Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Хорватова Елена Викторовна

— Но всё остальное?

— И с остальным всё так же просто. Из тех же источников я узнал, во-вторых, и то, что этот жулик, как ни странно, был без ума от своей жены…

— Мадам Кожезухиной?

— О других его женах, — буркнул я, — мне ничего не известно!

— Извините, Сушкин! Ну?

— Так вот. Будучи без ума от своей жены, он никак не мог подвергнуть совсем уж неумеренному риску ни ее, ни… ее собачек!

Усы Кирилова вздыбились:

— Да вы с ума сошли!

Митрофан Андреевич даже отшатнулся от меня, решив, что я над ним издевался, но я успел схватить его за рукав и поспешил заверить:

— Кроме шуток, Митрофан Андреевич!

Кирилов смягчился:

— Ну и ну! — оторопело выговорил он, однако уже без обиды.

— Его расчет, — тогда продолжил я, — был великолепно прост. Устроив поджог в оранжерее, он получил время сбегать обратно в лавку — она по-прежнему оставалась незапертой — и вызвать пожарную команду. И вот за это-то время пожар уже должен был перекинуться и на дом — это гарантировало нормальный, если можно так выразиться, ущерб, — и при этом не быть еще таким, чтобы жена могла в нем пострадать. То же справедливо и для собачек. А дальше собачкам отводилась роль препятствия: мошенник знал, что жена скорее позволит дому выгореть дотла, чем погибнуть своим питомцам. Его расчет целиком и полностью оправдался: не успела команда прибыть по вызову, как мадам Кожезухина назначила щедрое вознаграждение за спасение шпицев. Это, как вы знаете, обрекло дом, но позволило избежать жертв среди населявших его животных. Таким образом, довольными остались все, кроме страхового общества!

— Только не говорите, что страховым обществом была «Неопалимая Пальмира» Кальберга!

— Нет-нет, — я решительно отмахнулся от такой догадки, — ни Кальберг, ни его «Пальмира» тут совершенно ни при чем!

Удивительно, но вокруг меня послышались облегченные вздохи: Кальберг, очевидно, мерещился повсюду.

— Ладно, — тогда продолжил «допрос» Митрофан Андреевич, — а лавка и записка?

— Что касается лавки, то здесь сработал врожденный инстинкт: Грулье оказался не только маниакально запасливым поджигателем, но и невероятно дотошным следователем. Прежде чем окончательно решиться на преступление, он просчитал все возможные варианты, буквально вжился в шкуру гипотетических судейского или сыскного[470]. Он полностью реконструировал последствия пожара, прикинул, что можно будет, а что нельзя найти в пепелище. Кроме того, он шаг за шагом проследил сам за собой и понял, что выявить его по его же покупкам особенного труда не составит. Конечно, тут он перестарался: в столице ежедневно продается огромное количество фонарей, керосина, бечевы и свечей, так что искать неизвестного покупателя — что иголку в стоге сена. Хотя, возможно, он рассуждал и так: если следствие сразу же станет исходить из версии поджога, то первым, кто неизбежно окажется под подозрением, будет именно он, Грулье. Ведь именно он, Грулье, является основным — да что там: единственным! — выгодополучателем от пожара. А коли так, то следствие отнюдь не неизвестного начнет искать, а попросту вооружится его же, Грулье, фотографией. И это — конец. Кроме того, большинство лавок, где можно приобрести фонарь, керосин и прочее, — заведения мелкие, круг клиентов — сложившийся и более или менее постоянный, владельцы этих лавок и служащие скорее всего запомнят стороннего покупателя и поэтому легко опознают его по фотографической карточке. В крупных же магазинах, коих, как это ни удивительно, у нас наперечет, Грулье и без того хорошо известен: как-никак, а именно в крупных магазинах он и является завсегдатаем. Отсюда-то и растут ноги: что оставалось делать? Вариантов лишь два. Первый — подворовывать потихоньку в собственном доме и, таким образом, сделать запас всего, что необходимо для поджога. Вряд ли жена, не интересовавшаяся ничем кроме своих собачек, или горничная, которая, готов поклясться, и сама не была безгрешной, заметили бы пропажу и, заметив, подняли бы скандал. Но все же, такой вариант исключить до конца было никак нельзя: у женщин, как известно, семь пятниц на неделе, и то, что шесть из них проходят в безмятежной невнимательности, ничуть не означает, что и в седьмую будет так же! Второй вариант — обворовать магазин. Или лавку на том же рынке: еще проще. Правда, тут Грулье по отчаянной неопытности не учел один очень существенный момент: пусть даже в рыночную лавку вломиться проще, нежели в магазин, но лавок на рынке много, а значит, существует немалый риск того, что даже ночью в каких-то из них окажутся люди. Проще говоря, свидетели. А если учесть и то, что в лавку ему необходимо было не только вломиться, но затем и вернуться, чтобы вызвать пожарных, риск оказаться замеченным возрастал многократно. Впрочем, возможно и так, что всё это Грулье отлично понимал и принял в расчет, но вынужден был поступить именно так, исходя из соображений времени. Все-таки бегать куда-то уж слишком далеко он не мог. Я, господа, чуть позже проверил: помимо нескольких лавок подходящей направленности на Андреевском рынке, в относительной близости от особняка Грулье находились еще три — отдельными магазинами. Но одна из них отпадала сразу: она помещалась в прямом соседстве — дверь в дверь — с кондитерским магазином, работа в котором шла круглосуточно. В этом магазине не только торговали навынос — днем, но и готовили различные сладости на заказ — как правило, по ночам. Обворовать вторую было бы проще, но и с ней могли возникнуть затруднения: рядом с входом в нее — так уж получилось — помещалась дворницкая домовладения, а значит, в любой момент мог появиться кто-то из ее обитателей, не говоря уже о том, что оба входа — в дворницкую и в лавку — неплохо просматривались с поста наблюдения[471]. Нужно было иметь недюжинный опыт взломщика, чтобы тенью промелькнуть мимо дежурного, ломая дверь, а затем — убраться восвояси, снова вернуться и снова сбежать! Что же до третьей, то, на первый взгляд, она подходила идеально. Я, помнится, даже удивился, почему не ее, а лавку на рынке выбрал Грулье. Но, как это обычно бывает, разгадка оказалась чрезвычайно проста. В доме напротив квартиру во втором этаже занимала бессонная старушка — большая любительница подолгу — что днем, что ночью — коротать часы у окна. Несомненно, она бы увидела всё и даже смогла бы во взломщике опознать самого Грулье. Я побеседовал с ней и выяснил: нашего поджигателя она знала — по внешности — очень даже неплохо. Очевидно, что и Грулье знал об этом стеснительном обстоятельстве и потому-то обошел лавку стороной. Итак, у него — учитывая, повторю, временны́е ограничения — выбор оставался нехитрым: рынок. На самом же рынке лавок тоже было несколько: было из чего выбирать. Но… арендатор одной из них — той, что за номером тридцать девять по Бугскому переулку — носил поразительную фамилию: Кирилов! И это случайное совпадение решило дело.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Но подождите! — перебил меня Митрофан Андреевич. — Как это вяжется с такой… такой предусмотрительностью? Если Грулье предусмотрел буквально всё для того, чтобы остаться не пойманным, зачем же он выбрал именно эту лавку, да еще и записку оставил?

Я улыбнулся:

— А вот тут уже свою роль сыграло другое врожденное качество: склонность к шарадам, веселью, розыгрышам. На самом-то деле Грулье — человек совсем неплохой. Не окажись он в настолько затруднительных обстоятельствах, мысли о преступлении ему бы и в голову не пришли! Мне удалось узнать, что в среде своих знакомых этот человек имел репутацию записного весельчака, которого хлебом не корми — дай совершить какую-нибудь забавную проделку! Как видим, не смог он удержаться и в новом для себя положении — вора и поджигателя. Представляю, как бедолага…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Бедолага?!

— Поставьте себя на его место…

Лицо Митрофана Андреевича пошло пятнами:

— Нет уж, увольте!