Долгий сон - А-Викинг

Данка задумчиво пожала плечами, бросив короткий взгляд на Владимира Дмитриевича. Тот не стал ее подначивать по поводу того, что самый упрямый в мире Дайчонок конечно же лежал бы молча и геройски вел себя под самыми болючими в мире розгами. Да и в мыслях такого у Данки не было: тут так вот просто не скажешь, каково было там девушке под розгами. Это смотря какие розги, смотря как стегать и смотря кто стегает… Хотела что-то спросить, но Сергей уже говорил дальше:

— Я осторожно прикрыл дверь и выйдя из сеней, вновь оказался на пороге дома. Возвращение оказалось неожиданным для незнакомки, которая некоторое время тому назад не изъявила особого желания пообщаться с моей персоной… Я застал ее стоящей у самого крыльца. На этот раз она не поспешила покинуть мое «общество»…

Да, естественно я спугнул ее своим появлением, но видимо не настолько, чтобы во всю прыть исчезнуть с моего поля зрения… На это раз она хоть и изрядно покраснела, но тем не менее не отвернулась… Более того, мне показалось, что она даже решила заговорить со мною… Нет, мне это не показалось…

— Батюшка Михаил вас спрашивали! — пропел весьма приятный голосок.

— Меня? Когда? — удивился я, роясь в карманах в поисках пачки с сигаретами.

Дурная привычка, но ведь надо было каким-то образом переварить нахлынувшие на меня волнения…

— Да минут уж пять как прошло, может больше будет… — ответила мне незнакомка, заплетая косу. — Ведь вы Сергей? Да?..

Я кивнул головой в знак полного согласия.

— А ты… А вы, — на ходу поправил я себя, — Софья…

Она также ответила мне кивком головы…

— Что, влетело вам сегодня от батюшки? — поинтересовался я.

— Так то по благословению… А когда по благословению наказывают, так это значит для нашей пользы, — неожиданно для меня ответила девушка.

— Надо же! И где же подобным истинам учат? В православном училище, что ли? — поинтересовался я.

— И в училище, и дома… Папа мой приходской совет церкви Великомученика Георгия возглавляет, — пояснила мне девушка. — Я уже лет пять на Вербное в церковь розги ношу святить.

— А по-другому что, никак нельзя? Подобным способом только в старину наказывали, а сейчас уже двадцатый век на закате.

— Это кто же сказал, что только в старину? Меня и дома наказывают, если я заслуживаю. Плохого в этом нет. Уж лучше пусть посекут, чем на поклоны поставят. Меня в училище сестра Серафима пару раз на поклоны меня ставила. И всякий раз меньше двухсот не назначала. Так у меня от этих поклонов потом по неделе спина болела.

— А после розог меньше болит? — удивился я. — Наверняка после сегодняшней «науки» и не сядешь нормально…

— Я-то сяду… А Катерина уж точно пешком домой побежит… — произнесла девушка, кивая в сторону леса. — Ой, да что это я тут с вами… Вас же батюшка Михаил ищет… Вы идите, идите…

«Проводы» меня, видимо, были связаны с тем, что вот-вот на пороге должна была показаться Катерина и Софья не очень желала, чтобы я стал причиной для смущений.

Я зачем-то снова посмотрел на свои часы… Надо же — ровно сутки как мы приехали в Красновершинск. Всего лишь сутки, а уже сколько впечатлений и сюрпризов! Многое еще было впереди… Впереди еще была рыбалка на Телецком озере, песни под гитару у ночного костра, охота на уток… Впереди еще было целых три дня наполненных незабываемыми впечатлениями от этих воистину сказочных мест… Но вот только почему-то память чаще возвращала меня к эпизоду, связанному с наказанием… Нет, не к самому наказанию — тем более, что я ведь ничего толком и не видел. Просто слышал и догадался. Поражало другое — та спокойная уверенность Софьи, что все правильно, что все так и надо…

Сергей еще раз пригубил коньяк, потом повернулся к Данке:

— Слушай, неужели в ваших краях та же, с детства привитая уверенность?

Данка снова, в который раз за вечер, пожала плечами.

— Наверное, да. Только край тут ни при чем. И церковь тоже.

— А что?

— Ну… не знаю. Может, просто понимание. Правда? — посмотрела на Владимира Дмитриевича, словно ища поддержки.

Тот коротко кивнул и невольно покосился в угол комнаты. Там, не очень видное от стола, ждало своего часа ведерко. Невзрачное пластиковое ведерко, в котором густым букетом старательно мокли вербовые розги.

Потом еще раз переглянулась с Самым Любимым В Мире Шефом и почти не покраснев (ну, почти-почти!) сказала:

— А можно не только слушать. Можно и смотреть.

Февраль 2007 г.

Дело №…

— Наталья! — Отчим позвал ее в комнату, где, судя по голосам и звону рюмок, высокий суд уже дошел до нужной стадии.

Поправив перед зеркалом прическу и поясок на платье (она должна быть изящной, красивой и изысканной!), девушка открыла дверь и вышла в большой зал. Ее приветствовали сдержанными возгласами или просто кивками, и только дядя Сережа — приветственно приподнял свой бокал. Она склонила голову, лишь на мгновение успев ответить ему теплым взглядом.

— Господа присяжные заседатели! — откашлявшись, начал отчим. — Обвиняемая предстала перед нами, и мы можем приступить к рассмотрению дела номер… — он пошуршал блокнотом — …номер девятнадцать дробь два! Господа, прошу вас задавать вопросы.

— Назовите себя, возраст и род занятий, — Ксения Львовна была деловита, и строга, подчеркнуто сухо глядя на нее сквозь старомодные очки.

— Наталья, двадцать один год, студентка.

— У вас есть отводы к составу суда?

— Есть.

Заседатели удивленно переглянулись. Такой поворот событий был необычен и выбивался из привычного уже сценария. Хотя…

Хотя право заявить такой отвод Наталья имела, и это признавали все.

— Назовите человека и причину.

— Наш дачный сосед Владимир. Причина — мне просто стыдно.

— Отвод отклоняется вследствие незначительности указанной причины.

Володька старательно подавил вздох облегчения, доедая Наташку глазами.

— Кто из присутствующих должен взять на себя неблагодарную и трудную роль вашего защитника?

— Я добровольно отказываюсь от защитника, надеясь на справедливость и мудрость уважаемых господ.

Дядя Сережа незаметно показал большой палец, а заседатели дружно и одобрительно закивали головами.

— Вам известно, в чем вы обвиняетесь?

— Да, известно. Я совершила три проступка. Пропуск занятий по гимнастике, пропуск семинарского занятия по культурологии и невежливое обращение с уважаемым отчимом.

— Вам известно, что столь серьезные проступки подлежат серьезному наказанию?