Фаянсовый череп - Андрей Воронин

– Мне кажется, да, – тихо ответил уничтоженный этим бешеным напором Светлов.

– И что же ты понял? Ты – говно, вот что ты должен был понять! Таков, в общих чертах, основной тезис моего выступления. А если ты не согласен с этим тезисом, я могу вынести его на широкое обсуждение – хоть в трудовом коллективе, хоть по всей Москве. Ясно?

– Ясно.

– Что тебе ясно?! – продолжал напирать Миронов. Ему было немного жаль Светлова, но другого выхода он не видел, да и на душе было чересчур погано, чтобы позволить себе кого-то жалеть. Его, Игоря Миронова, никто ведь не пожалел…

– Ты хочешь, чтобы я это сказал? – словно не веря собственным ушам, спросил Светлов.

– Не ты, а вы, – резко ответил Миронов. – Да, я хочу, чтобы ты это сказал. Произнес вслух. Одного раза будет достаточно, хотя лучше было бы три.” или пять. Ну, давай.

– Я – говно, – послушно сказал Светлов. “Все правильно, – подумал Миронов, избегая смотреть на иссиня-бледное лицо журналиста. – Когда человек уже дал трещину, доламывать его – одно удовольствие. Гни в любую сторону, хоть узлом завязывай – никакого сопротивления, как будто у него хребта сроду не было… Кстати, если бы парень был законченной мразью, эта история с Филатовым была бы ему, что называется, до фонаря. Наплевать и растереть и снова наплевать. А он переживает и, кажется, искренне верит в то, что он и в самом деле полное дерьмо.., что, кстати, не так уж далеко от истины."

Он затянулся сигаретой, обжег губы и лишь теперь обнаружил, что, пока он вытирал об Светлова ноги, сигарета истлела до самого фильтра. Миронов раздраженно ткнул окурок в пепельницу и сейчас же снова закурил, стараясь не смотреть на своего собеседника.

– Ну ладно, – произнес он после долгой и тягостной паузы. – Будем считать, что этот вопрос закрыт. Все мы люди, и ничто животное нам не чуждо. Поговорим лучше о деле. У меня есть для тебя срочная работа.

Светлов удивленно вздернул брови. Это получилось у него не слишком убедительно – он с трудом владел лицом, и Миронов отлично видел, что никакого удивления Димочка не испытывает, а испытывает он детскую обиду и раздражение против своего начальника, который обрушился на него, как вываленный из самосвала бетон. Он напоминал Миронову маленького избалованного мальчика, который мечтает, чтобы его мама попала под машину, после того как получил трепку за разбитую вазу.

– Я еще не уволен? – спросил Светлов. Похоже, он хотел, чтобы это прозвучало независимо и высокомерно, но с голосом у него тоже творилось что-то неладное – он дрожал и срывался, опять же, как у карапуза, который пытается скрыть обиду, но ничего не может с собой поделать.

– А вот это решать тебе, – жестко ответил Миронов и, немного помедлив, добавил:

– Пока. Видишь ли, я заинтересован в том, чтобы ты продолжал на меня работать, но, как бы это выразиться.., на моих условиях.

– То есть?

– То есть… Ну, в общем-то, все останется по-прежнему, но лишь до тех пор, пока твоя работа будет меня устраивать. А уж ты постарайся, чтобы она меня устроила.

– А если буду вякать, ты мне перекроешь кислород и вообще ославишь на всю Москву, – закончил за него Светлов.

– Звучит грубовато, но суть ты ухватил верно, – похвалил его Миронов. – Ну, так каков будет твой положительный ответ?

– Можно подумать, у меня есть выбор, – обреченно сказал Светлов.

– Можно подумать, я вербую тебя черпальщиком в ассенизационный обоз при холерных бараках, – сказал Миронов. – Ну чего ты скис? За ошибки приходится платить, и цена, которую я с тебя запрашиваю, не так уж высока. Собственно, это и не цена вовсе, а так.., небольшая перемена в личных отношениях. Но ведь могло быть и хуже, правда? Кроме того, в данный момент я предлагаю тебе неплохой заработок. Есть заказ, Дима, и справиться с ним может только такой талантливый и не обремененный излишней принципиальностью парень, как ты.

Услышав про принципиальность, Светлов вспыхнул, но тут же потух. Миронов немного подождал ответа, не дождался и продолжал:

– Нужно написать серию статей, посвященных скандалу вокруг строительства МКАД.

– Что? – вскинулся Светлов. – Да ведь это же полная тухлятина! Эту утку уже сожрали, все косточки обсосали и выплюнули, и было это, между прочим, еще зимой. Ведь ясно же, что это полная ерунда.

– Тише, тише. Кому это ясно? Кто это доказал? Пошумели и затихли, а почему?

– А потому, что этот мыльный пузырь лопнул, – угрюмо проворчал Светлов. – У каждой дезы есть верхний предел, после которого она просто лопается и тихо испускает дух. Вот почему это все затихло.

– А может быть, потому, что кто-то кому-то замазал рот? – вкрадчиво предположил Миронов. – Может быть, кто-то сменил место работы, или вдруг получил наследство от американского дедушки, или просто умер при невыясненных обстоятельствах? Поверь, для настоящего журналиста здесь масса интереснейшей работы. Я подчеркиваю – для настоящего журналиста. Ты ведь у нас настоящий, правда?

– Кнут и пряник, да? – Светлов криво усмехнулся. – Только вот кнут у тебя очень уж тяжелый, а пряник.., пряник – так себе. По сути дела, его и нет, твоего пряника.

– Пряник-то как раз есть, – возразил Миронов. – Две с половиной тысячи за статью – это что, по-твоему, не пряник?

– Две с половиной тысячи чего?

– Две с половиной тысячи того. Того самого. Это за один материал. А количество материалов на эту тему не ограничено. Сколько напишешь, столько и напечатаем. Вплоть до особого распоряжения.

– Чьего распоряжения?

– А вот это, дружок, не твое дело. Меньше знаешь – лучше спишь. Со своей стороны могу лишь обещать, что предупрежу тебя заранее, чтобы ты понапрасну не насиловал свою фантазию.

– Значит, речь идет все-таки о фантазии?

– Ты меня разочаровываешь, Дима. Я считал тебя довольно опытным газетчикам, а теперь вдруг выясняется, что тебе нужно разжевывать самые элементарные вещи. Если ты напишешь, что мэр Москвы воровал со строительства дороги асфальт, набивая им карманы или, скажем, свою знаменитую кепку, над тобой, пожалуй, не станут даже смеяться, а просто притянут к административной ответственности за клевету и сдерут с нас такой штраф, что нам небо с овчинку покажется. Но если ты просто немного порассуждаешь – так, чисто теоретически… Ты же знаешь арифметику. Если свистнуть кусочек дороги шириной всего в один сантиметр, а длиной в километр, то это получится десять квадратных метров высококачественного дорожного покрытия. А если ширину увеличить, скажем, до десяти сантиметров, а длину – до длины МКАД, тогда что? Тогда, дружочек, речь пойдет об астрономических числах. Это же гектары, черт бы их побрал! Согласен, до сих пор не доказано, что на строительстве кольцевой кто-то погрел руки. Но ведь и обратного никто не доказал! Это могло быть, понимаешь? Вот на эту тему тебе и предлагается порассуждать – пространно, динамично и так это, знаешь ли.., ну, в общем, как ты умеешь. Чтобы и остренько, и без судебного процесса.

Он замолчал и посмотрел на Светлова. Светлов тоже молчал, глядя себе под ноги. Воспользовавшись этим, Миронов энергично подвигал лицом, разминая его, как задубевшую на морозе резиновую маску. Ему было тошно от себя самого. Вся его речь являлась дословным повторением того, что говорил ему пару часов назад Владислав Андреевич Школьников, а реплики Светлова во многом, если не во всем, совпадали с его собственными.

– Признаться, я немного по-иному представлял себе задачи журналистики, – наконец нарушил молчание Светлов.

– Ну естественно, – устало откликнулся Миронов. – Правдивая информация обо всем, что происходит вокруг нас, бесстрашное освещение теневых сторон действительности, радение о народном благе путем постоянного гласного контроля за власть и деньги имущими… Ты что, с Луны свалился? Ты действительно веришь, что твоя работа кому-то нужна? Предположим, завтра наша газета закроется. И что? Кто от этого пострадает? Я тебе отвечу, кто пострадает. Ты пострадаешь. Я пострадаю. Лидочка твоя пострадает, и вообще все, кто здесь работает… А те, кого мы привыкли называть своими читателями скорее всего даже не заметят нашего исчезновения. Ну была такая желтоватенькая газетенка, а потом пропала куда-то, ну и что? Так что не пудри мне мозги задачами журналистики.., а главное, не пудри мозги себе. У тебя еще все впереди, но иллюзии – такая вещь, от которой надо избавляться как можно раньше, если хочешь чего-то достичь в этой сволочной жизни. И потом, я хотел бы напомнить тебе, что ты сейчас не в том положении, чтобы строить из себя девственницу.

– Я – говно, – повторил Светлов. – Не волнуйся, я не забыл. Я этого до самой смерти не забуду.

– Ну вот! – умело разыгрывая огорчение, воскликнул Миронов. – Уже и обиделся! Как маленький, ей-богу, слова ему не скажи. Конечно говно! Ты говно, я говно, и Филатов наш, я уверен, слеплен из того же теста, если поглубже копнуть… Ты – журналист, так что привыкай. Если останешься в этой сучьей профессии, наслушаешься в свой адрес еще и не такого, причем от людей, про которых все думают, что они и слов-то таких не знают. И вот что… Поработай-ка ты дома, пока вся эта история с Филатовым не уляжется. Он – парень отходчивый, я таких хорошо знаю. Через недельку-другую кулаки у него чесаться перестанут, а там, глядишь, и еще что-нибудь произойдет. Народ и так не в курсе, что конкретно между вами произошло, а через пару недель все это и вовсе быльем порастет. Договорились?