Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

октября парламент продолжил работу и одобрил конституционные поправки, согласованные за круглым столом, и в том числе переименовал страну в Венгерскую Республику, убрав из него слово «Народная». Свободные выборы были назначены на 25 марта 1990 г., а президентские выборы – на лето. Так Венгрия пошла в направлении многопартийной политики, еще до того, как стала демократией. Дольше, чем в Польше старое – хотя теперь и нацеленное на проведение реформ – правительство, ведомое переименовавшимися коммунистами, здесь продолжило управлять политическим процессом. В то время как в Польше выборы 4 июня стали решающим пунктом в процессе ухода от коммунизма, в Венгрии эмоциональные и символические корни обновления как нации прошли через драматические события 16 июня, когда состоялось перезахоронение останков Надя и отречение от событий 1956 г.

Поляки пошли в авангарде демократизации. Но это все-таки было процессом, происходившим в границах одного государства, так же как в советских республиках Эстонии, Латвии и Литве. Железный занавес в Европе был поднят в Венгрии.

***

Август был главным месяцем отпусков для всего континента. Почти все в Париже оказывалось закрытым. Итальянцы нежились на прибрежных курортах Средиземноморья и Адриатики. Западные немцы терялись в горах Баварии или где-то на берегах Северного моря. На коммунистическом Востоке любители позагорать двигались на Черноморское побережье Болгарии или расслаблялись на берегах Балтики, в то время как множество восточных немцев, набившись в свои маленькие, цвета карамели «трабанты», отправились в Венгрию. Для тех, кто любил отдыхать в кемпингах, наиболее популярным местом были берега озера Балатон. Но в тот год многие туристы отправились в путешествие только в один конец, услышав или прочитав сообщения о том, что в Венгрии сняли колючую проволоку с границы. Они решили ухватить шанс и проскользнуть на Запад. Историк Мэри Саротт отмечает, что Штази (Министерство государственной безопасности) Восточной Германии подготовило «удивительно честный доклад для внутреннего пользования» о побуждениях своих граждан к отъезду из ГДР: нехватка потребительских товаров, ненадлежащие услуги, слабая система здравоохранения, ограниченные возможности для передвижения, плохие условия труда, жестко бюрократические подходы государственных органов и отсутствие свободных СМИ[316].

Помимо причин, упомянутых в этом материале, были еще и политические резоны для отъезда. Вдохновленные политическими преобразованиями в Польше и Венгрии – в странах, которые они хорошо знали и посещали сотнями тысяч, – многие восточные немцы видели, что в их собственной стране Хонеккер, напротив, остается нерушимым препятствием для прогресса. Он давал «вчерашние ответы на вопросы сегодняшнего дня». Открытое недовольство впервые проявилось в мае, во время местных выборов, когда многие восточные немцы надеялись, что они будут проходить, как в СССР, в духе «демократизации». Вместо этого выборы прошли, как обычно, под жестким контролем партии. На избирательных участках никто не ожидал, что кто-то может не одобрить списка кандидатов от правящей партии. Не было никакой оппозиции и никакого выбора, кроме одного – отвергнуть кандидатов, что многие и сделали. К тем, кто «забыл» о выборах, очень быстро пришли от Штази с напоминанием сделать это. И когда в ночь после выборов 7 мая 1989 г. были оглашены результаты, то оказалось, что 98,86% избирателей проголосовали за официальный список. Все было «в порядке»: во всяком случае об этом сообщил Председатель Государственного совета ГДР Эгон Кренц[317].

Выборы были пародией, и их результаты, конечно, имели мало общего с реальным настроением граждан ГДР. Они чувствовали себя обманутыми этой игрой в демократию. На одном из немногих протестных плакатов была начертана саркастическая надпись «Махинаций на выборах много не бывает» (Nie genug vom Wahlbetrug). Выглядело все так, словно с восточными немцами можно было играть как с детьми, а вот полякам и венграм позволили вести себя как взрослым – свободно выражать свои политические взгляды и самостоятельно определять политические перемены.

Рейнхард Шульт, ведущий восточногерманский активист, говорил: «Многие не могли больше терпеть атмосферу детского сада». «Люди покидали Восточную Германию, потому что потеряли надежду на перемены»[318]. В 1988 г. из ГДР легально уехали 29 тыс. человек. А в первые шесть месяцев 1989 г. было выдано уже 37 тыс. разрешений на выезд[319].

Экономические перспективы и политическое разочарование были «выталкивающими» факторами. А особую роль «втягивающего» момента стала играть все более пористая граница Венгрии и Австрии. Хотя сама по себе она не была достаточной возможностью, поскольку, если людей задерживали при «подготовке» или «попытке» совершить незаконный побег, то венгерские власти обязаны были таких людей возвращать в ГДР, как было решено сторонами в секретном двустороннем протоколе 1969 г. Но 12 июня 1989-го был совершен новый правовой поворот, когда Венгрия начала применять Женевскую конвенцию о статусе беженцев 1951 г., что, собственно, было ею обещано еще в марте. Эта поразительная замена политических принципов предполагала, что Венгрия может более не принуждать восточных немцев к возвращению в ГДР: говоря горбачевским языком, правительство теперь заменило приверженностью к всеобщим ценностям всякие обязательства перед братскими коммунистическими странами. Теперь восточные немцы переставали быть незаконными нарушителями и могли претендовать на статус «беженцев по политическим мотивам» в соответствии с международным правом и таким образом получить обоснование своего бегства[320].

Фактическая ситуация тем не менее оставалась неопределенной. Венгерская бюрократия все еще не решила вопрос о статусе граждан ГДР: они доказывали, что тех, кто хочет покинуть ГДР (ausreisewillige DDR-Burger), нельзя относить к категории лиц, подвергающихся политическим преследованиям (politisch Verfolgte), согласно конвенции ООН. Но даже несмотря на то, что венгерские пограничные власти все еще препятствовали попыткам бегства со стороны восточных немцев, делая это иногда при помощи оружия, как случилось 21 августа, число тех, кого возвращали силам безопасности ГДР, или хотя бы тех беглецов, чьи имена сообщали в Восточный Берлин, все равно уменьшалось. Было ясно, что тесное сотрудничество между Штази и службой безопасности Венгрии (так же как и с Польшей) уходит в прошлое; и это стало еще одной приметой того, что блок начинает рушиться[321].

К концу августа около 150–200 тыс. восточных немцев проводили отпуск в Венгрии, в основном возле озера Балатон. Все кемпинги были полны, машины на дорогах стояли в пробках. Многие гости из ГДР уже превысили срок планового пребывания и свои двух-трехнедельные официальные отпуска. Некоторые просто бродили по округе в надежде стать свидетелями каких-то новых драматических политических изменений; другие поджидали подходящий момент, чтобы проскочить полем или лесом через один из все множившихся открытых проходов в пограничном заграждении. Многие сотни пытались отыскать какой-то иной путь к свободе, собираясь неподалеку от западногерманского посольства в Будапеште, где они надеялись воспользоваться своим автоматическим правом на гражданство ФРГ. Но каким бы ни был их маршрут, восточные немцы-беженцы становились серьезной проблемой для Венгрии.

Дню 19 августа суждено было стать решающим. Депутат Европарламента Отто фон Габсбург – старший сын последнего императора