Долгий сон - А-Викинг

— Да же так? — удивился Игорь

— Ага, пока он меня того… Ну, не сошлись мы с ним… Выпил я как то раз, ну так чуть-чуть, жена даже не учуяла… А батюшка Михаил вот… Приспичило же ему ехать… — Володя замолчал. — Одним словом, попер он меня… Да, я если честно и не в обиде… Правильный он мужик. Без строгости с нами никак! Да и вообще — надо же! К нам москвичи разве что в «столыпинских вагонах» приезжают. А этот сам, по своей воле! Все в толк не возьму: чего ж ему в столице то не сиделось?

— Не ты один это в толк не возьмешь, — согласился я, глядя в оконное стекло на размытые дождем пейзажи.

Мы уже выезжали из городка, когда Владимир вдруг резко дал по тормозам. Навстречу нам двигалась фигурка, явно принадлежавшая представительнице прекрасного пола.

— Ну, вот — явление Христа народу, — улыбнулся Володя. — Катерина собственной персоной…

Подошедшая к машине девушка, видимо уже знала свое законное место в этом «кадиллаке», которое этот раз облюбовал себе Игорь, явно смутилась, узрев в салоне незнакомых дяденек.

— Садись, садись, Катерина, чай не волки — не съедят, — пошутил Володя.

Девушка, подойдя к задней дверке, с заметным смущением и не торопясь, открыла ее.

— Ты что ж это опять проспала? Служба с минуты на минуты начнется. Леспромхозовские уже наверное как с час проехали…

— Опоздала, — чуть слышно ответила девушка, поправляя на голове платок и с нескрываемой робостью присаживаясь по соседству со мной.

— А это кстати тебе, Катерина, попутчики будут… Из самой Москвы к нам пожаловали. Вот, хотят с батюшкой Михаилом повстречаться, — пояснил наше присутствие водитель. — Ты уж их до места доведи, а то они в нашей тайге еще и заблукают…

— Провожу, — в той же интонации откликнулась на просьбу «таежная Олеся», найдя в себе смелость все-таки «стрельнуть» в мою сторону взглядом своих милых васильковых глазок.

Понятие «Москва», как я заметил, вызывало у местных аборигенов ассоциацию с какой-то дальней галактикой, а всех, кто в ней жил, они воспринимали как таинственных гуманоидов.

Всхлипывая, приводила себя в порядок. Проще говоря, натягивала сарафан на расчерченное полосами тело. Ткнулась носом поближе к мутноватому зеркалу на комоде, деловито поправила непокорные пряди волос, еще раз вытерла глаза, потянулась к расческе и охнула — вроде «присохший» к ягодицам брусничник снова дал о себе знать иглами градусов внутри припухших полосок. Вот дал деда… Это же надо, заместо рассола зад настойкой полить! Щеки, правда, горели жарче бедер: посередке третьей дюжины четко грохнула дверь: в дом из бани зашел покуривший на дворе гость. Дед все равно достегал оставшееся — и мертво глотая стоны, девчонка с ужасом думала о том, как слышит он сейчас резкие стежки розог, представляет ее растянутое на скамье голое тело, мечущееся под прутьями и… Ооой, стыдуха-то! Молчи, дурочка! Может, не поймет! может с чем спутает! Ой, деда, потише секи-и-и!!!

— Ничего, не помучишься, не научишься, — приговаривал дед, прочерчивая три последних.

Знакомая присказка, да я бы еще три дюжины отлежала, но потом! Когда тот уйдет! О-о-ой…

Дед кинул обратно в ведро еще не трепаную розгу, пришлепнул мокрый от настойки тугой зад:

— Одевайся. И к нам выходи. Усидишь?

Одними губами упрямо ответила:

— Усижу!

Из вредности усижу. Не мог потом посечь… неймется ему.

Дед усмехнулся точно так как она — одними глазами. Потрепал, уже по голове, и вышел, колыхнув занавеской.

— …А Катерина у нас тоже учится, — между делом вставил Володя.

— Интересно, где это?

— В православном училище, на певческом факультете, — не поворачиваясь ко мне, ответила девушка. — Да уж доучиваюсь, год остался.

— А к батюшке Михаилу какое отношение имеете?

— Так они у нашего батюшки, можно сказать, как на практику призваны, — ответил за девушку Володя. — Вот лето отпоют и снова за учебу…

На горизонте уже показались постройки Красновершинска, когда, выражаясь языком нашего шофера, мы «хорошо сели». Володя хотел, конечно же, выразится иначе, но присутствие дамы в нашем окружение сделала его речь более деликатной. Тем не менее, он все-таки сказал все, что хотел, но это было позже, когда наша попутчица выскочила из салона «джипа» и поспешила покинуть наше общество. Торопилась, однако — хотя явно и окончательно опоздала на службу. Уж здесь Володя и высказался, да так красноречиво и образно, что я очень пожалел, что у меня под рукой не оказалась ручки и блокнота, да бы записать эту «золотую россыпь»…

— Куда ее понесло? — сочувственно произнес Игорь, наблюдая за тем, с какой резвостью отдаляется от нас Катерина.

— Как куда? Известно, куда… Служба уже как минут пятнадцать началась… А батюшка Михаил знаете как дисциплину чтит!

С божьей помощью и чьей-то матерью машину из грязюки мы все-таки освободили и последние полкилометра, отделявшие нас от Красновершинска, доехали без приключений.

Поблагодарив Володю за оказанную услугу и обменявшись с ним крепкими рукопожатиями, мы отправились отмерять метры последнего «этапа».

— Ну, слава богу, добрались, — ускорил шаг Игорь, пройдя поворот и заметив вожделенную цель нашего путешествия.

В эти минуты он мне очень напоминал странника измученного жаждой и зноем, узревшего на горизонте бескрайней пустыни долгожданный оазис.

Впрочем, можно было и не спешить — в церквушке шла служба и нарушать ее своим вторжением было не с руки. Прождали около часа, и только открывшиеся двери и появление в проеме выходящих прихожан стало сигналом для дальнейших действий. Игорек так резво кинулся к входу, что чуть было не сшиб в своем порыве «ровесницу октябрьской революции».

— Ой, да куда ж ты так, милок, спешишь, служба чай окончилась! Опоздал ты, милок, опоздал… — добродушно известила его старушка в черном платке…

— А нам бы, мамаша, с батюшкой Михаилом увидеться

— С батюшкой Михаилом? А почему бы и не увидеться… Вот только недосуг ему щас… Он хоть и божий человек, но и ему передых нужон… В трапезной он щас… Отзавтракает, тогда и примет вас.

— Нашли все-таки, ироды! — вдруг услыхали мы за своими спинами знакомый голос. — Ну вот, разве от таких иродов можно схоронится! Не на этом, так на том свете обязательно найдут, да еще выпить предложат!

— Да вот, батюшка Михаил, исповедоваться к Вам пришли, — затянул «песню» Игорь.

— И в грехах своих земных покаяться, — подхватил ее я.

На этих словах мы заключили батюшку Михаила в дружественные объятия, чем вызвали большое удивление на лице старушки.