Время меча - Юрий Нестеренко

— Я вижу, Эйрих, с вами все в порядке? Я потерял вас в самом начале боя, — за время пути каравана Элина уже освоилась с мужским родом.

— Подо мной убили лошадь в первые же секунды. Я еле успел откатиться под повозку, иначе меня бы затоптали.

Наемники, пролежавшие долгое время в холодной грязи под повозками, мало походили на победителей и вообще пребывали в мрачном расположении духа; они даже не поблагодарили приведшего подмогу «Эрварда», так как им казалось, что он отделался легче всех и вообще мог бы обернуться побыстрее. Штрудел поспешно объявил, что всем будет выплачено дополнительно по 10 крон, а раненым 20. Но, хотя формально условия найма и не позволяли требовать большего, бойцы все равно остались недовольны — их лидеры явно недооценили опасность, позволив каравану попасть в эту ловушку, чуть было не окончившуюся общей гибелью. Теперь они кровожадно смотрели на пленников, предвкушая удовольствие от их казни.

— Что творится в ваших лесах? — недовольно пробурчал Ральд луситскому воеводе. — Прежде не было таких крупных и наглых шаек.

— Худые времена, — ответил лусит. — Всюду неспокойно. Месяц назад Кулгов сожгли до основания…

— Кочевники?

— Какие там кочевники — тарсунцы, — воевода с отвращением произнес название соседнего княжества. — А уж теперь, после смерти Ратомила…

Тем временем совместными усилиями с дороги оттащили дерево. Поскольку караван лишился почти всех лошадей (лишь трех убежавших удалось поймать), нескольким луситам пришлось спешиться, и их коней запрягли в повозки. Боевые кони, непривычные к упряжке, возмущенно фыркали и мотали головами. Раненых и убитых наемников уложили на повозки, поверх укрытых брезентом ящиков с товарами. К одной из повозок прикрутили заарканенных разбойников. Многие предлагали пытать их немедленно, дабы выяснить местонахождение разбойничьего логова и тут же покончить с ним окончательно, но у воеводы был приказ от князя без промедления доставить товары Штрудела в город — тем паче что на сей раз отягощенный повозками отряд не мог мчаться во весь опор, и путь до города занял несколько часов. За это время умер один из раненых, да и состояние еще нескольких внушало серьезные опасения.

Князь лично вышел встретить купца.

— Ну что, привез? — спросил он с нетерпением, пока повозки размещали на широком дворе, с трех сторон окруженном деревянными бараками.

— Товар отменный, — ответил Штрудел; он говорил по-луситски почти без акцента. — Только, думаю, тебе придется добавить. Уж больно накладно стало путешествовать через твои земли.

— Мы обсудим это позже, — отмахнулся князь. — Дай-ка взглянуть.

Он откинул брезент на ближайшей повозке, еще хранивший следы крови раненого, и подсунул свой широкий меч под крышку деревянного ящика. Раздался треск, и крышка отлетела. Взорам присутствующих предстали упакованные в стружку новенькие арбалеты западного образца.

Так вот, значит, какой товар вез Штрудел, держа в секрете не только его сущность, но и место назначения! Помимо арбалетов, в ящиках лежало и другое вооружение — мечи из более легкой и прочной, чем у луситов, стали, осадные крючья, забрасываемые на стену специальными тяжелыми арбалетами, западные панцирные латы…

— Из арбалета можно попасть в цель с вдвое большего расстояния, чем из ваших луков, — нахваливал свой товар Штрудел, — он пробивает любой доспех, его сталь не отсыревает в любую погоду…

— Все это хорошо, — озабоченно качал головой Микута, — но моим молодцам нужно время, чтобы со всем этим освоиться, а Крислав ждать не будет… Эх, если б ты прибыл недельки на две раньше…

— Спешил как мог, — отвечал купец, — увы, на драконах в наше время не полетаешь…

Наконец оба вспомнили о дожидавшихся отдыха наемниках (раненых унесли раньше), и князь велел одному из своих людей проводить их. Тот изъяснялся на неком ломаном языке, где мешались тарвилонские и пралецкие слова — а иногда и луситские, исковерканные на западный манер; Элина с раздражением подумала, что ей было бы легче понять его, говори он на своем родном языке.

Наемникам отвели две больших комнаты в длинном бревенчатом доме, с нарами вдоль стен, монументальным дубовым столом в середине и маленькими, затянутыми бычьим пузырем оконцами. Едва усталые люди сбросили на пол и на нары свои пожитки, как снова в дверях возник с сияющим лицом княжеский подручный и объявил, что для гостей готова баня. Бойцов, в буквальном смысле покрытых коркой грязи, это известие весьма обрадовало, чего нельзя было сказать об Элине. В самом деле, ее перевоплощение в юношу такого оборота событий както не предусматривало.

— А ты что же? — удивленно спросил лусит, когда Элина не последовала к выходу вместе с оживленно переговаривавшимися остальными.

— Ээ… когда мой брат был подло умерщвлен бароном Кроппом, я дал обет, что не стану мыться до тех пор, пока не умоюсь кровью убийцы, — ответила Элина. Подобные обеты действительно периодически давались на Западе

— во всяком случае, о них часто упоминали легенды. Похоже, что уходивших наемников, некоторые из которых удивленно обернулись на слова княжеского подручного, это объяснение удовлетворило, хотя один из них и крутанул пальцем у виска.

— И после этого Запад считает нас варварами, — усмехнулся в бороду лусит. — Ну, дело твое. Только смотри, как бы твой Кропп за версту не учуял тебя по запаху.

После чего все, включая Эйриха, удалились, оставив Элину в комнате одну. Несмотря на то, что ей не пришлось больше часа пролежать в холодной грязи под повозками, она была вполне сыта неделей путешествия по осеннему бездорожью и не собиралась выполнять свой «обет» буквально. В углу стояла кадка с водой, а на ее крышке — большой глиняный ковш; в комнате топилась печь. Критическим взглядом оценив прозрачность бычьего пузыря на окнах и на всякий случай все же прикрыв затворявшиеся изнутри ставни, Элина нагрела себе некоторое количество воды и кое-как ополоснулась в кадке, а затем, достав из своей сумки тщательно упакованные чистые вещи, устроила стирку грязной одежды, к чему была приучена еще в детстве, хотя за последние восемь лет придворной жизни и успела от этого отвыкнуть. Она почти закончила, когда из бани начали возвращаться наемники, красные, распаренные и довольные.

— Как же твой обет? — усмехнулся первый из вошедших.

— Я не давал обета не стирать одежду, — возразила Элина.

Ее отругали за то, что она использовала для этого кадку и воду, предназначенные для питья; затем двое бойцов притащили, плеща на пол, другую кадку и водрузили ее в углу. Впрочем, лишь некоторые из наемников захотели глотнуть чистой воды; судя по густому запаху их дыхания, луситы напоили их чем-то иным. Элина, почувствовавшая, наконец, всю усталость этого тяжелого дня и так и не дождавшись Эйриха, свернулась калачиком на нарах и моментально уснула.