Морские гезы (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Разделенным на месяцы бог выглядел не таким устрашающим, но в годовом исчислении было не так уж и мало. Я, конечно, обернусь за месяц-полтора, но все может случиться. Тогда моей жене придется идти в служанки, если не выберет более легкий и приятный способ зарабатывания на жизнь.

— Не буду рисковать, — решил я. — Возьму столько, на сколько денег хватит. Лучше сведи меня с купцами, которые купят французское вино и соль.

— Вино я заберу, а соль — мой кузен, — предложил Ханс ван Асхе. — У него три рыбацких буйса. Хорошая соль позарез нужна.

Пушки пришлось ждать две недели. Это были шесть двадцатичетырехфунтовок, каждая весом под две тонны, и две тридцатишестифунтовки, каждая весом около трех тонн. На большее у меня не хватило денег. Я приказал надежно закрепить их. Если такая дурында начнет носиться по трюму, мало не покажется. За ними будет кому присматривать. Мне поступило предложение перевезти в Ла-Рошель три десятка добровольцев. За каждого платили по десять шиллингов. Свободного места в трюме было много, поэтому я взял их.

Это были англичане. Половина вооружена длинными луками, а остальные — мушкетами. Это гладкоствольное ружье калибра миллиметров двадцать-двадцать пять. Пуля к нему весит пятьдесят-шестьдесят грамм. Цифры разные, потому что и мушкеты разные. Пока только пушки иногда делают стандартными, а ручное оружие каждый мастер изготавливал, как бог на душу положит. Пули для одного могли не подходить для другого, поэтому каждый мушкетер сам отливал их, для чего носил с собой формочки и свинец. Уже научились делать патроны, которые тоже каждый изготавливал для себя сам. Брали обычную бумагу, склеивали ее клейстером, закладывали в нее пулю и пыжи, засыпали порох, а потом заворачивали открытый конец и — так делали не все — опускали готовый патрон в растопленный воск, чтобы не отсыревал. Перед зарядкой мушкета большим пальцем или зубами сковыривали завернутое, отсыпали немного пороха на полочку, а остальное — в ствол, и потом заталкивали шомполом в ствол пулю и пыжи вместе с бумажной оберткой. Говорят, на дистанции до ста метров мушкетная пуля пробивает любой доспех и даже останавливает скачущую лошадь. Главное — суметь попасть на такой дистанции. Примитивный прицел я видел только на одном мушкете. Отдача при этом такая, что неопытных сбивает с ног. Обычно мушкетеры на правую сторону груди вешают кожаную подушку, чтобы смягчить удар.

Питались пассажиры своими продуктами, в основном сыром, копченым окороком и селедкой. Я еще припомнил, что в России селедку не коптят, употребляют в основном соленой, изредка жареной. Я обязан был снабжать их только водой, но разрешал пользоваться нашим камбузом и даже подкармливал вареными бобами и гороховой кашей.

Пьер де Ре проверил каждую пушку на берегу. Заряд использовал двойной. Не в его интересах было, чтобы они разорвались во время испытаний, которые завершились благополучно. За каждую двадцатичетырехфунтовку мой потомок положил в свой карман десять экю, а за тридцатишестифунтовку — пятнадцать. Я сообщил ему, что королева Елизавета не возражает против поставок им пушек, поэтому в следующий раз привезу в два раза больше.

— Поторопись, — предупредил Пьер де Ре. — Ходят слухи, что наш король хочет заключить перемирие, разрешить нам свободу вероисповедания.

— Поверь мне, пушки еще не раз пригодятся гугенотам, — сказал я.

— Никто в этом не сомневается, — согласился он. — Но деньги на войну дают купцы. Нет войны — нет денег.

Времена, когда война сама себя кормила, начали уходить. Порох, ядра и пули стоят дороже, чем стрелы и болты. Да и на одну пушку уходит столько металла, сколько раньше тратили на доспехи для сотни рыцарей. При этом железные доспехи теперь носят даже пехотинцы.

Я опять купил у ларошельских купцов вино и соль, которые благополучно доставил в Сэндвич. Испанская каравелла, которая гонялась за нами в предыдущем рейсе, больше не появлялась. Наверное, перебралась охотиться в другое место.

В Сэндвиче меня уже ждали две сорокавосьмифунтовые пушки, шесть тридцатишестифунтовых и шесть двадцатичетырехфунтовых. Первые весили под четыре тонны каждая. Я боялся, как бы они не оборвались во время погрузки. Такая, упав даже с высоты два-три метра, без труда проломит днище судна. К счастью, погрузка прошла без происшествий.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В Ла-Манше мы поймали попутный, северо-восточный ветер силой балла четыре, который погнал нас со средней скоростью одиннадцать узлов. При таком ветре, обычно холодном, погода стояла на удивление солнечная, жаркая и сухая. Складывалось впечатление, что я в Средиземном море. По пути встретили караван испанских галеонов, основательно потрепанных. У двух были сломаны грот-мачты, еще у одного — бизань-мачта. Наверное, возвращаются из Индии, которых сейчас две — Восточная, которая и есть Индия, и Западная — Америка. Видимо, по пути попали в знатный шторм. На нас никак не прореагировали. Когда у тебя в трюмах товара на десятки, если не сотни тысяч золотых, на всякую мелочевку типа джекасса размениваться не будешь.

В Ла-Рошель пришли четвертого августа. Только встали на якорь на рейде, как сразу прибыл Пьер де Ре на восьмивесельном яле. На этот раз он был без артиллериста, из-за чего у меня появилось нехорошее предчувствие, что придется искать другого покупателя на пушки.

— Вовремя ты прибыл! — правильно угадав мои мысли, сразу произнес мой потомок. — Король Карл Девятый испугался, что адмирал Колиньи захватит Париж, и в столице идут мирные переговоры. Пока они будут болтать, я куплю у тебя пушки. Сколько и какие ты привез?

Я ответил.

— Сто девяносто экю мне, — мигом подсчитал он. — Округлим до двухсот, потому что мне надо будет дать кое-кому, чтобы не передумали покупать пушки.

Думаю, что он соврал про взятку, но после продажи этой партии пушек десять экю не играли для меня роли. Теперь мне будет, на что наполнить трюм. Пусть и не очень ценными товарами. Огорчало, что опять придется налаживать новый маршрут. Что-то не везет мне в эту эпоху. Только налажу дело, только пойдут деньги — и на тебе, вали отсюда!

25

Купец Ханс ван Асхе купил у меня французское вино, а его кузен — соль. Пока шла выгрузка, я прикидывал, какой и куда повезти товар? Можно было мотаться в каботаже по Северному морю или и дальше возить вино из Франции, но денег много не заработаешь. Больше принесут сахар и вино из Мадейры, но был риск нарваться на испанские военные корабли. Попадешь в штиль неподалеку от берега — и станешь добычей военной галеры, отбиться от которой силенок маловато. Как и от пиратов на Балтике, особенно в узком Финском заливе, если попробовать торговать с русскими. Говорят, они уже построили Иван-город напротив Нарвы, в котором взимают щадящие пошлины с английского сукна и чугунных пушек.

Сомнения мои разрешились в последний день выгрузки. Матросы уже зачищали трюм, сметая остатки соли к середине его, чтобы погрузить в «парашют» — квадратный кусок брезента на стропах, прикрепленных одни концом к углам, а другим зацепленным на крюку грузовой стрелы. На пристани появилась процессия из трех человек с рапирами на поясе, как здесь ходили только знатные на службе у королевы. Впереди вышагивал рослый и плотный мужчина лет двадцати восьми без головного убора, с длинными, спутанными, черными, курчавыми волосами, обрамляющими круглое лицо с длинной бородой, скомканной, будто ею недавно протерли стойку в пабе. Короткий плащ, дублет и штаны, простые, не раздутые на бедрах, из серой материи, как у гёзов (нищих), но лучшего качества. На ногах сапоги из тонкой кожи для верховой езды. Ногти на пальцах рук были длиной на зависть модницам двадцать первого века с их накладными ногтями, но маникюр был нанесен только под кончики изнутри и имел черный цвет. Судя по волосам и ногтям, это адмирал Вильям ван дер Марк, барон Люме. Адмиралом сейчас называют любого, у кого под командованием больше одного корабля. Говорят, Вильям ван дер Марк поклялся не стричь волосы и ногти до тех пор, пока не очистит Нидерланды от испанцев. Чего только люди не придумают в оправдание своей лени и нечистоплотности! А может, старался походить на своего предка-тезку, рыцаря-разбойника по кличке Арденнский Вепрь. Тот в прошлом столетии почти всю сознательную жизнь провел в Арденнском лесу, пытаясь завоевать место Льежского епископа, пока не был схвачен и казнен по приказу императора. Рядом с ним вышагивал длинный тип лет сорока, в небольшой черной шляпе с узкими и загнутыми вверх полями и тремя яркими разноцветными перьями, выдернутыми из хвоста какой-то тропической птицы, неизвестной мне. На типе был серебристый дублет с белыми гофрированными воротником и манжетами, вышитый золотыми нитками елочкой, красновато-коричневые штаны, расшитые тройками вертикальных полос, двумя золотыми и между ними серебряная, бледно-синие чулки с серебристыми подвязками и серебристые башмаки с пробковыми подошвами. Всё дорогое, но давно не стиранное. Чулки и туфли заляпаны грязью, скорее всего, вчерашней, потому что сегодня дождя не было. Это, видимо, Биллем ван Треслонг по кличке Долговязый. Буду называть его на голландский манер Биллемом, потому что имя Вильям стало слишком популярным среди дворян. За ним шел племянник Дирк, выглядевший намного лучше, чем во время нашей последней встречи. Он был весь в черном, кроме белых чулок и белых гофрированных воротника и манжет. Племянник, увидев меня, что-то сказал своему дяде, а тот адмиралу. Наверное, подсказал, кто из находящихся на палубе джекасса капитан и судовладелец по имени Александр ван Баерле.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})