Девица с выкрутасами - Иоанна Хмелевская

Пани Ванда тяжело вздохнула:

— Боюсь, вы правы. Что-то дурное здесь наклёвывается, девчонки всё больше провоцируют, а парням много не надо. Впрочем, возраст тут не имеет значения, старым калошам — тоже. Периодически приходится заниматься такого рода делами, волосы дыбом встают, и поневоле задумаешься… они и вправду такие глупые? Совсем недавно курировала дело, пятеро изнасиловали знакомую, а оправдывались тем, что она сама предложила проводить её домой через лес уже за полночь. Потерпевшая подтвердила, да, предложила, поскольку боялась возвращаться одна и считала, что с пятью подвыпившими провожатыми будет безопаснее. Ну, скажете, где у неё мозги?

— Конечно, глупые, — констатировала Патриция. — Выпендриваются друг перед дружкой, у которой больше поклонников, заводят парней, мечтают о каких-то немыслимых переживаниях, а потом влипают в неприятности и подвергаются унижениям. Если им понравится, молчат в тряпочку, а если почувствуют себя обиженными или разочарованными, заявляют в милицию. У меня страшные предчувствия.

— Какие? — осторожно поинтересовался Кайтусь, который тоже молчал в тряпочку, хотя весь этот разговор ему категорически не нравился.

— Процесс продолжится и усилится. Под защитой закона дамы вконец распояшутся и начнут таскать по судам всякого, кто осмелится хлопнуть их по заднице или ущипнуть, особенно если, ущипнув, не приступит к дальнейшим действиям, а попытается дать задний ход. Вот тогда им мало не покажется!

— Какие ужасы вы говорите! — воскликнула пани Ванда.

Пан Островский грустно покачал головой.

— Сдаётся мне, предчувствия вас не обманывают…

Кайтусь промолчал, но был того же мнения.

Аккурат в это самое время сидели в «Театральном» три грации: Стася, Мельницкая и, представьте себе, Гонората. Без Павловской. Присутствие последней, исходя из некоторых её предыдущих действий, взять, к примеру, проклятущее такси, могло спровоцировать ненужное напряжение. Да и вообще Павловская давала понять, что вся эта история ей глубоко по барабану.

Честно говоря, Гонорате очень хотелось договориться со Стасей, вот только признаваться в этом не хотелось. Внешне ощетинившаяся и заледеневшая в своей обиде Стася, казалось, не желала иметь ничего общего с вражеским лагерем, что ничуть не мешало ей в глубине души отчаянно надеяться, чтобы Гонората с ней-таки договорилась. Мельницкая являла собой голос разума, объективный и бесстрастный, пытаясь одновременно работать огнетушителем, подавляя вспыхивающие то с одной, то с другой стороны страсти.

— Ты же не собиралась его засадить? — горько допытывалась Гонората. — Чтобы опять из тюряги не вылезал не пойми сколько!

— Конечно нет! — вырвалось у Стаси, всегда отличавшейся искренностью. — В смысле… да. Потом, да… Сама знаешь…

Знать-то Гонората знала, но всё же надеялась, что удастся отыграть назад.

— А какой тебе прок, если сядет? Лёлик мне сам говорил, что такая, как ты, если и вправду порядочная, очень даже в жёны подходящая, не то что всякие оторвы…

— А сказал, что неправда! Что я ему наврала! Любая потаскуха может языком трепать, а тут шило-то из мешка и вылезло! Вот как сказал!

— Но ведь пан Лёлик не мог знать, что у тебя такое нетипичное телосложение, — разумно вмешалась в обострявшуюся дискуссию Мельницкая. — Он судил по своему прежнему опыту. Ты же и сама не знала.

Стася так отчаянно мешала кофе, что чуть не полчашки выплеснула на блюдце.

— А зачем издевался? Скандал устроил!

— Он говорил, что это ты ему устроила, — запротестовала Гонората.

— Ещё бы не устроила! Ведь я же говорила, а он не поверил. Должен был извиниться…

— Когда? Его же сразу замели, а выяснилось-то потом!

Мельницкая сочла необходимым заказать прохладительный напиток. Она подозвала официантку и попросила три ситро.

— Если б ты знала, как он разволновался, — продолжала огорчённая Гонората. — Я ему медицинское заключение показывала, когда мне дали свидание, раз всего и ненадолго, сказал, что ни о чём таком слыхом не слыхивал, а я поклялась, что доктор не за взятку, что чистая правда. Он жутко задёргался, ведь поначалу-то думал, что ты и правда такая особенная, а потом разочаровался и злой был, что дал себя развести. За что же тогда ему было извиняться?

— В то время он ещё не мог знать, что нужно попросить прощения, — старалась увещевать подругу Мельницкая.

— Мог потом! Записку бы прислал!

— Когда ты его бандитом выставила? Да он в жизни женщину не ударил! Он у нас вообще не драчливый, мужчине, если потребуется, то, конечно, врежет. Но только если достанут! У нас дома такого и в заводе нет, отец пальцем никогда матери не тронул, мама, врать не буду, иной раз его дуршлагом или там половником угостит, но скалкой — никогда. И Лёлик такой, весь в отца!

— А кто меня спаивал? — явно сдаваясь, пыталась всё же огрызаться Стася. — Вы во всём виноваты!

— Если честно, ты сама хотела..

— Не до такой же степени! Вы сговорились!

— Кто сговорился, чего сговорился, откуда мы могли знать, что так выйдет?! Что Лёлик Эльку притащит! И Ядька с Юркой собирались прийти, то сколько бы той водки на нос пришлось, по две рюмки? А сговорились бы, то бутылки две бы ещё припасли!

Аргументы у Гонораты были железные, особенно насчёт водки, но Стася продолжала упираться.

— А потом я домой ехать хотела!

— А сама знала, что на дачу едем, и молчала!

Прохладительный напиток в лице тёплого ситро плохо гасил разбушевавшиеся эмоции. Пришлось Мельницкой опять выступить в роли миротворицы.

— Да кончайте вы, нет здесь ничьей вины или сговора, чистая случайность. Мне кажется, все нервничали, и у каждого был повод. Стасе Лёлик нравился, не возражай, нет тут никакого криминала… А он привёл эту противную Карчевскую… Она к вам всегда так приходит?

Тут Гонората не выдержала:

— Ладно, скажу как есть. Не всегда, но когда вместе на стройке работают, то приходит, я не знала, что она как раз притащилась… Ну, ладно, догадывалась и боялась, что к нам зайдёт. Очень уж мне хотелось Лёлика от неё отвадить… Что, разве странно?

Стася с Мельницкой дружно замотали головами. Стася куда энергичнее.

— Пробы негде ставить, а туда же, свадьбу ей подавай, а Лёлик по женской части слаб, всегда им потакает… Ну, я и воспользовалась случаем, уговорила Павловскую, чтобы, значит, вам помочь, тебя подпоить, Лёлика раззадорить, пусть едет на дачу, почему нет, а потом, как выяснится, что ты девица и такое чудо ему попалось, то уж Эльке ловить будет нечего. А тебя в невестки я, честно скажу, совсем не прочь…

— Из чего следует, что, не будь Карчевской, ты вообще бы ничего не делала? — хотела удостовериться Мельницкая. — Пусть брат и Стася сами определяются?

— Конечно! Я в свахи не нанималась. А если бы у них самих всё сладилось, я б только рада была. А когда эта подтирка братца подцепила, я сразу забила тревогу, Лёлик устал, факт, отец его так припахал, что вздохнуть не даёт, Стася, когда трезвая, как деревянная, так и до второго пришествия не сойдутся. А Элька-зараза и забеременеть не постыдится, лишь бы назло, что тогда делать? Вот я и пыталась немного вас подтолкнуть…

Гонората говорила откровенно и перестала скрывать своё огорчение и раскаяние. Ведь хотела же как лучше, а что вышло? Сплошное безобразие. Не повезло, так уж не повезло. А тут ещё эта Стасина анатомия…

— Жаль, что ты никогда раньше не была у врача! — вздохнула Мельницкая.

— А чего ходить, если я здорова! — возмутилась Стася, опять обидевшись.

— Выходит, все пострадали, — продолжила Гонората. — Отец волосы на себе рвёт, кто будет дом достраивать, Лёлик за решёткой, Элька под ногами путается. Одно расстройство…

Стася самокритично подумала, что, может, и правда, с её добродетелью неудачно получилось, но тут же перевела стрелки на Зажицкую.

— Я бы не стала шум поднимать, Ядька меня подбила, всё зудела и зудела, я и опомниться не успела, как она меня к своему свёкру-милиционеру затащила. А он сразу в прокуратуру. Мне бы посидеть, подумать…

— А что? — жадно подхватила Гонората. — Не заявляла бы на него?

— Ну, не знаю, может, и нет…

— Уверена, что нет, — Мельницкая была категорична. — Скажи ей! — велела она Стасе.

Та слегка замялась.

— Ну… Я… Я даже пыталась, — наконец решилась она. — С прокурором хотела поговорить, чтобы сильно не обвинял. Ждала его, только… Ничего не вышло.

— Почему?

— Там на него напала одна такая, пришлось ему бежать.

Такую новость Гонората никак не могла пропустить. Прокурор, спасающийся бегством, от одной такой… Стасе пришлось в подробностях описать вечерний скандал, и три девицы, позабыв на некоторое время о своих проблемах, погрузились в чужие страсти.

Гонората первая вернулась к своим баранам. Хлебнув кофейной гущи, она с отвращением отставила чашку и сделала глоток ситро.