Алая заря - Саша Штольц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, оставалось только выпить необходимую для выживания кровь. И все. Дороги назад уже не будет. Формально ее давно уже не было, но несмотря на все очевидные перемены, несмотря на то что уже попробовала кровь, Соня все еще ощущала себя человеком. А после того, как выпьет ее осознанно и добровольно, разве останется это ощущение? Вряд ли.
— Так вы дадите свою или нет? — спокойно спросила Соня.
Тимур Андреевич отложил нитки со спицами и грузно поднялся с дивана.
Соня была быстрой, но его мрачный взгляд из-за спины — не вздумай! — быстрее, так что первый порыв дернуться при виде того, как он тянется к бутылке, сразу же затих.
Соня сердито скрестила руки на груди. В ее силах было отнять, однако сейчас ее больше волновал его ответ.
Задумчиво смакуя во рту жадный глоток, Тимур Андреевич смотрел на нее внимательно и с не меньшим осуждением.
— А когда я помру, что делать будешь?
Вопрос Соне не понравился, но она почувствовала слабый отголосок облегчения: поможет.
— Осмелею достаточно, чтобы найти донора, — тихо сказала она, отчего-то пряча глаза.
— Относись ко всему проще, Софья. Лучше незнакомые люди. Чем старые алкоголики, например, — Тимур Андреевич с улыбкой махнул ей бутылкой. — Незнакомцы не будут болеть долго после тебя, а постоянные доноры — это потенциальные пиявцы.
Зато постоянным донорам она сможет открыть свой секрет и будет перед ними честна.
Пока Соня себе этого не представляла, хотя бы потому что сомневалась, что найдет людей, которым сможет довериться в достаточной степени, но это в любом случае было намного лучше, чем голодной бродить по улицами и набрасываться на людей.
— Так вы поможете? — повторила Соня.
— Да помогу, куда я денусь-то.
Тимур Андреевич поставил пустую бутылку на пол и вернулся на диван вязать дальше.
— Когда там? Я уж забыл…
— Через неделю.
— Ты в школу не ходила б лучше в этот день.
— Вы же говорили, что жажда просыпается в темное время суток.
Сказав это, Соня поморщилась и опустила плечи.
Не то чтобы она могла выбирать… но для нее, всегда встающей ни свет ни заря, это было страшно неудобно. Придется оправдываться перед бабой Валей — опять! — а все оправдания не могли быть никакими другими, кроме лживых. Даже правда казалась менее гадкой по сравнению с тем, как становилось на душе от своего поведения.
В первые дни Тимур Андреевич предлагал ввести в историю любовника сразу, а не дожидаться момента, когда баба Валя выяснит, что Соня вовсе не в школе просиживает свои вечера. А узнать было проще простого: она знала как минимум трех Сониных коллег, с которыми не столкнуться в небольшом городишке и не поболтать было настоящим грехом.
Тимур Андреевич со своей идеи смеялся так, словно рассказал невероятную шутку, а Соня представила, как следом всплывают подробности того, что она ходит в гости к почти что старику на вид, и ужаснулась.
Нет, никаких любовников. Только работа и надежда на то, что, когда этот страшный этап будет преодолен, Соня забудет дорогу сюда.
— Я не могу пропустить школу, — подумав, добавила она.
— Вампиры — ночные хищники по природе своей.
Соня скривилась. Она-то? Хищница?
— Так сложилось за сотни лет их существования, потому что иначе плата за беспечность была бы губительной: люди бы нашли способ их всех переловить, — продолжил Тимур Андреевич. — Так что, лунное дитя, твое время — это ночь. Дети солнца — люди то бишь — под ним и его защитой ходят, а солнце вампиров не жалует. Но это все еще не исключает того, что тебе внезапно может стукнуть в голову желание испить крови. По первости тяжело контролировать свои эмоции, а у тебя с этим совсем плохо. Так что не испытывай судьбу.
Соня вздрогнула. Накануне ее луны у нее девятый класс.
Они по-прежнему ходили на ее уроки и после того злополучного якобы прощального урока приглядывались к ней. Соня предполагала, что обидеть таких сложных подростков ей вряд ли оказалось по силам, поэтому на то, что они изменят свое поведение и вдруг станут учиться, даже не рассчитывала. И действительно — не стали. Но, по крайней мере, никто не пожаловался на нее. Дима Корешков больше не угрожал и продолжал сверлить ее своими жуткими глазами. Благосклонности Соня и не ждала, поэтому просто отворачивалась к доске, игнорировала болтовню и шушуканье, упрямо объясняла правила английского языка и вскоре, увидев плачевные результаты, смирилась с видимостью своей работы. Обида и стыд в какой-то момент затаились, а потом и вовсе пропали. Времени на них попросту не было, потому что и без того было предостаточно тревог относительно своей новой жизни.
— Не переживай — не выгонят, — в ответ на ее задумчивость сказал Тимур Андреевич
Соня рассеянно кивнула и медленно произнесла:
— Да может, и к лучшему бы было. Если б выгнали. В школе не должно быть кровопийц.
— Дети кровопийцы и есть!
Соня проигнорировала этот комментарий, сложила на коленях руки и равнодушно уставилась на медленно разворачивающееся красное полотно, которое Тимур Андреевич очень неспешно вязал. Шарф, что ли?..
— Ладно… Думаю, что у меня получится пропустить этот день.
— Для твоего же блага.
— Для чужого блага, — поправила Соня.
— Как скажешь, — дернул плечами Тимур Андреевич и поднял на нее очень серьезные глаза.
Соня по недавно сложившейся привычке вся подобралась и навострила уши, приготовившись услышать еще какой-нибудь полезный совет.
— А принеси-ка мне еще тех вкусных пряников!
Соня резко расслабилась и возмущенно выдохнула.
— Лежат на кухне. Сами сходите!
— Ну и молодежь пошла, — запричитал Тимур Андреевич. — Что за неуважительное обращение со старшими… Меня бы за такие слова сразу розгами отхлестали!
Причитать и сетовать на недостаток воспитания ему нравилось, но Соня прекрасно видела, что все это баловства ради. Когда она была у него в гостях, он болтал без умолку, а поводов поворчать было куда больше, чем нормальных разговоров. Если воцарялось молчание, он включал проигрыватель и заполнял тишину Магомаевым. Сначала это раздражало, но потом Соню осенило, что же, помимо желания узнать правду о своей новой сути, заставляло ее приходить снова и снова.
Это чужое одиночество странным образом откликалось в сердце и задевало душу.
Ее тоже это ждало?..
Еще недавно она старательно убеждала себя, что она не одна. Да как это было возможно, если ее окружали люди, которым она хоть сколько-нибудь была важна? Однако колкое и тревожное чувство уже осело в
