Тени возвращаются - Линн Флевелинг

От блеклых голубых глаз над вуалью побежали лучики морщинок, выдавая невидимую улыбку старухи:

— Ну давай, ещё немного. Только не спеши. Мы не думали, что ты выживешь, сынок.

— Кто мы? — спросил он, сделав очередной глоток.

Она лишь слегка покачала головой, вновь поднося питье.

— Моя сестра, — он сделал новую попытку, полагая, что она могла плохо слышать его: — Я думал…

— Азриэль, не так ли? Ты называл её имя не раз. Это твоя сестра?

— Она здесь?

Аромат духов ему не приснился. Он всё ещё ощущал его.

— Нет, и радуйся этому, — ответила она, помотав головой.

— Что? Прошу Вас, скажите мне, где я, — взмолился Серегил.

— В доме нашего хозяина, где же ещё.

Её скрюченные пальцы взметнулись к серебряному ожерелью на морщинистой шее. Тогда Серегил заметил застарелую круглую метку на ее предплечье.

— Так Вы рабыня?

— Конечно. Так же, как и ты.

Она протянула руку и коснулась какого-то предмета, охватывавшего кольцом его горло.

— Что это? — насторожился он, хотя и сам уже почти все понял.

— Твой ошейник, сынок. Теперь ты такой же раб, как и остальные в этом доме. Хотя, увидев размер следа от драконьего укуса, я очень удивилась, что ты очутился здесь. Возможно, счастье покинуло тебя, а?

Она медленно поднялась и направилась прочь от кровати:

— Теперь отдыхай. Скоро я вернусь и принесу тебе что-нибудь поесть.

— Нет, погодите. Прошу Вас!

Ответом ему был тихий звук затворяющейся двери.

Подавленный и сбитый с толку, он беспомощно посмотрел на темный полог кровати. Ему следовало собраться с мыслями, да поскорее!

Но это оказалось так трудно. Он чувствовал себя совершенно разбитым и одурманенным лекарствами. Даже от простых попыток сосредоточиться, он дышал так, будто поднимался в гору, а не валялся на спине, как король.

Она сказала, что он был при смерти: что ж, это вполне ощущалось. Всё его тело болело, и особенно сильную, пульсирующую боль он испытывал в нижней части правого предплечья, и внизу левой икры, где те касались простыней.

Простыни? Его спутанное сознание шло своими собственными путями. Он согнул пальцы одной руки, нащупав шелковистую ткань и податливую мягкость матраца. Когда это рабам стелили такие постели? Или та женщина под вуалью — высокопоставленная особа? И он чего-то не понимал?

Но нет, он припомнил кое-что из того, что происходило с ним на корабле: грубые цепкие руки, жуткая боль и запах собственной плоти, прижженной каленым железом, всё это — сквозь туман болезни.

— Да чтоб я сдох! Будьте прокляты, тухлые адские яйца! — прошептал он, ощущая всю свою беспомощность.

Тяжелые стеганые одеяла душили его. Ему потребовалось собрать все свои силы, чтобы постепенно высвободить правую руку. Там, на бледной коже чернела небольшая, покрытая коркой рабская метка в виде буквы С. Он поднял руку и коснулся металлического ошейника. Он был в палец толщиной, округлый и очень гладкий на ощупь.

— Аура Иллустри! — он уронил руку и закрыл глаза, стараясь не поддаваться тошноте, подкатывавшей всякий раз, когда обрывки воспоминаний возвращались к нему.

Засада. Запах мертвечины. Ужас надвигающейся тьмы в облике драгоргоса, поглощающий его. Как такая омерзительная тварь могла появиться на земле ауренфейе? Это могло означать лишь то, что один из их нападавших был некромантом: больше никто не мог вызвать нечистых тварей.

И крик. Он точно помнил чей-то крик.

— Алек! — вот теперь он по-настоящему запаниковал и сумел поднять голову, чтобы увидеть, что ни в кровати, ни где-либо ещё в поле его зрения не было и следа другого человека.

И он звал свою сестру, а не своего тали?

Едва дыша, больной и разбитый, полный чувства вины, он упал на подушку, и слезы хлынули из его глаз.

Крик. Но кто же кричал? Это был Алек? Значит, он тоже мёртв, как и все остальные?

"Нет!" — сказал он сам себе в полном отчаянье. Нет, я знал бы. Я не забыл бы этого!

Но как ни старался, он так и не смог ни в чём увериться, так же, как и припомнить в точности все последующие события. Рабское клеймо — вот и все, что он знал точно, и это было худшей из новостей, ибо было лишь два места, где он мог теперь находиться: Пленимар или Зенгат.

И всё же, то было неслыханной дерзостью для работорговцев — очутиться в тех местах, так глубоко в Ауренене. И что они могли там делать вместе с некромантом? Он снова попытался встать, но последние силы оставили его. Однако, когда сознание уже покидало его, он вдруг всё понял, и проваливаясь в темноту пробормотал в пустоту комнаты: — Нас предали! Фория, я ещё увижу тебя мертвой!

Глава 18. Страдания узника

ПЕРВЫЕ несколько дней Серегил был настолько слаб, что не смог бы уйти, даже если бы оставили открытой дверь. Вместо этого он был вынужден терзаться страхами о том, что же сталось с Алеком и пытаться узнать как можно больше, не вставая с постели.

Всё, что он помнил о корабле, это то что те, кто его захватил, скорее всего надели на него магические оковы, и реакция его была очевидно такой же, как всегда, когда ему приходилось иметь дело с магией. Его раны саднили, и он был так истощен! От живота ничего не осталось, а ребра торчали сильнее обычного. Магия словно высосала все соки из его мышц, руки стали тонкими, как тростинки. Кроме рабских меток тело его украшали раны и струпья болячек. Старуха не ошиблась, сказав, что он едва избежал смерти.

Он не мог посмотреть ни как выглядит его ошейник, ни из чего тот сделан, но металл показался очень твердым. Радовало, что на него хотя бы не наложили магических чар. Иначе он чувствовал бы себя ещё хуже.

Несмотря на всю отчаянность положения, он был счастлив очутиться в чистоте и уюте. Кто-то даже аккуратно подстриг ему волосы и ногти. Конечно это не ввело его в заблуждение относительно доброты купившего его человека, но это не значило, что он не мог наслаждаться хотя бы такой малостью. Это, безусловно, было лучше, чем те условия, в каких он находился прежде, к тому же теперь у него был шанс восстановить свои силы.

Судя по лучам света, падающим из окна, и клочку синего неба — единственного, что он мог в него видеть — он предположил, что его комната находится на верхнем этаже. То были на редкость роскошные покои для раба. И хотя обстановка была довольно скудной — лишь кровать да массивный стул возле камина — но стены были обшиты панелями из полированного дерева и местами виднелись выцветшие пятна, обозначавшие, что здесь когда-то стояла мебель. Массивная дверь запиралась снаружи, и никто, кроме старухи не входил сюда. Он сумел разглядеть вооруженного охранника за дверью: его было видно всякий раз, как она входила.