Слуга отречения - Свенья Ларк

Усатый пожилой мужчина за стеклом пробормотал в ответ неразборчивое, поднося к губам замызганную чайную кружку, и снова уставился в экран стоящего на столе маленького старого ноутбука, на котором мельтешило что-то взрывающееся.

– Ну что, увидимся через неделю, так? – спросила Пуля, шагая из-под каменной арки на пышущую жаром улицу и осторожно обходя шумную очередь перед серебристым ларцом с мороженым, приютившимся под покосившимся пёстрым зонтиком у самой стены.

Шумный городской полдень искрился всеми красками приближающегося лета, пускал в глаза горячих зайчиков, отражающихся от окон домов и от крыш проезжающих мимо машин. Его дыхание раскаляло плитки тротуара, от земли поднимался томительный зной, под ногами змейками вились пушистые клочки первого тополиного пуха. В ослепительно синей лазури неба, прочерченной светящейся, словно полоска раскалённого добела металла, линией от недавно пролетевшего самолёта, не было видно ни облачка. «Вроде Петербург северный город, а жара стоит совершенно аномальная, – подумала Верена. – Даром что только середина мая на дворе…»

– Нет, на следующей неделе я не смогу, – она улыбнулась, боком пробираясь между двумя раскалёнными от солнца автомобилями, припаркованными вдоль ограждения канала. Около самого спуска к воде прохаживалась взад-вперёд женщина в неоново-розовой футболке и с мегафоном на шее, старательно зазывающая прохожих присоединиться к очередной водной экскурсии. Лоб женщины блестел от пота, и та время от времени утирала его скомканным бумажным платком. Она кинула на Верену короткий взгляд, но даже не попыталась к ней обратиться, и девушка удовлетворённо отметила про себя, что её в этом городе, кажется, окончательно начали принимать за местную.

– Ах ну да, точно, у вас же четвертьфинал в воскресенье? – Пуля усмехнулась. – Не думала, что ты так любишь футбол.

– Да я, в общем-то, не особенно его и люблю, – Верена пожала плечами. – Но для чемпионата Европы придётся сделать исключение. Пьер обязательно хочет, чтобы я пошла с ним. Он уже месяц ни о чём другом говорить не может…

«Всё-таки как же это странно», – подумала Верена, рассеянно провожая взглядом проплывающий мимо теплоходик, наполненный гомонящими туристами. Братишка совсем ничего не знает, и папа с мамой тоже, и главное, им невозможно было бы объяснить, даже если бы она и попыталась. Родители понятия не имеют, что их дочь сейчас здесь, в совершенно чужой стране, так далеко от дома… и что полгода назад вокруг неё перевернулся мир, и ей теперь нужно самой принимать какие-то решения и самой нести за них ответственность, и отныне так будет всегда…

Верена задумчиво намотала на палец светлую прядь. С другой стороны, в двадцать один год пора потихоньку становиться взрослой. По крайней мере, в этой новой реальности у неё есть друзья, которые могут её чему-то научить. И приятно понимать, что у неё, кажется, понемногу начинает что-то получаться. Не будь этих тренингов, а главное, не будь у Верены возможности поговорить обо всём этом хоть с кем-нибудь – вот тогда ей, пожалуй, было бы действительно… очень неуютно.

– Полина… а это морфопространство… тули-па ведь могут его использовать и для пыток, да? – неожиданно спросила она, поднимая на Пулю глаза.

– Наверное, я бы порадовалась, если бы узнала, что тули-па вдруг сделались такими же гуманистами, как люди, – та осеклась. – Хватит вопросов, Верочка. Ты смышлёный ребёнок и на многое вполне уже можешь ответить сама.

* * *

Ещё одна хлёсткая струя жаркого воздуха вырвалась из открытой ладони и ударила в неправдоподобно гладкую, почти зеркальную поверхность стены. Резко пахнуло палёным. Тиму даже на миг показалось, что стену расколола тонкая тёмная трещина, но это было, конечно, простой игрой света и теней.

Стены здесь напоминали не то переплетённые между собой могучие древесные стволы, не то туловища гигантских змей, залитые чем-то густым, твёрдым и прозрачным, словно смола. Над головой висели накладывающиеся одна на другую решётки из сросшихся между собой розовых дырчатых пластин, края которых были покрыты шевелящейся фосфоресцирующей бахромой.

Тим нервно растёр ладонями пылающие, как от ожогов, запястья, и без особой надежды ещё раз попытался хотя бы выпустить когти. Кончики пальцев подёрнулись на миг лёгкой, покалывающей кожу дымкой, и больше ничего не произошло. «Давай же, сконцентрируйся, – приказал он себе. – Вспомни, как это делал Кейр». Вот чем он хуже Кейра?! Сначала когти, потом лапа, потом ток, потом молния, потом снежок. Тим сжал зубы, чуть не плача от досады. Ну! Когти – ток – молния…

Он сосредоточился, резко выдохнул и метнул руку вперёд. Стоячий воздух вокруг болезненно взвизгнул, словно живой, розовосерые тени над головой загудели и начали равномерно раскачиваться, обдавая тело жаром. Ладонь прошибло болью, как будто он схватился пальцами за оголённый электрический провод, потом обожгло словно бы волной раскалённого пара…

…и всё.

– Тебе не хватает цели, малыш Аспид, – внезапно послышалось у него за спиной, и Тим резко обернулся, вздрагивая от неожиданности.

Вильф стоял в проёме скальной арки, опёршись рукой о кромку наклонного каменного уступа; опасно поблёскивающие золотисто-карие глаза смотрели на Тима с тенью снисходительного любопытства. Мальчик выпрямился и невольно свёл лопатки, стараясь не обращать внимания на тут же прокатившийся по позвоночнику мерзкий дрожащий холодок.

– Ты всё делаешь верно, но в голове у тебя пусто, – продолжил Вильф. – Ты всегда должен знать, что именно ты хочешь сделать со своим противником. Причинить боль…

Он небрежно отломил верхушку от широкого острого каменного шипа, растущего из пола.

– …убить…

Вильф сжал в кулаке блестящий осколок, и на пол посыпались крошки.

– Заставить умереть. Или заставить захотеть умереть…

Он наступил ногой на каменное крошево, и то затлело, раскаляясь, задымилось, а потом превратилось в горстку тонкой невесомой серебристой пыли.

– Но ты никогда не сумеешь этому научиться, сражаясь со стенами. Сам подумай, зачем бы нападать на стену, если она не представляет для тебя никакой угрозы, м-м? – Вильф ненадолго задумался и чему-то слабо улыбнулся. – Нет, ну то есть, конечно, бывают иногда исключения…

Он неожиданно подошёл ближе, и Тим ощутил, как острые вытянутые кончики толстых крючковатых когтей внезапно прикоснулись к его горлу. Не успев даже осознать, что именно он делает и зачем, мальчишка шарахнулся назад и непроизвольно попятился к стене, прямо в густую поросль медно-красных лиан, похожих на длинные, пупырчатые, покрытые густой шерстью щупальца. Одно из этих щупалец, грубой верёвкой свешивающееся к самому полу, тут же зашевелилось, как живое, и нерешительно заползло ему на грудь.

– Ты ведь даже не пытаешься, – насмешливо сказал Вильф, медленно сжимая пальцы. – Мо-ой бог, Аспид, ты же тули-па. Как можно до такой степени не верить в свои силы, а?

Тим непроизвольно облизнул губы,