Люди и атоллы - Януш Вольневич

В сентябре 1973 г. специализированная японская фирма приступила к работам на лодке 1-169. В операции участвовали лучшие аквалангисты, оснащенные первоклассным снаряжением. Операция проходила при участии представителей телевидения и большом интересе жителей островов Трук. Группе удалось извлечь останки многих людей, личные вещи, принадлежавшие несчастным морякам, которые 40 лет назад спустились под воду. При участии родных, приехавших из Японии, на острове состоялась кремация тел погибших. Их прах был доставлен в Токио и погребен в Могиле неизвестного солдата.

Однако на этом история 1-169 не закончилась. Годом позже роковая лодка поглотила еще одну, надо полагать последнюю, жертву. Ею стал молодой аквалангист, который вместе с товарищем проник внутрь корпуса. Там он заблудился и не мог найти выход к открытому люку; возможно, он застрял в каком-то тесном проходе, а кислород у него кончился. Через час после того как наступила смерть, несчастного нашли и подняли на поверхность.

Джо закончил свой рассказ и посмотрел на обоих внимательно слушавших его рассказ юношей. Я не сомневался, что многие его слова были адресованы к ним, он взывал к разуму обоих ныряльщиков.

— Так вот, эта лодка находится неподалеку отсюда, — добавил Джо.

Но юноши не дали ему договорить до конца.

— Джо! — закричали они в один голос — Плывем! Плывем туда, непременно! Будь человеком! Слово чести — мы лишь сверху посмотрим, без баллонов! Джо?!

Шкипер позволил уговорить себя. Он повернул руль, мы подошли чуть ближе к берегу и оказались между островами Моэн и Дублон.

— Здесь — воскликнул Джо и заглушил мотор.

Раздался двойной всплеск — оба студента исчезли под водой. Свое слово они сдержали: глубоко не ныряли, плавая с трубками вокруг лодки. Я тоже не выдержал — натянув маску, как страус, опустил голову в воду и, стараясь спокойно дышать через трубку, попытался что-нибудь рассмотреть. Вода была чистая, освещенная солнцем. Однако прошло довольно много времени, прежде чем я различил расплывчатые очертания «сигары», лежащей далеко внизу в темно-зеленой бездне. Лодка покоилась почти на ровной площадке — стальная братская могила нескольких десятков моряков, у которых война отняла жизнь. Я почувствовал чье-то прикосновение — это Джо напоминал мне, что пора отправляться в путь.

Снова мерно застучал мотор, опять нас ласкали ветер и солнце. Теперь мы направлялись к месту, лежащему между островами Фефан и Дублон.

— Поплывем в направлении острова Этен. Вот он, смотрите, слева по борту. А оттуда рукой подать до «Фуджикава Мару», — раскрыл свои планы Джо.

— Ура! — пришли в восторг ребята.

Их радость была мне понятна. Я много раз слышал, как они говорили именно об этом корабле — одном из крупнейших судов, затопленных в лагуне, и к тому же сравнительно доступном. Оно лежало совсем неглубоко, до палубы насчитывалось неполных 20 метров. Без-донные трюмы были забиты военным снаряжением. Билл утверждал, что это самый интересный корабль из тех, которые затонули поблизости от Моэн.

— «Фуджикава Мару» — военный транспорт по доставке самолетов, — демонстрировал Джо свою осведомленность. — Поврежден авиаторпедой, лежит на правом борту, сто тридцать три метра. На нем даже нашли совсем целенький фарфоровый сервиз…

— Мне супницу! — завопил Родни.

Но корабль был еще далеко. Наша лодка находилась между островами Дублон и Моэн, где много рифов и мелей, впрочем не опасных для такой малышки. Немалое удовольствие смотреть на меняющую окраску в зависимости от глубины воду. Картину дополняли летающие рыбки, которые то и дело повсюду выскакивали из воды.

Время шло. Джо по обыкновению болтал обо всем понемногу. Выяснилось, что Этен во времена японцев назывался «Таке Джима» («Бамбук»), Мы узнали, что там был аэродром на 200 истребителей; вероятно, «Фуджикава Мару» вез свой груз именно на ту военную базу.

Мы находились в какой-нибудь тысяче метров от острова Этен, когда Джо выключил мотор. Из воды выступал пятиметровой высоты шест, похожий на мачту.

— Это как раз здесь. Перед вами передняя мачта японского транспорта. Привяжите-ка кто-нибудь к ней конец, — распорядился Джо.

Ребята еще раз издали вопль, выражавший восторг, и лихорадочно принялись за проверку снаряжения. Надо признать, получалось это у них довольно ловко. Чувствовался опыт, осторожность заставляла тщательно, по два раза, проверять акваланги. К моему снаряжению они добавили еще и нож, крепившийся на икре ноги. «Плавающий», — не преминули они подчеркнуть. Мне выдали также манометр, определяющий глубину погружения в метрах. Я не собирался бить рекорды, но все-таки хотелось знать, на какой глубине достигну палубы корабля-призрака. Я был очень рад тому, что мачта выступает над водой, так как это означало, что даже я могу достигнуть судна без малейшего риска.

Аквалангисты бросились в воду одновременно с обоих бортов спинами, вернее, баллонами вниз, и лишь пузырьки воздуха показывали, что аппараты работают нормально. Не без волнения я погрузился вслед за ними. В баллонах был запас воздуха на три четверти часа.

Сначала я двигался осторожно: 5 лет перерыва — это много, тем более что никогда не был асом в искусстве подводного плавания. Однако получалось у меня совсем неплохо. Когда дыхание немного успокоилось (значит, все-таки волновался), я почувствовал себя совершенно свободно и постепенно забыл, что нахожусь в чуждой мне стихии. «В это время дня судно будет хорошо видно», — вспомнил я слова шкипера. Он оказался прав. Солнце, стоявшее почти в зените, создавало отличную видимость. В освещенной бездне были видны четкие очертания его корпуса. Корма с торчащим стволом орудия была видна так хорошо, что я различал кораллы или водоросли, которыми она почти полностью обросла. Надстройка казалась почти нетронутой. Вокруг корабля вились стайки разноцветных рыбок, пожиравших не то растения, не то водоросли.

Огромные скопления рыбок то возникали в отвесных лучах солнца, то снова исчезали, видимо, в провалах стальных гротов. Я медленно кружил метрах в 3 от поверхности, постепенно набирая уверенность. Меня охватило приятное чувство абсолютной свободы, когда в этом трехметровом пространстве я начинал парить в любом направлении, переворачиваясь иногда на спину, словно резвящийся тюлень, или отвесно ныряя вниз, как баклан. Больше всего меня восхищали все новые и новые рыбки, которые подплывали к самой маске, бесцеремонно тычась в нее носами. Они с любопытством заглядывали мне в глаза и совсем не торопились удрать, даже если я протягивал к ним руки.