Смертельный холод - Луиза Пенни

– Дай-ка мне ключи. – Гамаш протянул руку, и Бовуар без возражений отдал ему ключи. – Ты не заболел?

Бовуар уселся на пассажирское сиденье:

– Я здоров. Но это место, эта женщина…

Он повел усталой рукой вокруг головы. Тошнота все еще мучила его, и он надеялся, что удастся сдержать ее до возвращения в гостиницу. Но его ожидания не оправдались.

Пять минут спустя Гамаш придерживал голову Бовуара, согнувшегося у обочины дороги, а того рвало с кашлем пополам, и он проклинал эту женщину и ее приторное клаустрофобное спокойствие.

Глава двадцатая

– Со мной все будет в порядке, – пробормотал Бовуар, который выглядел страшнее смерти.

– В конечном счете – не сомневаюсь, – сказал Гамаш.

Он практически внес Бовуара в гостиницу, поднял по лестнице и занес в номер. Там он помог Бовуару раздеться, напустил воду в ванну, и наконец чистый и разгоряченный Бовуар улегся в большую удобную кровать с мягкими фланелевыми простынями и одеялом из гагачьего пуха. Гамаш взбил ему подушки, натянул одеяло по самый подбородок, чуть не спеленал его, как младенца. Поставил рядом с кроватью поднос с чаем и крекерами.

Ноги Бовуара покоились на грелке с горячей водой, завернутой в шарф, и тепло медленно распространялось от замерзших ног вверх по дрожащему телу. Бовуар в жизни не чувствовал такого недомогания и такого облегчения.

– Ну что, лучше стало?

Бовуар кивнул, стараясь не стучать зубами. Гамаш приложил к его лбу холодную большую ладонь, задержал на секунду, заглянул в лихорадочно блестевшие глаза.

– Принесу тебе еще одну грелку. Ты не против?

– Да, пожалуйста.

Бовуар чувствовал себя трехлетним ребенком, он болел и умоляюще заглядывал в сильные, уверенные глаза отца. Несколько минут спустя Гамаш вернулся еще с одной грелкой.

– Она меня сглазила, – сказал Бовуар, сворачиваясь калачиком вокруг грелки и нимало не печалясь, что становится похож на маленькую девочку.

– У тебя грипп.

– Эта Матушка сглазила меня – напустила на меня грипп. Ой, вы не думаете, что она меня отравила?

– Это грипп.

– Птичий?

– Человечий.

– Или атипичная пневмония. – Бовуар попытался подняться. – Я умираю от атипичной пневмонии?

– Это грипп, – сказал Гамаш. – Мне нужно уйти. Вот тебе сотовый, вот чашка чая. Здесь корзинка для мусора. – Он показал Бовуару оцинкованное ведерко, потом поставил его на пол рядом с кроватью. Его мать, когда он болел маленьким, называла это «рыгательница», хотя оба знали, что отрыжка здесь ни при чем. – А теперь успокойся и усни.

– Когда вы вернетесь, я буду уже на том свете.

– Мне тебя будет не хватать.

Гамаш разгладил на Бовуаре помятое одеяло, снова потрогал его лоб и вышел на цыпочках. Бовуар уже спал.

– Как он? – спросил у Гамаша Габри, когда тот спустился по лестнице.

– Спит. Вы здесь еще побудете?

– Специально останусь.

Гамаш надел куртку и остановился на пороге:

– Холодает.

– Снег перестал. Я слышал, завтра ожидается до минус двадцати.

Они оба выглянули за дверь. Солнце давно уже село, и пруд с деревьями был освещен фонарями. Несколько человек выгуливали собак, кто-то катался на коньках. Из бистро лился гостеприимный свет, дверь то открывалась, то закрывалась – жители приходили на вечерний пунш.

– Должно быть, пять часов, – сказал Габри, кивая на деревенский луг. – Рут. Почти как живая.

Гамаш оставил тепло гостиницы и поспешил через луг. Он хотел было поговорить с Рут, но решил не делать этого. Что-то в этой женщине настораживало, остерегало от разговора походя. Да и вообще от любого разговора. Снег поскрипывал под его ногами – явный признак того, что температура падает. У Гамаша было такое ощущение, будто он идет через облако в тысячи крохотных иголок, вонзающихся ему в щеки. Глаза у него слезились. Он с сожалением прошел мимо бистро. А ведь он собирался каждый вечер сидеть в бистро, потягивать потихоньку выпивку, просматривать свои записи, разговаривать с местными жителями.

Бистро было его тайным оружием в выслеживании убийц. Не только в Трех Соснах, но и во всех городках и деревнях Квебека. Сначала он находил удобное кафе, бар или бистро, а потом уже – убийцу. Потому что Арман Гамаш знал что-то такое, о чем большинство его коллег и не догадывались. За каждым убийством стоят чисто человеческие мотивы. Как за убийцей и за убитым. Говорить об убийстве как о чем-то чудовищном, из ряда вон выходящем – значит давать убийце несправедливое преимущество. Нет. Убийцы – те же люди, и за каждым убийством стоят человеческие эмоции. Да, конечно, перекореженные. Извращенные и уродливые. Но эмоции. И настолько мощные, что заставляют человека совершить преступление.

Работа Гамаша состояла в том, чтобы собирать улики. А вместе с уликами и эмоции. И единственный известный ему способ сбора последних состоял в общении с людьми. Наблюдать и слушать. Быть внимательным. А делать это лучше всего было на обманчиво непринужденный манер в обманчиво непринужденной обстановке.

Например, в бистро.

Проходя мимо бистро, Гамаш подумал, что убийца в этот холодный вечер, возможно, сидит там, попивает виски или горячий сидр. Греется у открытого огня в обществе друзей. Или же убийца где-то здесь – в темноте, на холоде? Чужак, ожесточенный, боящийся, надломленный.

Старший инспектор прошел по небольшому каменному мостику, наслаждаясь тишиной деревни. Тишине способствовал снег. Он лежал простым чистым пуховым одеялом, которое приглушало все звуки и не давало умереть от холода тому, что под ним. Фермеры и садовники в Квебеке зимой хотели много снега и непрерывных холодов. Ранняя оттепель была катастрофой. Она обманывала молодые уязвимые побеги, погибавшие с возвращением холодов. Мороз-убийца.

«И падет он так же, как и я», – процитировал про себя Гамаш, сам удивившись тому, что вспомнил эти строки. Прощание Вулси. Шекспир, «Генрих VIII». Почему именно эти строки вдруг пришли ему в голову?

Но через день уже мороз нагрянет,И в час, когда уверен наш счастливец,Что наступил расцвет его величья,Мороз изгложет корни, и падетОн так же, как и я[73].

Неужели его ждет падение? Неужели его бдительность убаюкали верой в то, что он владеет ситуацией, что все идет по плану?

Дело Арно не закончилось, предупреждал его Мишель Бребёф. Неужели мороз-убийца уже в пути? Гамаш несколько раз похлопал по себе руками, чтобы согреться и обрести уверенность. Он удивленно фыркнул и покачал головой. Это было довольно унизительно. Мгновение назад он был заслуженным старшим инспектором Квебекской полиции Гамашем, главой отдела по расследованию убийств, ведущим дело об убийстве, а в следующее мгновение его фантазия уже гнала его по сельским дорогам.

Он остановился и снова оглядел почтенную деревню с ее кольцом старых почтенных домов, в которых обитают почтенные люди.

Даже Рут Зардо. Тот факт, что люди находили в своих сердцах место для человека столь уязвленного, как Рут, было следствием тихой, спокойной атмосферы, царившей в этом месте.

А Си-Си де Пуатье? Смогли бы они найти место и для нее? Или для ее мужа и ребенка?

Он неохотно оторвал глаза от сияющего круга света, каким были Три Сосны, и перевел взгляд на темноту старого дома Хадли, расположившегося на холме, как некая ошибка, утвердившая себя. Он стоял вне круга на краю деревни. На отшибе.

Может быть, убийца находился там, в этом устрашающем, пугающем месте, которое порождало и излучало ненависть?

Гамаш остановился на трескучем морозе и задумался: зачем Си-Си нужно было порождать ненависть? Зачем она сеяла ее повсюду? Он пока не нашел ни одного человека, кого огорчила бы ее смерть. Насколько ему было известно, никто ничего не потерял с ее уходом. Даже ее семья. Может быть, в первую очередь ее семья. Он чуть наклонил голову, словно это помогало думать. Не помогло. Какая-то родившаяся было мысль исчезла. Что-то о сеянии ненависти.

Он развернулся и пошел к зданию старого вокзала, освещенному и зовущему почти как бистро.

Не успел он войти, впустив за собой струю холодного воздуха, как услышал голос Лакост:

– Шеф, рада вас видеть. А где инспектор?

– Заболел. Думает, что его прокляла Беатрис Мейер.

– Не она первая.

– Верно. – Гамаш рассмеялся. – Где агент Николь?

– Уехала. Сделала несколько звонков и исчезла несколько часов назад.

Она посмотрела на него – не отражается ли на его лице то, что он чувствует. Николь снова напортачила. Она словно задалась целью испортить свою карьеру и их расследование. Но Гамаш никак не прореагировал.

– Что у тебя?

– Гора сообщений. Звонила коронер. Она говорит, что увидится с вами в бистро Оливье в пять тридцать. Она живет где-то здесь неподалеку.