Девица с выкрутасами - Иоанна Хмелевская

Патриция на некоторое время выключилась из общей застольной беседы, вообразив развесёлые сцены в прибрежных зарослях с напыщенным партийным бонзой в главной роли под аккомпанемент национального припева: «Вы не знаете, с кем имеете дело!». И это называется страшная государственная тайна!

— …Консультант, специально присланный, разумеется, анонимно, для наблюдения за должным проведением процесса. Уже одним своим присутствием… — язвительно объясняла пани Ванда.

— Сидит там и помогает судье писать обоснование? — не вытерпел Кайтусь, хоть и обещал себе ни словом не упоминать проклятого консультанта. Терпеть не мог таких неотразимых красавчиков-блондинов, особенно в опасной близости от Патриции, и не собирался привлекать к нему дополнительного внимания.

Журналистка догадалась, что говорят о Зигмунде, но сейчас ей не хотелось о нём сплетничать.

— Погодите, я вот чего не пойму, — обратилась она к пану адвокату. — Те познанские бумаги так истрепались, что трудно разобраться… Сынок-шалун того функционирующего болвана…

— Только без фамилий, пожалуйста!

— …болвана без фамилии участвовал в бизнесе и получал доход с грабежа лохов вместе с папашей? Или совсем наоборот, конфликт стал чистой случайностью?

Господин Островский принялся было решать, какую степень откровенности он может себе позволить, но неожиданно почувствовал, что излишнее лицемерие плохо отразится на пищеварении, что ввиду потрясающей запеканки стало бы катастрофой, а посему и махнул в глубине души рукой на все эти экивоки.

— Не удалось докопаться? По большому счёту он не просто участвовал, а был инициатором и организатором. Пока не влюбился в приманку, одну из трёх…

— А! Создал целое предприятие!

— Развивающееся. Милиция бесилась, а прищучить юное дарование не могла, прокуратура за ошейник придерживала… Прошу прощения, — пан адвокат отвесил поклон в сторону Кайтуся.

— Я тут ни при чём, — с деланым равнодушием отозвался тот. — Меня там не было.

— Разве? — удивилась коварная пани Ванда.

— Там первую скрипку в настоящее время играет очаровательная пани прокурор Вишняк, — добавил адвокат, а Кайтусь окончательно одеревенел.

Конец, сейчас вылезет на всеобщее обозрение тот проклятущий зажиленный день и в самый, что ни на есть, неподходящий момент!

Ведь именно очаровательная пани прокурор Вишняк была той наживкой, которую заглотал бедный Кайтусь и которая заставила его вляпаться в познанское дело и топить Климчака.

Пани прокурор имела блат в высоких сферах и соблазняла переходом в генеральную, одновременно обещая премию в виде собственной, чрезвычайно привлекательной персоны. Лично Кайтусь с красавицей не встречался, только слышал разные восторженные отзывы и лицезрел прелестный облик на групповой фотографии. Вот и влип.

А при ближайшем рассмотрении на месте оказалось, что групповой снимок был сделан десять лет назад, а формы прелестницы существенно обогнали возраст. У Кайтуся потемнело в глазах, и он с ходу, но как можно дипломатичнее отказался от премии, вследствие чего дверцу в генеральную моментально как бы заклинило. Зато несчастный Климчак вышел на первый план, и Кайтусь уже никак не мог отпустить его с миром, поскольку познанская богиня воспылала местью, а блат у неё был самый что ни на есть реальный. Тем, что он не погорел на этом заманчивом деле ещё больше, Кайтусь был обязан исключительно своему очарованию и изворотливости.

Но, похоже, погореть еще предстояло, ведь тут сидит Патриция…

— Вечно я встреваю, простите, пожалуйста, пан адвокат! — мило извинилась Патриция, не обращая ни малейшего внимания на затаившегося Кайтуся. — Продолжайте, прошу вас, это так интересно!

— Опять о политике будет? — подозрительно спросил пан Войтек, не донеся вилку до рта.

— Нет, это семейное, — поспешила успокоить мужа пани Ванда, с трудом сдерживая смех.

Хозяин поверил супруге и с облегчением отведал запеканки.

— Скандал разразился только тогда, когда в сети угодил папаша предводителя процветающей шайки, — продолжил Островский. — Угораздило его, уж больно тому девица приглянулась, а одновременно узнал и обременительного сыночка, вот тогда-то бомба и взорвалась, а осколки разлетелись очень далеко. Протрезвел благородный отец моментально и так шуганул разбойничков, что те его даже не ограбили… Нетрудно догадаться, что опуститься до столь примитивного разврата его заставило явное злоупотребление…

— А не природные склонности?

— Наверное, не без этого, опять же воспользовался случаем, только и всего. Официально, как всем прекрасно известно, он придерживается строгих моральных принципов.

— Да уж, услужил сынок…

— Ваша правда. Возвращаясь к сути дела, банду разогнали на все четыре стороны, да что толку, сынуля от Зажицкой совсем голову потерял, а она, чтобы было веселее, втюрилась в Климчака. Отсюда и его травля. Засадить поганца за решётку, разделить любовничков из Вероны, а Зажицкую оставить в распоряжении избалованного сынка.

— И папули?

— Как-нибудь уж поделятся, наверное, хотя папаша жутко боится скандала, — тут пан адвокат вздохнул с облегчением. — Слава богу, что здешний процесс уже кончился, а то на ваших посиделках толстеешь, как на дрожжах.

— Процесс у нас короткий, сильно не разнесёт.

— Ещё апелляция предстоит, — утешила присутствующих пани Ванда.

— Мало, — констатировал внимательно слушавший пан Войтек, явно разочарованный.

Минуту все тупо молчали, а вилки с запеканкой застыли в воздухе.

— Мало чего? — подозрительно переспросил пан адвокат. — Моего лишнего веса? Вам-то хорошо говорить, вы не склонны к полноте.

— Нет, что вы, я не про то. Семейного мало и вообще о нравах, вы опять в профессиональные дебри лезете, а я что-то совсем ничего не понял. Как такое может быть, чтобы нормальные люди ради вульгарных развлечений по кустам из штанов выскакивали…

Вся компания развеселилась не на шутку, а Патриция вдруг разразилась текстом, слепленным сразу из всех свежеприобретённых скандальных сведений, которые не было ни малейших шансов опубликовать.

— Тихо, пожалуйста, тише! — энергично потребовала она у гостей. — Я вам, пан Войтек, сейчас всё объясню. Я тоже считаю, что это сказочное свинство… началось всё с того, что пан, простите, товарищ…

— Без фамилий! — напомнила пани Ванда ещё энергичнее, стараясь не расхохотаться.

— Хорошо, без… Некто чрезвычайно достойный, опора первого секретаря, страшно морально устойчивый, который его поддержал, когда придумали жилищные нормы по семь квадратных метров на человека, на метр больше, чем для племенной коровы-рекордистки. Фамилии у него может и не быть, зато социалистическая мораль прямо из ушей прёт. И вообще, мы имеем дело с безумно романтической историей, фрагменты которой господин адвокат нам поведал с присущим ему тактом. Ходят слухи, что сынок этого достойного товарища из кожи вон лезет, чтобы развлекаться, как это делали некогда проклятые буржуи и кровопийцы, устраивая тем самым дорогому папочке истинное пекло, поскольку папуля и сам не прочь, но тайком, потихоньку. А сынок в претензии, что денег нет на нелегальные похождения…

— Легальные ему и так доступны без всяких денежных затрат, — внёс пояснения господин адвокат.

— Но на такие благопристойные он плевать хотел, а жаждет очень даже непристойных, причём предел его мечтаний — Монте-Карло и площадь Пигаль. А тут облом, поскольку в тех местах заслуженные партийные предки не в чести и проклятые капиталисты за все услуги требуют денег. Вот изобретательный сынишка и нашёл себе замену в лице тех легкомысленных девиц, которых у нас нет и быть не может, строй не позволяет, и в этих бордельных кругах наткнулся на Зажицкую. А у той, видите ли, с юных лет были эдакие антиобщественные устремления, вот она профессию и осваивала, понятное дело, не в Плоцке, а где подальше. В Познани имела соответствующих приятельниц, и там же на неё напоролся наш взбунтовавшийся князёк, совершенно потеряв голову. Деталей сей романтической встречи я не знаю, поскольку в бумагах господина адвоката их обрывки выглядели так, будто некие весёлые щенята их сначала проглотили, а потом вернули назад, но очень скоро оказалось, что Зажицкая вовсе не желает быть общественной собственностью, а претендует на роль правящей куртизанки. Принц Карлуша охотно согласился…

— Карлуша? — удивился хозяин дома.

— Собственно говоря, Карл. Если вы помните, так звали некоего Маркса, которому родители Карлуши выразили таким манером своё восхищение и преклонение.

— В моё время никаких Марксов не было, — высказалась с чувством оскорблённого достоинства подпиравшая косяк домработница Каролинка. — Меня в честь крёстной назвали, а не каких-то там лапсердаков.