Израиль без обрезания. Роман-путеводитель - Наталья Лайдинен

– Слушай, Игорон! – сказала я, потормошив его немного. – А что, разве в Израиле наркотики вот так свободно достать можно? В обычном баре на пляже?

– Ну, ты наивняк! – снисходительно посмотрел на меня Игорон и похлопал по плечу. – Да у нас наркотик даже в супермаркете иногда купить можно, не то что в баре. Про арабские лавки я вообще молчу. Там есть все, что хочешь! Арабы, они странные… Сами листья каты жуют, как этот верблюд – жвачку. Часами могут жевать. Потом их торкает, они новую порцию листьев берут – и снова жуют. И так – целыми днями… И не лень им?

– Как тебе музычка? – спросила, навалившись на меня сзади, вернувшаяся с танцпола Ника. – Тут рулит диджей Ицик – один из лучших в Израиле, мой старый дружок, у него всегда классный транс.

– А в России как-то транс не очень любят… Или я просто на такие тусовки не попадала, – сказала я.

– Да вы в России ничего не понимаете вообще! Просто пьете слишком много, – сказала Ника, падая в кресло. – Мне Ицик говорил, что первым трансовым музыкантом был чувак, которого звали Орфей, из Греции. Он когда играл, все сразу в измененное состояние сознания входили – и люди, и звери. Вот это круто, я понимаю! А вот и сам Ицик! Он тебе сейчас все расскажет!

К нам подошел длинноволосый парень с не первой свежести дредами, в широких затертых джинсах и белой майке с ярко-зеленым листом конопли и надписью «Рожден, чтобы быть счастливым!». Он обнял Нику и по очереди поздоровался с каждым из нас.

– Это Карина, из Москвы! – сказала Ника капризным голосом. – Она говорит, в Москве транс не любят. Не то что у нас!

– Да уж. У нас и на свадьбах, и даже на бар-мицвах транс бывает! – подхватил Игорон. – Народная музыка!

– Это потому, что Израиль – лидер в трансовой музыке, никто лучше нас ее не чувствует и не понимает! Только у нас на транс-пати самые лучшие музыкальные трансовые коллекции и подборки. Израиль – страна с древнейшей мистической культурой и постоянным стрессом выживания, что позволяет делать классный транс! Мы – лучшие, это во всем мире признают. Я сам на фестивалях играю и в Европе, и на ГОА! – с выраженным акцентом гордо сказал Ицик, присаживаясь за наш столик.

– И давно у вас трансовой музыкой занимаются? – спросила я.

– Как движение транс-музыка у нас началась только после 1988 года, и сначала все транс-пати были подпольными. Потом были столкновения с полицией, фестивали и уход в андеграунд… В итоге саунд стал еще насыщенней и жестче, как будто все у нас происходит последний раз. Транс начинает возвращаться к истокам – в глушь, к природе. Тусовки становятся все более дикими и закрытыми. Немыслимый драйв!

– А чтобы узнать, где такие транс-пати проходят, надо просто прийти к Ицику… Или в Тель-Авиве прогуляться по Шенкин и получить флаер или приглашение… – встряла Ника. – Я сама так часто делаю.

– Ицик! Если честно. Я вообще не очень понимаю, что такое трансовая музыка и в чем ее особенность. Считайте, что я из самой забитой деревни.

Ребята прыснули и переглянулись.

– Как все запущено!

Ицик разочарованно покачал головой, но остался совершенно серьезным.

– Идея транса – в обращении к подсознанию человека, к раскрепощению его «я», к первобытным силам во всех нас, – сказал он с видом профи, – это нечто вроде шаманских ритмов, ритуальной музыки древних индейцев. В ней нет каких-то особых музыкальных изысков и фигур – главный смысл в монотонном повторении одного сигнала через определенные промежутки времени, подсадка на ритм. Знаешь, от чего обычный человек легче всего входит в транс?

– Нет, – я пожала плечами.

– От ритма обычного метронома! – сказал диджей. – Есть разные направления трансовой музыки: гоа-транс, трип-транс, транс-поп, евро-транс, псайкотик машрум-транс, эйсид-транс… Но все это – психоделик! По сути, древнейшее направление музыки, возрождением которого мы занимаемся. С ней человек начинает видеть мир по-другому…

– Но за счет чего это получается?

– Отключается мозг, глубинные пласты подсознания начинают работать интенсивно. У людей появляются видения, новые образы. Кому повезет – выходят в параллельные миры!

– То есть глюки?

– Не глюки, а новое видение пространства! У тебя уходят защитные барьеры, ты осознаешь свои действительные потребности и желания, становишься сильней и свободней! Наши транс-пати проходят обычно в дни полнолуний, это здорово усиливает эффект от музыки!

– Ты просто очень закрепощенная! – сказала Ника. – Сидишь тут в транс-баре одна, траву не куришь, умную из себя строишь!

– Она права! Тебе надо раскрепоститься! – поддержал ее Ицик. – Пойдем танцевать.

– Нет-нет! – вцепилась я в стул. – Я вообще плохо понимаю, как под такую музыку танцевать можно.

– Все ясно! – сказал Ицик. – Бокалом красного вина не отделаешься. Тебе нужна скорая медицинская помощь! Я сейчас!

Он сбегал куда-то и вернулся с несколькими бело-голубыми таблетками.

– Не бойся, это не химия! – уверенно сказал он. – Но это то, что поможет тебе раскрепоститься!

– Что это?

– Ты уже слышала про кат? – спросил он. – Так вот, это фактически тот же самый кат, только измельченный. У тебя на вечер какие планы?

– С мужчиной встречаюсь, вроде свидание, – помявшись, сказала я.

– Тем более! – обрадовался диджей и тряхнул дредами. – А то сидишь тут, почти засыпаешь. Вся скованная, зажатая. Пара таблеток – и энергии сразу прибавится! Раскрепостишься легко! Твой мужик просто обалдеет! Это же не наркотик, а так – легкий стимулятор. Привыкания не вызывает, а заряд энергии – суперский!

– Ты думаешь, стоит попробовать?

– Да не бойся ты! – сказал Игорон. – Это детский лепет. Мы такие перед дискотеками по десять штук едим. И всю ночь потом до утра пляшем. Глотни парочку – станет сразу веселее!

– Нет, две не буду! – сказала я. – Вы уверены, что моя следующая остановка не будет называться «морг»?

– Не будет! – хором уверенно сказали мои знакомые.

Я нехотя приняла таблетку. Ребята снова закурили. Минут через пять в одно мгновение мир перед моими глазами вдруг перевернулся вверх дном.

– Я падаю! – последнее, что я успела сказать, прежде чем провалиться в темную глухую бездну.

Я пришла в себя от того, что меня куда-то за руки и за ноги тащили по песку. Голова запрокидывалась, мне было больно. Я попыталась открыть глаза и что-то произнести, но не смогла.

– Неси скорее! Главное, чтобы она у нас в клубе не откинулась. Это будет трындец.

– Может, все же врача, – заикаясь, сказал другой голос. – Что ты ей дал все-таки?

– Ничего особенного. Может, у нее сердце слабое… Хрен ее знает. Ты же видел, пульса почти не было… Никаких врачей! Загребут – не отмоемся. Бару хана будет.

Я изо всех сил пыталась подать знаки, что пришла в себя, но у меня ничего не получалось. Тут в моем кармане зазвонил мобильный.

– Возьми скорей телефон! – сказал один голос другому. – Да брось ты ее на песок. В кармане мобилу поищи…

– Але? – заикаясь, сказал другой, нашарив у меня мобильник. – Ничего страшного, ей просто стало немного плохо… около психоделик-бара на пляже, вы знаете? Подъезжайте скорее! Мы ее тут, на лежак положили…

– Ну, что? Кто-то за ней приедет? – отрывисто спросил первый.

– Ага, сказал, через десять минут будет.

– Все, тикаем. Да голову ей повыше подними, чтобы не задохнулась. Вот так…

Шаги и голоса исчезли во тьме. Я лежала, слушая близкое море. Сколько я была без сознания? Не помню… Холодный ветер понемногу прояснял мозги. Но пошевелиться я по-прежнему не могла…

– Карина! Карина! – раздался издалека знакомый голос.

Я узнала Шломо и хотела крикнуть ему в ответ, но губы были деревянными. Подсвечивая путь фонариком, полковник подбежал ко мне.

– Боже мой! – закричал он. – Ты живая? Ответь мне хоть что-нибудь!

Он схватил мою руку, считая пульс, потом стал трясти и бить по щекам. Я всем телом пыталась подать какой-то ответный сигнал, но не могла.

Полковник грохнулся на колени в песок рядом со мной и стал покрывать поцелуями мои щеки. Я почувствовала, что он плачет.

– Карина! Ну, хоть какой-то знак. Самый маленький! Ну, ресничками шевельни, чтобы я только знал, что ты меня слышишь!

Я собралась с силами и качнула ресницами. Потом мне удалось открыть глаза.

– Что для тебя сделать, скажи, что? У тебя плохо с сердцем?

Мои силы закончились, я снова перестала подавать сигналы. Теперь глаза, наоборот, не закрывались. Я тупо смотрела в темноту. Полковник посидел минуту рядом и начал причитать, бегая вокруг:

– Всевышний, Господи Иисусе, Пресвятая Богородица, архангелы Михаэль и Гавриэль, все силы небесные, кто там еще, черт возьми, есть, сделайте же что-нибудь! Я прошу, я вас умоляю!

Шломо зачепнул в пригоршню воды и плеснул мне в лицо.

– Попробуй пошевелить глазами. Вправо – да, влево – нет. Ты поняла меня?

Он склонился над моим лицом, и я почувствовала его знакомый табачный запах. Я повела глазами вправо.