Ким - Редьярд Киплинг

Эта работа так и горела при утреннем свете -- вспышки красного, синего, зеленого пламени, пронизанные кое-где лукавой голубоватобелой искоркой бриллианта. Ким широко раскрыл глаза.

-- О, с этими камнями все в порядке! Они могут лежать на солнце. К тому же они дешевые. Но с больными камнями дело обстоит иначе!-- Он снова наполнил тарелку Кима.-- Никто, кроме меня, не может исцелить больную жемчужину и заставить бирюзу поголубеть заново. Опалы,--пожалуйста,--опалы всякий дурак может вылечить, а больную жемчужину -- один я. Предположим, я умру! Тогда никого не останется... О, нет! Вы не годитесь для драгоценных камней. Хватит с вас, если вы научитесь немного разбираться в бирюзе... когданибудь.

Он прошел на конец веранды, чтобы снова налить воды из фильтра в тяжелый пористый глиняный кувшин. -- Хотите пить?

Ким кивнул. Ларган-сахиб, стоя в пятнадцати футах от стола, положил на кувшин руку. В следующее же мгновение кувшин очутился у локтя Кима, полный почти до краев,-- только по складке на белой скатерти можно было догадаться о том, с какой стороны он скользнул на место.

-- Ва!-- произнес Ким в крайнем изумлении.-- Это колдовство.-- Улыбка Ларгана-сахиба говорила, что комплимент ему приятен.

-- Бросьте его.

-- Он разобьется.

-- Бросьте, говорю вам.

Ким швырнул кувшин, куда попало. Он тут же разлетелся на куски, а вода потекла между плохо пригнанными досками пола.

-- Я говорил, что он разобьется.

-- Неважно. Смотрите на него. Смотрите на самый большой кусок.

В углублении черпака блестела капля воды, словно звезда на полу. Ким пристально смотрел; Ларган-сахиб мягко коснулся рукой его затылка и погладил его два раза, шепча:

-- Смотрите! Он опять восстановится, кусок за куском. Сначала большой кусок срастется с двумя другими, лежащими справа и слева... справа и слева. Смотрите! Ким даже ради спасения своей жизни не смог бы обернуться. Легкое прикосновение держало его словно в тисках, а кровь, приятно покалывая, струилась по телу. Там, где раньше лежали три куска, теперь был один, а над ним вздымалось туманное очертание всего сосуда. Пока сквозь него еще была видна веранда, но с каждым биением пульса его очертания становились определеннее и темнее. Но ведь кувшин... как медленно текут мысли! ...кувшин разбился на его глазах. Новая волна колючего пламени побежала по его шее, когда Ларган-сахиб шевельнул рукой. -- Смотрите! Он приобретает форму,-- сказал Ларган-сахиб. До сих пор Ким думал на хинди, но тут дрожь пробежала по его телу и с усилием окруженного акулами пловца, который старается насколько возможно выше высунуться из воды, сознание его вырвалось из поглощавшей его тьмы и нашло убежище... в таблице умножения на английском языке! -- Смотрите! Он приобретает форму!-- шептал Ларган-сахиб. -- Кувшин разбился... да-а... разбился... не называть этого потуземному, ни в коем случае, но разбился... на пятьдесят кусков, а дважды три шесть, а трижды три девять, а четырежды три двенадцать.-- Ким отчаянно цеплялся за это повторение. Он протер глаза, и неясное очертание рассеялось как туман.-- Вот разбитые черепки; вот пролитая вода, высыхающая на солнце, а внизу сквозь щели в полу веранды виднеется белая, изборожденная трещинами, стена дома... а трижды двенадцать тридцать шесть!

-- Смотрите! Приобретает он форму?-- спросил Ларган-сахиб.

-- Но ведь он разбит... разбит...-- задыхаясь, проговорил Ким.

Ларган-сахиб с полминуты тихо бормотал что-то. Ким отдернул голову.

-- Декхо (смотрите)! Он такой же разбитый, как и был.

-- Такой же разбитый, как и был,-- повторил Ларган-сахиб, внимательно следя глазами за Кимом, который растирал себе шею.-- Но из многих вы первый, видевший все это именно так.-Он отер широкий лоб.

-- Это тоже было колдовство?-- подозрительно спросил Ким. Он перестал ощущать покалывание в венах и чувствовал себя необычайно бодрым.

-- Нет, это не было колдовство. Это было сделано для того лишь, чтобы узнать, нет ли... в драгоценном камне трещины. Иногда очень хорошие камни разлетаются на куски, если человек, понимающий в этом деле, сожмет их в руке. Вот почему надо очень тщательно их рассмотреть, прежде чем вставлять в оправу. Скажите, вы видели очертание кувшина?

-- Недолго. Он стал расти из пола, как цветок из земли.

-- И что вы тогда сделали? Я хочу сказать, как именно вы думали тогда?

-- О-а! Я знал, что он разбит и, должно быть, об этом думал... Ведь он действительно был разбит!

-- Хм! А что, кто-нибудь прежде так колдовал с вами?

-- Если бы это хоть раз случилось со мной,-- сказал Ким,-неужели вы думаете, я допустил бы повторение? Я убежал бы.

-- А теперь вам не страшно, а?

-- Теперь нет.

Ларган-сахиб наблюдал за ним все внимательнее. -- Я спрошу Махбуба Али... Не теперь, когда-нибудь потом,-- пробормотал он.-- Я доволен вами... и недоволен. Вы первый из всех сумели спасти себя. Хотел бы я знать, каким образом... Но вы правы. Вам не следует говорить об этом... даже мне.

Он ушел в сумрачную мглу лавки и, мягко потирая руки, сел за стол. Тихое глухое всхлипывание послышалось из-за кипы ковров. Это плакал мальчик-индус, послушно стоявший лицом к стене; худенькие его плечи вздрагивали от обиды.

-- А! Он ревнует; так ревнует! Пожалуй, он опять попытается отравить мой завтрак и вторично заставит меня стряпать.

--К а б х и... кабхи нахин (Никогда... никогда!),-послышался прерывающийся ответ.

--А другого мальчика он убьет?

-- Кабхи... кабхи нахин!

-- А как вы думаете, что он сделает?-- внезапно обратился Ларган к Киму.

-- О-а! Не знаю. Отпустите его. пожалуй. Почему он хотел отравить вас?

-- Потому что он любит меня. Вообразите, что вы кого-нибудь любите, а потом явится кто-то другой, и человеку, которого вы любите, он понравится больше, чем вы; как бы вы тогда поступили?

Ким задумался. Ларган медленно повторил фразу на местном языке.

-- Я не отравил бы этого человека,-- задумчиво проговорил Ким,-- но я избил бы того мальчика, если бы тот мальчик любил человека, которого люблю я. Но сначала я спросил бы у мальчика, правда ли это.

-- А! Он думает, что меня все любят.

-- Тогда он, по-моему, дурак.

-- Слышишь?-- обратился Ларган-сахиб к дрожавшим плечам.-Сын сахиба считает тебя дураком. Выходи, и когда в следующий раз твое сердце встревожится, не возись так открыто с белым мышьяком. Надо думать, что демон Дасим был сегодня владыкой нашей скатерти! Я мог бы заболеть, дитя, и тогда чужой человек пришел бы хранить драгоценности. Иди сюда!

Мальчик с припухшими от обильных слез глазами вылез из-за тюка и страстно бросился к ногам Ларгана-сахиба, так горячо предаваясь раскаянию, что это произвело впечатление даже на Кима.

-- Я буду смотреть в чернильные лужи... Я преданно буду сторожить драгоценности! О, отец мой и мать моя, отошли его прочь!-- Он указал на Кима, лягнув его голой пяткой.

-- Не сейчас... не сейчас. Скоро он уйдет. Но теперь он в школе, в новой Мадрасе... а ты будешь его учителем. Поиграй с ним в Игру Драгоценностей. Я буду судьей.

Мальчик сейчас же осушил слезы и кинулся в глубину лавки, откуда вернулс с медным подносом.

-- Дай мне!-- сказал он Ларгану-сахибу.-- Положи их своей рукой, не то он скажет, что я видел их раньше.

-- Потише... потише...-- ответил Ларган и, вынув из ящика стола полгорсти звякающих камешков, бросил их на поднос.

-- Ну,-- сказал мальчик, размахивая старой газетой,-смотри на них сколько хочешь, незнакомец. Считай, а если нужно, так и пощупай. С меня хватит и одного взгляда,-- он гордо повернулся спиной. -- Но в чем состоит игра?

-- Когда ты пересчитаешь их, пощупаешь и убедишься в том, что запомнил все, я накрою их этой бумагой, а ты должен будешь описать их Ларгану-сахибу. Свое описание я сделаю письменно.

-- О-а!--В груди Кима пробудился инстинкт соревнования. Он нагнулся над подносом. На нем было только пятнадцать камней.-Это легко,-- промолвил он через минуту.

Мальчик закрыл бумагой мерцающие драгоценные камни и начал чтото царапать в туземной счетной книге.

-- Под бумагой пять синих камней... один большой, один поменьше и три маленьких,-- торопливо говорил Ким.-- Четыре зеленых камня, один с дырочкой; один желтый камень, прозрачный, и один похожий на трубочный чубук. Два красных камня и... и... я насчитал пятнадцать, но два позабыл. Нет! Подождите. Один был из слоновой кости, маленький и коричневатый; и... и... сейчас...

-- Раз... два...-- Ларган-сахиб сосчитал до десяти. Ким покачал головой.

-- Слушай теперь, что я разглядел!-- воскликнул мальчик, трясясь от смеха.-- Во-первых, там два сапфира с изъяном, один в две р атии один в четыре, насколько я могу судить. Сапфир в две рати обколот с краю. Одна туркестанская бирюза, простая, с черными жилками, и две с надписями -- на одной имя бога золотом, а другая треснула поперек, потому что она вынута из старого перстня и надпись на ней я прочесть не могу. Значит, всего у нас пять синих камней. Четыре поврежденных изумруда, причем один просверлен в двух местах, а один слегка покрыт резьбой...