Пассажир без багажа - Анна Малышева

– Если вы все слышали, почему же вы меня обвиняете? – спросила она, стараясь говорить без раздражения, в конце-концов, она доставила этим людям много неприятностей. – Вы же, наверное, поняли, что я этого ребенка не знаю! И понятия не имею, кто это был, а если бы знала – надрала бы ему…

Соседка прервала поток ее оправданий, решительно и невежливо попросив, чтобы ей не заговаривали зубы. Что это личное дело Кристины – надрать или не надрать то самое место телефонному хулигану. Но она все-таки считает, что не обязана терпеть это безобразие. И ее дети не обязаны, и ее муж не обязан… И пошла, и пошла. Кончилось тем, что соседка твердо пообещала отправиться в понедельник на телефонную станцию, рассказать, что случайно обнаружила, что к ее номеру подключилась соседка, и уж тогда…

Кофе едва не выкипел – Кристина целиком ушла в свои мысли и не заметила, как бурая пена побежала через край турки. Ей удалось нацедить только одну чашку, и она отнесла ее в комнату.

– Так ты торопишься? – спросила она, присаживаясь за стол. Подсвечник она больше не передвигала, хотя собственное отражение в зеркале по-прежнему ей не нравилось. Кристине было уже все равно – как она выглядит и что об этом думает ее гость. Она рассердилась на него. Сейчас ей хотелось только одного – чтобы он допивал свой кофе и убирался. Она поймала себя на мысли, что соскучилась по детям. «Вот странно! – заметила про себя женщина. – Когда они рядом, я застрелиться готова, ведь ни секунды тишины, сплошные вопли, нервы на пределе. А когда их нет – я как потерянная!»

– Вообще-то я не очень тороплюсь, – неопределенно ответил Виталий. – Мне просто кажется… Ну…

Кристина приподняла бровь – это у нее получалось очень хорошо:

– А, ты решил, что мне пора детей спать укладывать? Ничего, сегодня это не важно. Они ночуют у моей мамы.

Виталий смутился. Было ясно, что дети – это именно то, что так его расхолаживает. Но кто решится сказать об этом прямо? Кристина поигрывала чайной ложечкой и упражнялась в поднимании то одной брови, то другой. Поглядывая в зеркало, она убеждалась, что результаты удовлетворительные, вид у нее был одновременно томный и независимый.

– У меня двое сыновей, – продолжала она светскую беседу. – Семь лет и четыре года. А, да вот же фотография!

Она сорвала со стены над диваном снимок в позолоченной рамочке – тот самый снимок, который сделал зимой Андрей. Это была еще одна улика, которую она обязательно припрятала бы, если бы нашлось время перед свиданием… Но теперь Кристина торжественно поставила рамочку на стол так, чтобы ее хорошо освещали свечи. Она ощутила при этом какое-то мазохисткое удовлетворение – чем хуже, тем лучше! Виталий взглянул и заметил, что мальчики похожи на нее. Кристина окончательно разозлилась – это было неправдой, гость просто не пожелал разглядывать детей. Ей стало обидно за своих мальчиков: «Ведь они никому кроме меня не нужны, а я их ради этого чучела сплавила к маме!»

– Странно, – заметила она. – Никто не считает, что они на меня похожи. Каждый похож на своего собственного, личного отца. Я два раза была замужем. Неужели не заметно, что у старшего волосы рыжие, а у младшего – светлые? Я-то шатенка.

Виталий угнетенно согласился, что проглядел такую важную подробность.

– Неудивительно, – Кристина снова поиграла бровями. – Ты весь вечер на меня не смотришь. Завтра в толпе хотя бы сможешь узнать?

– Ох, ну что ты злишься! – не выдержал, наконец, он. – Ты же сама себя заводишь! На кого же мне смотреть, как не на тебя! Весь вечер были вместе!

– Значит, тебе наплевать на моих детей! – теряя над собой контроль, не вполне логично заметила Кристина. Но ей было не до логики. В пылу спора она хлебнула внушительную порцию коньяку, и теперь ей было море по колено. Море слез – потому что женщине стало очень жалко себя и свою нескладную жизнь. Она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. – Значит, они тебе мешают!

Виталий хотел что-то ответить, но, приглядевшись к ней, вдруг рассмеялся:

– А я-то думаю, что с тобой вдруг случилось? По-моему, ты выпила лишнего!

– Это твое мнение! – огрызнулась она. – Я сама решаю, сколько пить!

– Ну да, ты трезвая, – возразил он, – тогда почему ты вдруг завелась? Я же впервые слышу про твоих сыновей, как я могу ими интересоваться! Познакомь – тогда и начинай ругаться!

– Как будто тебе хочется их увидеть, – Кристина уже всхлипывала. Она начала понимать, что Виталий абсолютно прав и последний бокал ей пить никак не стоило. Но признаваться в этом вслух не хотелось. Хотелось плакать, жалеть себя, клясть загубленную жизнь, и главным образом – гостя. Ведь это он ее напоил…

Но Виталий продолжал смеяться. Он вдруг повеселел, а этого Кристина никак не ожидала. Ее прежние мужья обычно охотно вступали в перепалку, не делая скидок на то, трезва она или нет. Последний приятель, с которым она рассталась полмесяца назад, обозвал ее стервой и истеричкой – на том основании, что ей не понравилось, когда он шлепнул Гришу. Конечно, ребенок не должен был класть ему в тапок яйцо. Эта милая утренняя шутка была очень популярна у детей. Кристина давно привыкла проверять свои тапочки перед тем, как сунуть в них ноги, но никак не могла внушить детям, что этого делать нельзя. Кроме того, в результате этой остроумной комбинации расходовались продукты, которые ей было некогда покупать, и прибавлялось стирки – а стирать ей тоже было недосуг. Иногда она на время прекращала покупать яйца, но когда они снова появлялись в холодильнике, дети рано или поздно не выдерживали искушения…

– Ну что ты смеешься! – сердито спросила она, отворачиваясь и пробуя пальцем, потекла тушь или нет? Тушь на пальце не отпечаталась, доказав свою стойкость. Это немного улучшило ей настроение – по крайней мере, она не выглядела страшилищем. – Знаешь, как трудно с детьми? Я же работаю! У меня один выходной, чтобы их повидать, конечно, я не справляюсь!

– Что ж ты их к матери отвезла? – поинтересовался он. – Выходной-то сегодня?

– А что я должна была сказать, когда ты позвонил? – огрызнулась она. – Приезжай, мол, поиграешь с двумя пацанами? Да ты бы посмотрел на них и с порога развернулся!

– Почему ты так думаешь? – заинтересовался он. – На снимке они вроде ничего ребята!

– Ну да, – проворчала она, доставая пудреницу. – На снимке они просто ангелы. А вообще достают ужасно. Кому их воспитывать-то? Меня они не уважают. Это же мальчишки! Вот дал же бог сыновей, а мужей отнял!

Виталий сочувственно поинтересовался, что случилось с ее мужьями. Наверное, ее трагический тон создал у него впечатление, что оба умерли какой-то ужасной, неестественной смертью. Кристина объяснила, насколько он ошибается.

– Оба живы, здоровы, живут в Москве, – рассказывала она, доставая сигарету. – Даже алименты какие-то платят. А заходят то раз в месяц, то вообще раз в полгода. Ну понятно, им теперь некогда. У обоих другие семьи. Вот говорят, что вы, мужчины, особенно привязываетесь к мальчишкам. Ну разве не чепуха? Если бы так было, мои дети бы в золоте ходили и каждый день отцов видели.

Она хотела было прикурить от свечи, но Виталий остановил ее, поднеся зажигалку:

– От свечи не прикуривай.

– А что? – спросила она, с наслаждением затянувшись сигаретой. – Замуж больше не выйду?

– Нет, моряка утопишь.

Он тоже закурил. Свечи догорели почти до конца, и Кристина подумала, что скоро нужно будет включать свет. Она успокоилась – это всегда происходило довольно быстро, но не у всех хватало терпения подождать… Женщина молча курила и думала, что совершенно напрасно накричала на Виталия. «В конце-концов, – с раскаянием думала она, – это я его обманула, не сказала про детей. Хотелось романтики. Зря, конечно. Ну не хочется мне в тридцать лет выглядеть старой тетенькой, матерью семейства!»

Она раздавила окурок в пепельнице и вздохнула:

– Если ты торопишься, то поезжай.

– Да я не тороплюсь, – улыбнулся тот. – По-моему, это тебе очень хочется меня выпихнуть. А ты подумала, что я выпил еще больше, чем ты? Вот расшибусь, и это будет на твоей совести.

– Так ты останешься? – спросила она. – Тебя никто дома не ждет?

– Никто. Я развелся.

Это сообщение очень заинтересовало Кристину. До сих пор она совершенно ничего не знала о семейном положении своего кавалера. Варя не смогла ей ничего сообщить – по ее утверждению, она видела Виталия страшно давно, и даже имени его не запомнила. Спрашивать напрямую казалось неловким – Кристина всегда боялась задавать мужчинам этот вопрос. Они могли решить, что у нее есть какие-то далеко идущие планы…

– А дети есть? – поинтересовалась она.

Виталий сообщил, что у него есть дочка, «уже большая». Кристина не поверила, сославшись на его возраст:

– Да сколько тебе может быть лет? Тридцать, ты говорил? Когда же ты ее родил, если она взрослая? В тринадцать?

Выяснилось, что девочке пять лет. Кристина не стала внушать своему гостю, что называть такого ребенка взрослым человеком – явное лицемерие. Ей было хорошо известно, что любой отец после развода пытается вступить в сделку со своей совестью, приписывая оставленному ребенку какие-то невероятные качества – полную самостоятельность, финансовую независимость, душевную черствость, которой мог бы обладать разве что опытный бандит, и прочие железобетонные качества. «В конце-концов, не мое дело его осуждать, – подумала она. – Может, у него жена была стерва».