Вверх по линии - Роберт Силверберг

– Вы абсолютно правы, доктор Шпеер, – произнес Колеттис. – Ведь они разрешают историкам производить инспекторские вылазки в прошлое, чтобы потом вносить соответствующие изменения в наши учебники по истории, разве не так? А когда они издают вот таким образом откорректированные книги, это ведь значительно улучшает наши знания по данному предмету!

– Да, – согласился Паппас. – В качестве примера можно привести тот факт, что на самом деле леди Макбет была мягкосердечной женщиной, которая тщетно пыталась ограничить безумно честолюбивые планы своего кровожадного мужа. Или неизвестные ранее факты, касающиеся Моисея и, скажем, Ричарда третьего. Или правду о Жанне д'Арк. Мы подлатали стандартную историю в миллионах мест с тех пор, как начались путешествия во времени, основанные на применении эффекта Бенчли, и… -…и почему в таком случае не подлатать некоторые прохудившиеся места в истории литературы? – подхватил Колеттис. – Вот это и оставим доктору Шпееру! Забирайте с собою все пьесы, какие только здесь есть, док!

– Очень велик риск, – признался Шпеер. – Если меня поймают, то подвергнут очень суровому наказанию – наверное, лишат всех моих ученых степеней. – Он произнес последние слова таким тоном, словно предпочел бы остаться без собственных половых органов. – Действительно, такой дурацкий закон – они, наверное, в самом деле слишком уж напуганные люди, эти работники патруля времени, раз страшатся даже таких изменений, которые по сути своей благоприятны.

Для патруля времени не является благоприятным никакое изменение истории. Они вынуждены соглашаться с ревизией учебников истории только потому, что ничего не могут с этим поделать. Мягкое законодательство фактически поощряет такого рода изыскания. Однако то же самое законодательство категорически воспрещает транспортировку любых материальных предметов вниз по линии, за исключением тех, что нужны для нормального функционирования самой Службы Времени, а патруль времени неукоснительно придерживается буквы закона.

– Если вы разыскиваете греческие пьесы, – сказал я, – то почему бы вам не заглянуть в Александрийскую библиотеку? Там вы обязательно найдете их целую дюжину вместо того, чтоб искать их по одной.

Ученый-администратор Шпеер улыбнулся мне так, как улыбаются умненьким, но наивным детишкам.

– Александрийская библиотека, – начал он объяснять характерным академическим, до чертиков скучным тоном, – конечно же, очень притягательна для таких ученых, как я. Следовательно, она охраняется денно и нощно одним из сотрудников патруля времени, замаскированным под переписчика. Он совершает по несколько арестов в месяц, как я слышал. Я не решаюсь подвергать себя подобному риску. Здесь, в Византии, мне гораздо труднее добиваться решения тех задач, которые я перед собою ставлю, но зато намного меньше риск вызвать подозрения у патрулей. Поэтому я и дальше буду продолжать свои поиски именно здесь. Я все еще надеюсь разыскать примерно девяносто пьес Софокла и уж никак не меньшее число пьес Эсхила, не говоря уже…

36

Трапеза в этот вечер вылилась в грандиозное пиршество. Мы буквально объелись всевозможными супами, тушеным мясом, жареной утятиной, рыбой, свиными отбивными, шашлыками, спаржей, грибами, яблоками, фигами, артишоками, сваренными вкрутую яйцами, подаваемыми в специальных синих эмалированных чашах, сырами, всевозможными салатами и упились самыми изысканными винами. Из вежливости перед Евдокией, которая была с нами за столом, мы изъяснялись только по-гречески и соответственно даже словом не обмолвились о путешествиях во времени или кознях, чинимых патрулем времени.

После трапезы, пока выступали карлики-шуты, я отозвал Метаксаса в сторону.

– Я должен вам кое-что показать, – сказал я и передал ему свиток из тонкого пергамента, на котором я начертал свою родословную. Он взглянул на пергамент и нахмурился.

– Что это?

– Мои предки. Вплоть до седьмого столетия.

– Когда ты успел все это проделать? – смеясь, спросил он у меня.

– Во время своего последнего отпуска. – Я поведал ему о своем визите к дедушке Пассилидису, к Григорию Маркезинису, в эпоху Никифора Дукаса.

Метаксас стал более внимательно изучать перечень.

– Дукас? Кто это такой – Дукас?

– Это я. Я Дукас. Писец привел мне подробности моего происхождения вплоть до седьмого века.

– Невероятно. Никто здесь не знаком ни с какими Дукасами, в столь раннюю эпоху. Это фальшивка.

– Частично – вполне может быть. Но уже с 950 года в подлинности моей родословной сомневаться не приходится. Все это моя родня. Я проследил своих пращуров от Византии через Албанию до самой Греции двадцатого столетия.

– Неужели все это правда?

– Клянусь!

– Ох, какой ты умный, маленький дерьмоед, – с любовью в голосе произнес Метаксас. – И все это ты узнал всего лишь за один отпуск. И вот тебе на – Дукас, никак не меньше! Сам Дукас! – Он еще раз заглянул в свиток. – Никифор Дукас, сын Никетаса Дукаса, сын… гм… Льва Дукаса!

Пульхерии Ботаниатис!

– Что-то не так?

– Я знаю их! – вскричал Метаксас. – Лев и Пульхерия были моими гостями здесь, а я гостил у них. Лев Дукас один из самых богатых людей в Византии, тебе это хотя бы известно? А его жена Пульхерия – такая красавица! – Он крепко схватил меня за руку. – Ты можешь поклясться в том, что это твои прародители?

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– Невероятно, – восхитился Метаксас. – Так вот, позволь мне рассказать о Пульхерии. Ей, видишь ли, сейчас всего семнадцать лет. Лев женился на ней, когда она была еще совсем ребенком. Здесь это очень широко распространено. Талия у нее, ну вот такая, не больше, зато грудь – вот какая, и такой ровный живот, а глаза… от одного ее взгляда можно с ума сойти, и…

Я высвободил свою руку и вплотную приблизился к нему.

– Метаксас, вы…

Я не в состоянии был вымолвить этого слова. -…спали с Пульхерией? Нет, нет, ей-Богу. Истинная правда, Джад! У меня и без нее здесь вполне достаточно женщин. Однако, подумай, мальчик ты мой, какая это возможность для тебя! Я могу помочь тебе встретиться с нею.

Она уже вполне созрела для того, чтобы можно было ее соблазнить. Юная, бездетная, красивая, всегда такая скучающая – муж у нее настолько поглощен всевозможными хозяйственными заботами, что вряд ли даже ее замечает, но главное в том, что она твоя «прапра» много раз прабабушка!

– Это по вашей части, не по моей, – напомнил я ему. – Для меня это только причина держаться от нее подальше.

– Не будь идиотом. Я это все проверну для тебя за два, максимум три дня. Познакомлю с Дукасами, ты останешься на ночлег в их городском дворце в качестве гостя, одно словечко на ухо ее горничной…

– Нет, – отрезал я.

– Нет?

– Нет. Я не желаю принимать участие ни в чем подобном.

– Трудный ты человек, Джад Эллиот. Всегда противишься собственному же счастью. Ты не хочешь спать с императрицей Феодорой, не желаешь поваляться в постельке с Пульхерией Дукас, наверное, теперь ты мне скажешь, что не хочешь и Евдокию тоже?

– Я совсем не прочь переспать с кем-нибудь из ваших прародительниц, сообщил я и ухмыльнулся. – Я даже не прочь заделать ребенка Евдокии. Как вы себя будете чувствовать, если окажется, что я – ваш «прапра» и так далее прадед?

– Этого ты не сможешь сделать, – сказал Метаксас.

– Почему?

– Потому что Евдокия остается незамужней и бездетной до 1109 года. А тогда она выйдет замуж за Василия Стратиокаса и будет у нее семеро сыновей и три дочери за пятнадцать последующих за ее свадьбой лет. И среди этих дочерей будет одна, которая и станет моей прародительницей. Боже, до чего же она разжиреет!

– Все это может быть изменено, – напомнил я ему.

– Не говори ерунду, – спокойно заметил Метаксас. – Неужели ты думаешь, что я не охраняю свою собственную родословную? Что стану колебаться прежде, чем вычеркнуть тебя из истории, если застукаю тебя на чем-нибудь, что может повлиять на замужество Евдокии? Она останется бездетной до тех пор, пока ее чрево не наполнит Василий Стратиокас, и делу конец. Но на сегодняшнюю ночь она твоя, пожалуйста.

И она стала моею. Оказав мне высочайшую степень гостеприимства в своем понимании, Метаксас послал свою прародительницу Евдокию в мою спальню. Ее тощее, худосочное тело показалось несколько постноватым для меня; ее твердые маленькие груди полностью скрывались в моих ладонях. Но она оказалась тигрицей. Она вся, казалось, только и состояла, что из энергии и страсти. Она оседлала меня и раскачала себя до полного исступления за два десятка быстрых вращений, но это оказалось только началом. Уже занималась заря, когда она отпустила меня и дала заснуть.

Мне приснилось, что Метаксас препровождает меня к дворцу Дукасов и знакомит меня с моим пращуром Львом, который абсолютно безмятежно говорит:

«Это моя жена Пульхерия», и во сне мне показалось, что я никогда еще не видел более прелестной женщины.