Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев

место на планете», – произнес тогда британский премьер. На следующий день он задержится на вилле, чтобы посвятить себя творчеству. Впоследствии он подарит написанную им в тот день картину Рузвельту{139}.

Примечательно, что в момент приобщения Черчилля к живописи рядом с ним оказался профессиональный художник. Профессионалы будут сопровождать его и дальше, поддерживая, советуя и направляя. Первым проводником политика в мир изобразительного искусства стал супруг Хэзел – Джон Лавери. Черчилль любил наведываться в его мастерскую на Кромвель-гарденс, расположенную неподалеку от Кромвель-роуд, 41, где политик проживал с семьей Джека в период с ноября 1915 года по осень 1916 года. Лавери признавался, что за свою многолетнюю карьеру живописца он знал «немного любителей, у которых было бы такое же глубокое понимание света и более чем уверенное владение основными техническими приемами», как у Черчилля. Они любили браться вместе за разработку одинакового сюжета, и всякий раз наш герой не уступал своему более опытному и старшему товарищу, подходя к холсту с «характерным бесстрашием и свободой от условностей».

В яркий мир импрессионистов Черчилля ввел французский художник Шарль Монтаг (1880–1956), друживший с Моне, Ренуаром, Боннаром и Матиссом. Набив руку, Черчилль позволит себе немного критиковать Монтага, признаваясь супруге, что «не согласен с его стилем». Но при этом он всегда будет признавать, что Монтаг «обладает огромными знаниями и в его присутствии невозможно рисовать, не научившись чему-нибудь». Среди других французских мастеров Черчилль дружил с «последним из постимпрессионистов» Полем Люсьеном Мазом (1887–1979). Они познакомились в окопах Первой мировой. Спустя почти двадцать лет Черчилль напишет предисловие к мемуарам Мейза «Француз в хаки»: «Он исключительный художник. Его быстрая хватка, острый взгляд и проворное перо позволяли переносить на бумагу впечатления с разоблачающей верностью. Мы имеем батальные сцены Армагеддона, запечатленные тем, кто не только любит сражающихся солдат и разделяет их лишения, но и способен постигать красоту света и тени, формы и цвета, которых даже ужасы войны не в состоянии лишить распространения солнечных лучей»{140}.

Среди соотечественников помимо Лавери Черчилль часто общался с Уильямом Николсоном (1872–1949). Политик называл его Le cher maître[13], признаваясь, что именно от него он больше всего узнал о живописи. Также Черчилль общался с учеником Уистлера и Дега Уолтером Сикертом. Сикерт дружил с леди Бланш Хозье и знал Клементину с детства. Затем их пути на четверть века разойдутся, пока в 1927 году с супругой политика не произошел несчастный случай – ее собьет автобус. Травмы были незначительны, но о случившемся написали в газетах. Сикерт решил навестить миссис Черчилль, заодно познакомившись с ее супругом. Они быстро нашли общий язык. «Я глубоко увлечен всем, чему вы меня обучили, и с нетерпением жду нашего следующего конклава», – писал он новому другу в конце сентября 1927 года. Супруге он скажет, что «очень взволнован теми горизонтами, которые открыл» Сикерт. «Я вижу, что стал рисовать намного лучше. Он и правда оказал мне огромную помощь как художнику». Сикерт научил Черчилля подготавливать холст для работы, грунтовать, накладывать и смешивать краски, а также помог ему овладеть техникой написания картин с проецируемых на холст фотографий. Одна из подобных работ – портрет Коко Шанель. С известным модельером Черчилль познакомился в январе 1927 года во время охоты на медведей во Франции с Хью Гровенорем 2-м герцогом Вестминстерским (1879–1953), у которого с Шанель был роман. «Неожиданно появилась знаменитая Коко, – писал политик супруге. – Она полностью захватила мое воображение. Она самая одаренная и милая женщина, самая сильная личность из тех, с кем Бенни[14] до этого имел дело». Впоследствии Черчилль признает, что Шанель достаточно сильная персона, способная «управлять мужчиной и империей».

Что касается творчества, то картины с проецируемых на холст фотографий одни из самых слабых в наследии нашего героя. Черчилль был талантливым колористом, но именно цвета и не хватает этим нарисованным в серо-коричневой гамме произведениям. Он и сам это признавал, заметив однажды, что оказался «неподходящим учеником, слишком радующимся богатству света и ярким цветам». В дальнейшем он откажется от этой техники. Но верность фотографиям он сохранит, предпочитая использовать их для последующей отработки объектов, которые его впечатлили. Не сумев освоить тонкости фотомастерства, сам Черчилль фотографировал редко, обычно прося об этом своих помощников и секретарей. Также он использовал купленные фотографии. Когда его телохранитель заметит, что перерисовывание с фотографий немного напоминает жульничество, политик ответит: «Если конечный продукт выглядит как произведение искусства, значит, он и есть произведение искусства, и неважно, каким образом его создали»{141}.

Несмотря на активное общение с профессиональными художниками, у которых он многому научился, Черчилль оставался верен себе и своему стилю. Во-первых, он отдавал предпочтение маслу, за исключением кратковременного увлечения темперой в конце 1940-х годов. Объясняя свою приверженность масляным краскам, он отмечал связанную с ними свободу творчества, когда можно «класть слой за слоем, экспериментировать, изменять свой план в зависимости от временных или погодных условий», помня при этом, что «в случае неудачи в вашей власти всё соскрести и начать сначала». Во-вторых, картины Черчилля отличал монотематизм. Большинство его произведений посвящены исключительно одной теме с концентрацией на одном объекте. При этом в отношении выбора тем он старался не повторяться, а возвращаясь к уже отработанным сюжетам, был поглощен поиском нового художественного решения. В-третьих, Черчилль пробовал себя в разных жанрах, хотя не во всех был убедителен. Например, ему тяжело давались портреты, которые вряд ли можно отнести к вершинам его творчества. «Деревья не жалуются», – успокаивал себя Черчилль, концентрируясь на пейзажах, натюрмортах, марине и архитектурной живописи, не гнушаясь при этом делать копии с работ великих мастеров. Среди пейзажных тем он больше всего любил изображение водной поверхности, получая от работы со сверкающими бликами, тональными переливами и зеркальными отражениями эстетическое удовольствие. Черчилль относил себя к ученикам Поля Сезанна (1839–1906), воспринимая природу как «массу искрящегося света, в которой поверхности и формы трудно различимы и имеют относительно небольшое значение, а преобладают вспышки и блеск с восхитительными цветовыми гармониями и контрастами». С этим подходом связана четвертая особенность творчества Черчилля – его любовь к ярким и насыщенным цветам. «Когда я попаду на небо, то серьезно намерен провести большую часть первого миллиона лет за занятиями живописью и достигнуть вершин в этом искусстве, – признавался он, надеясь обнаружить, что в «небесной палитре» «оранжевый и красный цвета будут самыми темными и тусклыми, а помимо них будет множество удивительных новых оттенков, которые будут радовать глаз небожителей»{142}.

Сам Черчилль скромно оценивал свои успехи в живописи. По крайней мере в начале. Тем не менее это не помешало его картинам регулярно выставляться в различных галереях. Первая демонстрация его творчества на публике произошла по инициативе Лавери, который в 1919 году направил собственный портрет, написанный его другом четыре года назад, на выставку в лондонскую галерею Графтон, которая ежегодно устраивалась Королевским обществом портретистов. На следующий год организаторы выставки обратились лично к Черчиллю с предложением направить одну из своих работ, но он ответит отказом, заметив, что «ни одна из моих картин недостойна показа на публике»{143}. В 1921 году он решил попытать удачу, направив несколько работ на выставку в парижской галерее Дрюэ. Свои работы он выставил под псевдонимом, неизвестно зачем использовав имя реального художника Шарля Камилла Морина (1846–1919). Четыре года спустя Черчилль принял участие в конкурсе художников-любителей. В состав жюри входили патрон Национальной галереи и галереи Тейт барон Джозеф Дювин (1869–1939), будущий директор Национальной галереи Кеннет Маккензи Кларк (1903–1983) и известный портретист Освальд Бирли (1880–1952). Главным условием конкурса была полная анонимность авторов. Картину Черчилля сначала хотели снять, поскольку барон