Разные дни войны (Дневник писателя) - Константин Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы заехали к коменданту. Комендатура помещалась в маленькой уцелевшей комнатке на третьем этаже углового дома. Коменданта не было на месте. В комендатуре сидел и ждал его какой-то генерал-майор в фуражке с артиллерийским черным околышем.
Он спросил, кто мы. И когда мы ответили, выяснилось, что он представитель Москвы по обнаружению и фиксированию немецких военных заводов в этом районе.
Он сказал нам, что в Рыбнике уже обнаружен большой завод фаустпатронов. Он производил не смесь для зарядов - эта смесь производилась в Германии, - а корпуса фаустпатронов. Несколько десятков тысяч этих корпусов осталось на заводе. Завод начал работать только в конце декабря 1944 года, а уже 25 января 1945-го, когда мы подошли вплотную к Рыбнику, вынужден был прекратить работу, выпустив только пятьдесят тысяч корпусов фаустпатронов - свою первую месячную программу.
- Как будто тут должен быть еще и танковый завод, - сказал генерал. Имею сведения, что должен быть. Но где? Будем искать по лесам. Может быть, где-нибудь там спрятан. Они после усиления бомбардировок многое по лесам попрятали. Не только заводы, а целые заводища. Наверное, и тут так!
И генерал снова заговорил о фаустпатронах.
- Это очень серьезное оружие, - сказал он. - А метод его применения мы здесь наблюдали. Ожидая нашего прорыва в город, они заранее складывали фаустпатроны у окоп на вторых этажах домов, главным образом выходивших на важные перекрестки. Таскать все время с собой фаустпатроны, отступать, перебегать с ними трудно. Но все эти окна, у которых были заготовлены фаустпатроны, были заранее известны солдатам той немецкой части, которая оборонялась в этих кварталах. Отступая, немцы забегали в эти дома на вторые этажи, находили у окон готовые фаустпатроны и стреляли по нашим ворвавшимся в город танкам. А танк, если он ворвался и идет по улице без пехоты, сжечь, сидя наверху, на втором этаже, почти ничего не стоит...
Мы вышли от коменданта, так и не дождавшись его. Где-то невдалеке за городом громыхал бой.
Я хотел проехать отсюда, из Рыбника, прямо на Лослау... Там, невдалеке от Лослау, около деревни Раднюк, теперь помещался наблюдательный пункт Москаленко. И по карте туда было всего тринадцать километров хорошей дороги, если напрямик. Но была ли эта дорога очищена от немцев, неизвестно.
Вчера вечером на ней сожгли офицера связи вместе с его "виллисом". С тех пор прошли уже почти сутки, наверное, дорога свободна, но я все же решил кого-нибудь спросить.
Попавшийся нам навстречу майор, уполномоченный СМЕРШа 60-й армии, сказал мне, что этой дорогой мы не проедем, потому что примерно в шести километрах от Раднюка дорога на километр-полтора еще оседлана немцами и 38-я и 60-я армии до сих пор еще не соединились там.
Мне это показалось маловероятным, потому что, по моим представлениям, бои с немцами шли уже где-то дальше, на несколько километров правее этой дороги, но лезть на рожон и проверять точность сведений майора на собственной шкуре не хотелось, и мы решили взять в объезд, в крайнем случае, даже через Зорау.
Возвращаться тем же путем, каким мы ехали сюда, и снова сидеть в болоте нам не улыбалось. Поездка выходила какой-то на редкость неудачной, а дело тем временем шло уже к вечеру...
Мы выехали за город, на дорогу, ведущую к Зорау. Шоссе было хорошее, асфальтовое, но пустое. "Виллис" Бойкова зачихал, водитель почти полчаса возился, исправляя его, и за все это время на шоссе показалась всего одна встречная машина. Мы остановили ее. Водитель ее сказал нам, что прямой дорогой на Зорау ехать нельзя, она где-то дальше преграждена и заминирована. Но в двух километрах отсюда есть какой-то поворот направо, туда надо свернуть и выехать на деревню Обер, которая стоит у дороги между Зорау и Лослау.
Мы тронулись и уже после этого встретили еще одну машину. Водитель этой машины подтвердил, что сворачивать действительно надо, но ехать потом на этот Обер нельзя, потому что дорога как раз там и минирована, а нужно просто свернуть с шоссе, по которому мы едем, объехать минированный участок и снова выехать на него. Словом, как это часто бывает, как именно надо ехать, понять было трудно!
Мы поехали вперед по шоссе и остановились у поворота на проселок. Он был слабо наезжен, но все же чувствовалось, что машины тут проходили. Поляк, сидевший у окна на втором этаже одного из домиков, стоявших вблизи этого поворота на проселок, когда мы спросили его, как нам ехать на Зорау, сказал, что ехать надо прямо по шоссе.
- А ходят туда машины?
- Ходят, - сказал он, - ходят туда машины.
Мы послушались его и поехали вперед по шоссе. Через километр наш водитель резко затормозил. Прямо перед нами валялись обломки "студебеккера", колеса, куски мотора и кузова, и отдельно от всего этого прямо на земле стояли сорванные шасси и почти целая кабина. Около кабины на земле сидел красноармеец с винтовкой, которого мы сначала приняли за специально поставленного тут человека.
- Нельзя ехать, - сказал он.
- А для чего вы тут поставлены?
- А я вот ее водитель, - сказал он, спокойно кивнув на то, что было "студебеккером".
- Это вы взорвались?
- Мы взорвались, - сказал он равнодушно и снова сел на землю.
Мы осторожно развернулись и поехали назад, кипя негодованием против направившего нас сюда поляка.
Он так и сидел по-прежнему у окошка в домике на перекрестке.
Альперт начал на него кричать, зачем он нас туда послал, но тот упорно повторял свое, что машины туда шли.
И я вдруг сообразил, что он говорит святую правду.
- Брось на него кричать, - сказал я Альперту, - он же как раз и говорит о той машине, что там взорвалась. Она мимо него как раз и прошла!
Мы свернули направо, на проселок, и проехали по нему километра четыре. Свернули на другую проселочную дорогу и ехали по ней до тех пор, пока следы двух прошедших перед нами грузовиков не довели до того места, где они оба развернулись и поехали обратно. Здесь произошло маленькое препирательство между тремя корреспондентами, но я, проверив по карте, что нам осталось от силы каких-нибудь три километра до шоссе, на которое мы должны выехать этим проселком, стал доказывать товарищам, что навряд ли этот проселок минирован. Вдоль него и по сторонам от него нигде не видно никаких следов ни обороны, ни боя.
Наконец мы подъехали к какому-то неудачно, а для нас, наоборот, удачно взорванному мосту. Он только завалился набок, но по нему, очевидно, все-таки можно было проехать. Дальше, за этим мостом, вообще не было видно никаких следов, даже следов повозок. Справа виднелись какие-то безжизненные, однообразные маленькие, фабричного типа домики, слева был лес... Не знаю, что бы мы предприняли, если бы я не увидел вдруг впереди, в конце просеки, что-то похожее на стоявшую там машину. Она стояла там, а потом тронулась нам навстречу, переваливаясь, переползла через мост и остановилась около нас. Ехавшие в кабине военные спросили нас, есть ли тут дорога на Рыбник. Мы ответили, что есть, и, в свою очередь, спросив, как доехать до Лослау, услышали, что едем правильно.