Самый желанный герцог - Селеста Брэдли

В покрасневших глазах мистера Вульфа была мрачная настойчивость, словно он едва мог удержаться от того, чтобы не протянуть к ней свои руки, сжимавшиеся и разжимавшиеся в нервном возбуждении. Мистер Вульф что-то хотел.

Возможно, это было именно то, что Лемонтёр имел в виду, когда произнес слово «страстно»?

Должно быть она тяготилась его присутствием потому, что не привыкла к такому отношению и от того ощущала себя бифштексом на тарелке. В конце концов, страсть — это то, что она ищет, не так ли? И в отличие от жеманных мальчишек вокруг нее мистер Вульф являлся успешным человеком. Как поверенный он был образован, и знал этому цену, потому что работал за свое место в мире.

Он также казался искренне заинтересованным в ней, а не просто подпал под очарование Софии. Вульф был достаточно взрослым, чтобы знать, чего он хочет, и не позволять самому последнему безумству сметать его с места.

Его резкость и неловкость могли немного раздражать, но кто она такая, чтобы судить кого-то, кто не слишком гладко двигается среди Общества? Да, мистер Вульф должен находиться в самом начале ее списка потенциальных мужей.

Это была не его вина, что девушка просто не могла представить себе ничего подобного. Устыдившись своей реакции, Софи убедилась в том, что обратила чуть больше внимания на мистера Вульфа. Она не хотела, чтобы он обнаружил ее необъяснимое отвращение и каким-то образом повредил свои чувства.

Наконец толпа молодых людей покинула комнату, и Софи начала надеяться на возможное спасение. Затем она осознала, что именно Грэм выпроваживает ее поклонников из комнаты, словно пастушья собака, отрезающая овцу от остального стада.

Грэм устремился вперед, разъяренный в своем намерении оторвать этого… этого хищника от его Софи. Однако к тому времени, когда он добрался до нее, парень уже быстро попрощался, поклонившись, и выскользнул в дверь, последовав за всей остальной стаей, оставив Софи наедине с Грэмом именно так, как он и хотел.

Однако когда он подошел к ней, то не ожидал увидеть вспышку ярости в ее глазах. Пораженный, герцог остановился.

Софи поднялась и приблизилась к нему.

— Что, умоляю, скажи, это означает?

Ах, что ж, возможно, он не был таким уж ловким. Грэм откашлялся и одарил ее своей самой очаровательной улыбкой.

— Ты ведь не хотела провести весь день в этой бочке, полной идиотов, не так ли?

Девушка сложила руки на груди и поджала губы.

— О, разве это были твои визитеры, чтобы отпускать их? Если так, что тогда ты и в самом деле скрывал от меня какие-то безвкусные секреты!

Он приоткрыл рот от изумления.

— Мои визитеры? — Безвкусные секреты? Чем этот волосатый парень забил ей голову? Не уверенный в том, что хочет узнать это — потому что существовала возможность, что он не сможет честно отрицать их — Грэм быстро пошел на попятный. — Я здесь не единственный, у кого есть секреты!

Она отпрянула и побледнела. Почему? Он всего лишь имел в виду ее удивительное превращение прошлой ночью на маскараде. Затем, в мгновение ока, Софи пришла в себя.

— Может быть, я развлекалась. Ты никогда не можешь сказать это с уверенностью. — Она ткнула его пальцем в грудь. Сильно. — Мы друзья, и я ценю это, но тебя никто не звал очищать территорию! Я не принадлежу тебе, Грэй!

Территорию? Тревожные сигналы зазвучали в той небольшой части его мозга, которая оставалась здравой. Он проигнорировал их. Вместо этого Грэм усмехнулся, сложив руки на груди.

— Это не было очищение территории! Это… это была защита! Ты наивна и почти без компаньонки. Ты даже представления не имеешь, какими волками являются некоторые из этих типов!

— У тебя нет права голоса. Ты использовал в своих интересах то, что у меня нет дуэньи. Ты сам не раз говорил мне — разве я могу испортить себе репутацию, если проведу несколько часов, играя в карты с повесой?

Грэм пришел в бешенство от этих слов, потому что он на самом деле вышел за границы приличия — по крайней мере, однажды. Воспоминания о ее запахе и ощущении ее волос, намотанных на его кулак, ударили его такой внезапной ноющей волной томления, что он чуть не потерял сознание.

Теперь Грэм видел, что был дураком. Он думал, что пал жертвой случайного побуждения прикоснуться к ней в тот день, импульса, который родился из потребности отвлечься…

Но это было не для развлечения, а для утешения. Для поддержки. Не импульс, а желание.

Прядь ее золотисто-рыжих волос выбилась из прически во время приступа ярости. Она опустилась вниз, свернувшись рядом с высокой, элегантной скулой, обрамляя один пылающий, темно-серый глаз.

— Знаешь что, Грэм? Я думаю, что ты чуточку ревнуешь.

У него возникло странное видение того, как она будет выглядеть во сне, лицо наполовину спрятано в его подушку, ее волосы разбросаны по их обоим обнаженным телам, прилипая к коже, увлажненной удовлетворенным вожделением…

Чет побери.

Что с ним случилось? Что он сделал с Софи — с собой?

Только посмотрите на него! Он становится гориллой! Он не имел права фыркать, топать ногами и отпугивать ее поклонников!

Софи повозилась с рукавом и вытащила свои очки, чтобы через них лучше прожигать его взглядом. Она была похожа на солдата, одевающегося перед битвой. Этот жест странным образом тронул Грэма.

Очки и то, как ее глаза глядели сквозь них, принадлежали ему и только ему. Другие могли думать, что они знают, за кем ухаживают, могли даже верить, что они ощущают что-то настоящее по отношению к ней, но он был единственным, кому она достаточно доверяла, чтобы надевать при нем свои очки.

В любом случае, что с ними было не так? Ведь это всего лишь кусочек проволоки и стекло. Грэм терпеть не мог то, что она не ощущала себя достаточно уверенной, чтобы быть самой собой с этой толпой.

— Я не могу поверить, что ты ищешь себе мужа среди этих типов! Почему?

Софи подтолкнула свои очки вверх кончиками пальцев и в ярости уставилась на него.

— А почему нет? Это лишь ревность. Скажи мне! Назови мне причину, по которой я не должна это делать!

Что он мог сказать ей? Я все разрушил.

Как он мог позволить чему-то настолько невинному и легкому дойти до этого — и почему именно сейчас, когда он больше не может свободно распорядиться этим? Он сам выкопал себе могилу, ради Бога — выкопал ее глубокой и широкой острыми клинками одиночества и добрыми намерениями!

Несмотря на горло, сжавшееся от тоски и вожделения, Грэм забил последний гвоздь в свой собственный гроб.

— Не будь смешной! — рявкнул он на Софи. — Я просто пожалел бедную, некрасивую девушку из провинции! Нет ничего, что бы заставило меня ревновать!