Робеспьер - Анатолий Левандовский

События на Марсовом поле, где во имя монархии расстреляли народ, на многое открыли глаза Неподкупному: от убеждения в негодности монарха он должен был прийти к мысли о негодности монархии. Постепенно исчезали сомнения и колебания, и дальняя дорога теперь не могла не казаться гораздо более прямой, чем раньше: это была дорога к республике!

Конец заседаний Учредительного собрания неуклонно приближался. Основная цель деятельности Ассамблеи — выработка конституции — была выполнена.

13 сентября конституцию дали на подпись реабилитированному королю. Людовик XVI использовал этот случай, чтобы предъявить в письменной форме пространнейшее и лживейшее объяснение своих предыдущих деяний, включая попытку бегства.

Собрание аплодировало, как обычно, продемонстрировав свои верноподданнические чувства: все было забыто и прощено. Воспрянувшие духом контрреволюционеры устраивали монархические манифестации. В театрах возобновились постановки роялистских пьес. 30 сентября, в день закрытия Учредительного собрания, депутаты встретили Людовика XVI криками: «Да здравствует король!»

Король, в свою очередь, поспешил подчеркнуть то же, что недавно вещал Барнав: «Наступил конец революции!»

И лишь один депутат осмелился заявить: «Нам предстоит снова впасть в прежнее рабство или снова браться за оружие!»

Этим депутатом был Максимилиан Робеспьер.

Часть II

Гора против Жиронды

Глава 1

Жирондисты

1 октября 1791 года начало свои заседания новое Законодательное собрание.

А 13 октября Максимилиан Робеспьер занял место в почтовой карете, отправлявшейся на север. Отдых! Два с половиной года неустанного труда, без единой передышки, без единого, хотя бы самого маленького интервала. Все пролетело, как во сне. Но что это был за сон! Он не освежал, нет, это был кошмар, ломавший тело и терзавший душу, это была борьба с горечью многих поражений и с бледным призраком победы. Он бездумно верил в нее, в желанную и неизбежную победу, но как до нее было еще далеко!..

Максимилиан закрыл глаза и засмеялся беззвучным смехом. А может быть, и не так уж далеко? Может быть, гораздо ближе, чем кажется на первый взгляд? Ведь раздувшееся от спеси Учредительное собрание, мнившее себя пупом земли, лопнуло как мыльный пузырь. Оно закончило свою эгоистическую деятельность самоубийством, и он, Робеспьер, был тому причиной! После его тщательно продуманной и вовремя произнесенной речи был проведен декрет, согласно которому, члены старого Собрания не могли быть переизбраны. А это значило, что всякие там барнавы, ламеты, ле-шапелье, байи, лафайеты и иже с ними должны были исчезнуть с главной политической арены. Все те, кто хотел остановить революцию, пока что были вынуждены сами убраться с дороги, предоставив место другим. Конечно, они так просто не уйдут. Конечно, они будут судорожно цепляться через свой Фельянский клуб за остатки популярности и за связи с верхами. Но связи с верхами не спасение, когда сами верхи колышутся под страшными порывами вихря свободы, а остатки популярности… Да о какой популярности вообще можно было мечтать после событий, завершившихся бойней на Марсовом поле? Характерно, что триумф «героев» этого кровавого дня был непродолжительным. Первым получил возмездие блистательный Лафайет: его отстранили от должности начальника национальной гвардии под предлогом упразднения самой этой должности, и, преследуемый презрительными шутками толпы, генерал уехал в свое поместье. Всем стало ясно, что, потеряв свою шпагу, недолго протянет и многомудрый Байи. Действительно, вскоре и он подал в отставку. Было очень много шансов, что на его место парижане изберут Петиона. Вот вам и популярность! Нет, уж если говорить о популярности, то надо иметь в виду в первую очередь Якобинский клуб, который с каждым днем становится все ближе к народу, который уже сделал свои заседания публичными и который непрерывно по всем городам страны приобретает тысячи новых членов. Якобинский клуб — сердце революционного Парижа, а Неподкупный — любимый оратор и вождь Якобинского клуба…

Максимилиан не без удовольствия вспоминает день 30 сентября — последний день работы Учредительного собрания. Толпы народа ждали своих любимых депутатов много часов подряд. И когда Робеспьер с Петионом показались на пороге манежа, труженики Парижа приветствовали их восторженными криками. Им надели на головы венки из дубовых листьев, их подхватили на руки. Крики: «Да здравствуют непоколебимые законодатели! Да здравствуют неподкупные депутаты!» — огласили воздух. Желая избегнуть дальнейших проявлений народной благодарности, оба депутата пытались укрыться в наемном экипаже; но окружавшие их тотчас же распрягли лошадей, чтобы самим везти своих избранников! С немалым трудом Максимилиан уговорил толпу отказаться от этой затеи; депутаты покинули экипаж и пошли пешком, а манифестанты сопровождали их до самых дверей их жилищ…

«На третий или четвертый день существования Законодательного собрания, — пишет Антуан Барнав, — я отправился посмотреть его. Все сидевшие на трибунах обернулись в мою сторону с видимым чувством доброжелательства, и если бы один человек начал, то, быть может, раздались бы общие аплодисменты. Три недели спустя я вторично посетил его и был совершенно осмеян, особенно когда вышел через двери Фельянского клуба…» [7]

Такова была судьба прежних кумиров Учредительного собрания: их ждало забвение и осмеяние. Новые люди размещались теперь в здании Тюильрийского манежа; новые партии и группировки рвались померяться силами на арене истории.

Члены Законодательного собрания в значительной своей части вышли из рядов выборной администрации, созданной за годы революции. Это была новая буржуазная интеллигенция. В Собрание попало много писателей, журналистов и адвокатов. Прошло также известное количество офицеров, примкнувших к революции. Зато в отличие от старого Собрания здесь было очень мало прежних дворян и епископов. Законодательное собрание вследствие этого оказалось более однородно-буржуазным, более решительно настроенным по отношению к силам абсолютизма.

Левая сторона Собрания состояла из меньшинства в сто тридцать шесть депутатов, главным образом членов Якобинского клуба и клуба Кордельеров. Она распадалась на две группы соответственно группировкам, сложившимся к этому времени среди якобинцев. Ее подавляющую часть составляли сторонники Бриссо, которых позднее стали называть жирондистами[8].