Мэвис узнала, что после отъезда Майкл женился снова. Такая девушка, как Мэвис, могла сделать лишь один вывод из создавшегося положения: содержание, которое она получит, не разводясь, будет больше, чем если она воплотит свой замысел в жизнь и добьется развода. В кругу менее воспитанных людей, чем мы с вами, такой способ получения денежного пособия называется шантажом.

Наступила тишина. Я посмотрел на Клэнси и спросил его:

– Кто надоумил ее обратиться к тебе, Майк? Эрнест Тессельман? Может, он раз или два упоминал твое имя, когда заходил разговор об Эде Ганолезе? Или это была чистая случайность?

Улыбка Клэнси растаяла как нагретый воск.

– Не понимаю тебя, Клей, – сказал он, но голос Клэнси дважды сорвался, пока он произносил эту фразу.

– Ты не понимаешь меня, Майк. Но зато я тебя понимаю. Ты у меня как на ладони.

Эд яростно зыркнул на Клэнси.

– Это правда? – сердито спросил он.

– Разумеется, нет, Эд. Сроду не слыхал ничего более нелепого.

Даже самая зеленая девчонка из школьного отряда следопытов поняла бы по его тону, что Клэнси врет.

– Твой брат, – с омерзением проговорил Эд. – Твой родной брат.

Проклятье.

– Билли-Билли побирался у него, когда сидел на мели, – продолжал я. Джанки Стайн рассказывал мне, как Билли-Билли ходил куда-то за деньгами, если нужда припирала. Но приходить он мог только сюда, в контору. Однажды вечером он отправился к Клэнси домой и никаких денег не получил. – Я опять повернулся к Маршаллу. – Ты был потрясен, когда он пришел к тебе на ночь глядя, правда, Майк? Из-за твоей благоверной. Ты не мог допустить, чтобы она узнала, что у тебя есть такой братец, как Билли-Билли Кэнтел. Он, как и Мэвис Сент-Пол, представлял для тебя угрозу. Не очень серьезную, но все же.

Он был наркоманом, а на них нельзя положиться, поскольку они ширяются и начинают болтать. И когда пришло время убрать Мэвис Сент-Пол и найти мальчика для битья, твой выбор, естественно, пал на Билли-Билли. Не так ли, Майк?

– Послушайте... – начал было Клэнси, но умолк. Мы слушали. Мы все обратились в слух, но он так больше ничего и не сказал. Он смотрел на нас вытаращенными глазами, переводя взгляд с одного лица на другое. Улыбка тамады на банкете жителей квартала исчезла с его физиономии навсегда.

– Это правда, – тихо проговорил Джо Пистолет. Он посмотрел на меня и кивнул. – Это правда.

Старкуэтер кашлянул и встал.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Денежные дела можно обсудить и в другой раз.

– Позвони мне завтра, – велел ему Эд, не отводя глаз от Клэнси.

– Хорошо.

Старкуэтер торопливо удалился, не желая ничего знать о том, что должно было сейчас произойти. Эд сказал Клэнси:

– Это ты все сделал. Ты стал причиной наших бед. Ты накликал на нас легавых, убил родного брата и посадил на мель всю организацию. Все это сделал ты, мой собственный гребаный поверенный.

Клэнси раскрыл рот, но не издал ни звука.

– Ну что ж, – молвил Эд, поднимаясь на ноги, и повторил:

– Ну что ж.

Ладно, пошли отсюда.

Глава 27

Мы подошли к лифту, все пятеро. Клэнси брел в середине. Я нажал кнопку.

Вскоре ночной сторож поднял лифт наверх, мы погрузились в него и молча поехали вниз. Я все ждал, что Клэнси откроет рот по пути на первый этаж, но он, должно быть, понимал, что этим просто убьет старика-лифтера. Как бы там ни было, он ничего не сказал.

На первом этаже мы под предводительством ночного сторожа подошли к стеклянным дверям и подождали, пока он откроет для нас замок одной из них.

Он улыбнулся, кивнул, пожелал нам доброй ночи, и все мы, за исключением Клэнси, пожелали ему того же.

Пока Тони Борода ходил за машиной, мы несколько минут постояли на тротуаре. Я держался поближе к Клэнси, готовый пресечь любую попытку дернуться, броситься наутек или позвать на помощь. Но он вел себя тихо.

«Роллс-ройс» Эда с урчанием остановился у бордюра, и мы влезли. Джо Пистолет устроился впереди рядом с Тони Бородой, а Эд и я – сзади, усадив Клэнси между нами. Машина тронулась, и мы покатились через центр города.

Однажды Клэнси громко икнул и сказал:

– Эд, я... – но потом снова умолк и всю дорогу не вымолвил больше ни слова.

Тони поехал прямиком к Девятой авеню, свернул на юг и направил машину к туннелю Линкольна. Когда мы приблизились к будкам сборщиков платы за проезд на выезде в Нью-Джерси, я предостерегающе положил руку на колено Клэнси. Я почувствовал, что он напрягается, пытаясь набраться храбрости и позвать на помощь парня из будки, но все-таки мы без приключений миновали ее, и Клэнси опять сник. Как гласит пословица, в груди труса всегда живет надежда. Может, Клэнси так до сих пор и не верил, что ему выдали билет в один конец.

Тони поколесил по улочкам Джерси, ни разу не превысив скорость.

Какое-то время мы ехали по четырехрядному шоссе с разделительной полосой, потом по трехрядному и, наконец, по ухабистой двухрядной дороге, мощенной гудроном, и грунтовому проселку с одной колеей. А потом и вовсе остановились.

Все выбрались из машины. Тут было темно, росли деревья и воняло болотами Нью-Джерси. Оставив за спиной черный «роллс-ройс», мы сделали несколько шагов вперед, путь нам освещали только луна в третьей четверти да россыпь звезд в небе. На востоке виднелось зарево над Нью-Йорком. Было жарко, парило, но мы этого не замечали.

Эд остался стоять, привалившись спиной к машине. Я подошел и стал слева от него, а Тони – справа. Джо Пистолет облюбовал себе местечко у капота «роллс-ройса», а Клэнси – чуть поодаль, напротив нас. У него подкашивались ноги.

Эд заговорил с ним, впервые с тех пор, как мы покинули контору.

– Тут ты и помрешь, Клэнси, – сказал он. – И я хочу, чтобы ты знал, почему. Вовсе не потому, что ты убил Сент-Пол, Бенсон и даже своего родного брата. Не из-за убийств, поскольку я не считаю убийство таким уж большим злодеянием. Ты примешь смерть за гораздо более серьезное преступление. Ты умрешь потому, что оказался глупцом. Ты совершил дурацкое убийство, а потом присовокупил к нему еще два таких же дурацких. Ты поддался чувствам, потерял голову и действовал по-любительски. Из-за тебя организация попала в переплет. Ты использовал ее члена как козла отпущения. Ты действовал как любитель, а я не могу держать в организации любителей.

– Эд... – промямлил Клэнси. Его голос был не громче дуновения ветерка.

– Убийство было дурацким, потому что ты слишком намудрил, совершая его.

И еще потому, что действовал под влиянием чувств. Тебе следовало бы знать, что мы заботимся о нашем брате, Клэнси. Приди ко мне и скажи, что эта стерва не дает тебе проходу, мы бы все уладили к твоему вящему удовольствию. Но ты свалял дурака. Ты решил, что можешь диктовать законы, хотя это делаю только я.

– Эд... – прошептал Клэнси.

Эд сделал шаг вперед, а мы отошли в сторонку и стали ждать. Эд уже не так молод, как прежде, и успел изнежиться, но внутри у него все тот же твердый стержень, что и раньше. Он протянул левую руку и ухватил Клэнси за рубаху, а правой врезал ему по челюсти. Клэнси дернул головой, уклоняясь от удара, но не смог увернуться от левой руки Эда, метнувшейся навстречу. Эд врезал ему тыльной стороной ладони.

Тони, Джо и я стояли поодаль, наблюдая и выжидая, а Эд дубасил Клэнси по голове и туловищу одной рукой, крепко держа его другой. Никто не проронил ни слова, даже Клэнси.

Наконец Эд прекратил. Он отступил от Клэнси, который лежал ничком на грязной болотистой земле штата Нью-Джерси, и Тони Борода подал ему полотенце, достав его из перчаточного ящика в кабине «роллс-ройса». Эд вытер руки и возвратил Тони полотенце. Он немного запыхался, только и всего. Лицо его было совершенно бесстрастным.

Тони отнес полотенце в машину, потом подошел ко мне и протянул какую-то штуковину. Я взял ее.

Это был «кольт» сорок второго калибра, способный разворотить каменную стену. Я подержал его, разглядывая и взвешивая на ладони. Сейчас я видел это оружие в первый и последний раз. Как только я сделаю дело, Тони заберет у меня пушку, а потом она исчезнет навсегда. Прекратит существование.

Большинство деталей пойдет на запчасти для других пушек, но ствол будет уничтожен, поскольку именно он служит предметом изучения науки под названием баллистика.

Я посмотрел на Эда, и он кивнул мне, потом вместе с Тони и Джо Пистолетом отошел подальше, и все трое уставились в ночное небо. Чтобы не было свидетелей. Вообще никаких. Так оно лучше.