РАБСТВО - Валентин Егоров

       - Бежал таки, стервец! - Затем подумал и добавил. - Омар, он не мог бежать самостоятельно, слишком мало времени провел у нас и много еще не узнал. Да, и ничего он не знает и о самом себе. Но в любом случае все только начинается! - И отключился от связи.

       Эль-Нассар медленно развернулся от окна и посмотрел в глаза Придворного Мага.

       - Хорошо, Айрон. - Сказал он, назвав Придворного Мага по его собственному имени. - Буду ожидать твоего письменного отчета. Хотелось бы только, чтобы в отчете помимо выводов были бы приведены и соответствующие рекомендации, что делать и как поступать в определенных случаях.

       Айрон Филдинг, придворный маг султаната Гурам Восточной Империи склонил голову в знак понимания и принятия распоряжения к исполнению и, выпрямив спину, неторопливо зашагал по ковровой дорожке, направляясь к выходу из кабинета.

Глава 10

 Матросы не стали мешкать с исполнением приказ шкипера судна об организации и проведении порки нового раба. На палубе появилось странное устройство, похожие на хозяйственные козла для пилки дров, которые имели странные приспособления. Двое матросов, подхватив меня за руки и за ноги, швырнули на эти козлы, на которых я оказался подобно распятым. Бедрами уперся в перекладину, зад оттянулся назад, спина под небольшим углом склонилась вперед, а руки были широко разведены в стороны. Там их завели в специальные скобы наручники, а сверху опустили коромысло с выемками для и шеи головы и соединили с его нижней частью, чтобы я не смог бы вывернуться или вырваться из этих захватов. Таким образом, я был распят на этом устройстве для порки, животом и грудью лежал на доске, которая наискосок снизу перечеркивала-соединяла это устройство. Оно крепко удерживало мое тело в этом положении, отдав на растерзание палачу мой зад и плечи. Интересная получилась вещь. Матросы видели, что на мне имеется набедренная повязка, но снять ее, как не бились, так и не смогли. Шкипер приказал, оставить меня в покое, когда один из матросов достал нож, чтобы срезать тряпицу с тела, Видимо, он решил, что тот больше порежет меня, а не срежет набедренную повязку.

       Процедура подготовки к наказанию длилась от силы минута - две, сказывался профессионализм и подготовленность экипажа к исполнению подобных показательных мероприятий. Но меня опять таки привел в смущение тот факт, что эти молодые парни, которым только жить да жить, мгновенно и на полном автомате исполняли поручения шкипера, совершенно не интересуясь состоянием или положением жертвы предстоящей экзекуции. Я для них по-прежнему оставался безымянной вещью, а не человеком.

       Подготовительная часть к экзекуции завершилась, жертва было готова принять наказание, она была засунута в станок для порки, но неожиданно не оказалось человека, готового взять на себя исполнение обязанностей палача. По всему было видно, что рядовые матросы не горели желанием выступить в роли кровавого экзекутора и всячески уклонялись от этой роли. Бросили жребий, и судьба вновь показала свой характер, жребий пал на моего знакомого Махмуда, который весь залучился от охватившей его радости. Он бы с удовольствием выступил бы и в качестве палача-добровольца, но знал, чем ему это может грозить, другие члены экипажа, наверняка, не простили бы ему этой инициативы, рано или поздно он оказался бы за бортом судна. Поэтому, когда выкрикивали палача-добровольца, он прятался за спины товарищей. Но в душе молил бога о том, чтобы ему выпал жребий и он смог бы посчитаться со мной, убийцей, по его личному мнению, его товарища и напарника по экипажу судна.

       Махмуд, сияя круглым лицом из-за переполнявшего его чувства радости и удовлетворения порученным делом, с огромным энтузиазмом демонстрировал высокий профессионализм владения кнутом. Видимо, в недавнем прошлом он был сельским пастухом и научился хорошо владеть этим инструментом пастуха, а теперь и палача. Он тщательно отбирал орудие наказания и, с лицом счастливого идиота, брал один кнут за другим из целой кучи кнутов, сваленных к его ногам, проверяя их прочность, гибкость и тяжесть ремня из сыромятной кожи. Из двадцати кнутов, вначале он отобрал пять лучших и продолжил дальнейшую селекцию, примеряясь к рукояти, телу кнута, его фолу и крекеру. Каждый кнут он поддержал в руках, пальцами проверял плетение сыромятных кусочков кожи. Тщательно осматривал тонкий ремешок - фол, который вплетался в сыромятные ремешки на конце ремня. И чуть ли не языком вылизывал переплетенный конский волос с грузилом - крекер. Наконец-то, удовлетворенный сделанным выбором, Махмуд отложил для себя пару самых лучших, разумеется, по его мнению, кнутов и, вразвалку, направился ко мне.

       А я все это время простоял в унизительной позе, намертво закрепленный в козлах для порки. А солнце уже близилось к закату, оно еще не коснулось линии горизонта, но было в половине шага от него. В этот момент я подумал, что, может быть, никогда не увижу его заката и не смогу в очередной раз поприветствовать восход Эллиды на ночной небосклон. Но в этот момент в сознание проникла непонятная уверенность, в том, что я переживу наказание. Волнение перед предстоящей поркой и страх перед возможной болью отошли в глубь души, а я начал переживать по отношению глупостей, которые в такой момент были совершенно не к месту. Я думал о том, а чтобы сказала Эллида, увидев меня в этой нелепой и раскоряченной позе. Не смотря на то, что Желтый Карлик уверенно катился к закату, но до восхода Эллиды оставалось достаточно много времени, чтобы надеяться на то, что моя богиня этого не увидит этого позора.

       - Ну что, щенок, ты готов к наказанию! - Прервал мои размышления Махмуд. - Пришло время платить свои долги, я постараюсь, чтобы ты дорого заплатил бы за взятую жизнь Чистена, да упокоится его душа в мире и покое! Сам Господь избрал меня человеком, который покарает тебя за невинно пролитую кровь. Поверь мне, гаденыш, я уж постараюсь бить тебя так, чтобы ты надолго запомнил это наказание и сам этот день.

       В голове начали появляться слова, которыми я хотел возразить Махмуду и сказать, что он не прав и что это не я убил Чистена. Но голова, намертво зажатая хомутом коромысла, начала плохо соображать, хомут не давал мне и рта раскрыть. Тогда я вспомнил о мыслеречи и о моей способности внушать мысли на расстоянии другим людям. Собрав в кулак силу воли, я попытался сформировать мыслеобраз и переслать его Махмуду.

       Вначале ничего не происходило, Махмуд стоял вблизи от меня и все что-то бубнил и бубнил себе под нос в отношении того, что я недостоин жизни, потому бог и карает меня его руками. Но вдруг он выронил кнут из рук, схватился обеими руками за голову и заорал, что я настоящее исчадие ада, что меня нужно не наказывать, а казнить на месте. Он орал также, что я не имею права проникать в чужие головы и внушать им, что можно делать и что нельзя делать.