Могилы из розовых лепестков - Оливия Вильденштейн

— Что ж, я рад, что ты больше не злишься, — папа ещё раз обнял меня, потом встал. — Джордж, ты можешь высадить меня у катафалка?

— Конечно.

Папа подошёл к двум маленьким крючкам, прибитым к двери. Там висел только один комплект ключей от дома. Мамин. Она сделала кисточку из коричневой кожи и бирюзовых бусин. У неё были золотые руки. Папа потрогал кисточку. Глубоко вздохнув, он позволил своим пальцам соскользнуть с неё.

— У тебя есть ключи от машины, милая?

Я похлопала себя по карманам.

— Нет. Я оставила их внутри катафалка.

Шериф открыл входную дверь, и снегопад ворвался внутрь, как блуждающие души.

— Как, чёрт возьми, я должен сказать Би, что её мальчика больше нет? — прошептал папа срывающимся голосом. — Это уничтожит её.

Шериф похлопал папу по руке. Они вместе ходили в школу давным-давно, когда-то. Хотя Джордж всегда выглядел старше, после смерти мамы всё изменилось.

— Хочешь, я пойду с тобой, папа? — спросила я, уже сбрасывая толстое одеяло, как бабочка, вылезающая из кокона.

Но я не была бабочкой. Бабочки не были ядовитыми. Смерть Блейка была на моей совести. Если бы я не умоляла его о помощи раньше, на поле Холли, он был бы всё ещё жив.

— Нет, Кэт.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что папа отвечает на мой вопрос, а не утешает меня, как мне бы хотелось. Но успокоит ли он меня, если я всё ему объясню?

— Я хочу, чтобы ты оставалась на месте. Набери себе ванну, чтобы согреться, а ещё лучше, ложись в постель и просто постарайся немного поспать.

Я не думала, что смогу уснуть в эту ночь.

Папа обнял меня перед уходом.

— Это так несправедливо, папочка.

Он погладил меня по волосам, когда я задрожала. Он сжал меня сильнее, как будто пытался выжать из меня ночь.

— Я знаю. Я знаю…

Наконец папа отпустил мои руки и подошёл к шерифу, который разговаривал с кем-то снаружи.

— Парамедики хотят положить его, Дерек. Уложите его внизу, в одной из холодильных камер.

Разве Блейку не достаточно холодно?

— Я отведу их вниз, — предложил папа. — Я буду через минуту.

Мужчина и женщина, одетые в одинаковую униформу и пуховики, вкатили носилки с мешком для тела. Я с трудом сглотнула, заставляя толстый, зазубренный комок горя опускаться и подниматься в моём пересохшем горле.

Папа попытался загородить мне обзор, встав передо мной.

— Иди наверх, Кэт.

Я развернулась и побежала прочь, наверх, в свою спальню. Я закрыла дверь, затем прислонилась к косяку и закрыла опухшие глаза. Я не пошевелилась, когда металлические колёса носилок зазвенели по цементной лестнице. Я не двигалась, пока папа обменивался приглушёнными словами с парамедиками; я всё ещё не двигалась, когда двигатели машины громко заурчали, а затем стихли. Когда стало тихо, я открыла глаза и уставилась на тёмное, покрытое снежными пятнами небо за окном спальни. Теперь я была одна.

Блейк был внизу, но я была одна.

Ветер свистел снаружи, проникая сквозь старые стены нашего дома, пульсируя на шиферной черепице заснеженной крыши. Мой дедушка сложил эту крышу, так же как он возвёл стены и положил половицы. Он работал на стройке до тех пор, пока не смог подниматься по лестнице и поднимать цементный блок. Он построил много домов в Роуэне, что сделало его уважаемым членом общины.

Мои негнущиеся пальцы поползли по джинсам, пока не соприкоснулись с телефоном. На экране появилось папино сообщение. И несколько пропущенных звонков от Касс. Знала ли она? Я прочитала одно из её сообщений:

«Блейк с тобой?»

— Да, — прошептала я вслух.

Но я не написала в ответ. Мой отец, вероятно, к тому времени уже добрался до гостиницы.

Я сохранила цифровую карточку Круза в своём списке контактов, затем набрала его номер. Телефон звонил и звонил, пока звонок не прервался. Я попробовала ещё раз. И снова звонок был сброшен. Я проделала это восемь раз. На девятом кто-то снял трубку.

Это был не Круз.

— Что я могу для тебя сделать, Катори?

Это был голос Эйса, чёткий и торопливый, как будто я прервала его посреди чего-то важного. Я надеялась, что так и было.

— Круз приедет завтра ко мне домой? Я думала, он в тюрьме.

— Он не приедет.

— Но кто это сделает?

— Я это сделаю.

— Что? — я фыркнула. — Ты собираешься притвориться медицинским экспертом?

— Круз же притворился.

— Папа никогда на это не купится.

— Я воспользуюсь пылью, так что он увидит Круза.

— А как насчёт того, как звучит твой голос? Ты можешь воспользоваться пылью и для голоса?

— Да.

— Конечно, ты можешь.

— Ну, если это всё…

— Круз действительно в тюрьме?

— Да, Катори. Он действительно в тюрьме.

— Почему он спас Гвенельду?

— Потому что ты повлияла на него, чтобы он сделал это.

— Ты продолжаешь это повторять.

— Ты знаешь тот ядовитый газ, выделяемый мёртвым телом? Бьюсь об заклад, знаешь, учитывая, что ты живёшь в похоронном бюро. Во всяком случае, так пахнут для нас охотники. Твой запах, твоё прикосновение, твоё присутствие… от них у нас волосы на затылке встают дыбом, а животы сводит. Но по какой-то причине Круз не потерял сознание в твоём присутствии, и единственное объяснение, которое у меня есть, это то, что ты повлияла на него, чтобы он остался рядом.

Я ничего не могла с собой поделать. Я понюхала свою руку. Моя кожа ничем не пахла. Я опустила руку рядом со своим телом, чувствуя себя совершенно глупо из-за того, что слушала Эйса.

— Надеюсь, я отталкиваю тебя, Эйс, — сказала я. — Надеюсь, я отпугну всех фейри. Ты не принёс мне ничего, кроме ада.

— Твои охотники тоже немного виноваты, тебе не кажется?

— Они не мои охотники. Я не хочу иметь с ними ничего общего.