На пути к перелому - Иван Ласкин

Сплошной огонь непрерывно рвал провода связи. Офицеры штаба дивизии, направляемые в полки, приносили успокаивающие данные об обстановке. Однако нас тревожило состояние обороны на участке 747-го полка В. В. Шашло, и поэтому я направился на его наблюдательный пункт. Со мной пошли начальник химслужбы майор Ф. И. Мойса, лейтенант из штаба артиллерии дивизии и адъютант Иван Ляшенко.

Местность в полосе обороны полков от длительной и мощной огневой обработки врага вздыбилась и стала неузнаваемой: почти полностью была уничтожна растительность, и земля стала черной, сплошь изуродованной воронками.

Мы пробирались по знакомой нам глубокой траншее. Но метров через пятьдесят она оказалась засыпанной.

Пришлось перебегать по вспаханному полю от одной насыпи к другой. В это время появились немецкие бомбардировщики, и снова началась бомбежка. Огненные вспышки окружили нас со всех сторон. Мы укрылись кто где мог, а когда налет закончился, стали искать друг друга. Собрались трое, все целые и невредимые, но четвертого из группы - молодого офицера штаба артиллерии не было. Мы все начали поиски и вскоре неподалеку обнаружили его обезображенное осколками тело. Воронка от авиабомбы была совсем рядом...

Неподалеку от наблюдательного пункта командира 747-го полка в полуразрушенных окопах мы натолкнулись на несколько убитых и тяжелораненых бойцов. Вход в блиндаж был полузасыпан. Я приказал майору Мойса организовать расчистку входа в блиндаж, а сам через дверь стал переговариваться с подполковником Шашло и находившимся с ним начальником штаба артиллерийского полка подполковником Чернявским.

Проинформировав их о положении дел на участке дивизии, мы с адъютантом пошли на наш наблюдательный пункт, а майора Мойса я направил на командный пункт 747-го, чтобы он передал начальнику штаба майору Ширкалину обстановку, в которой оказался командир полка, и принял меры к восстановлению управления подразделениями.

По разрывам вражеских снарядов было видно, что направление удара уклоняется влево. Нас стало тревожить положение дел в 514-м полку. Мы вместе с комиссаром Солонцовым направились на НП подполковника И. Ф. Устинова.

- Ситуация не ясная, - докладывал нам Устинов. - Полчаса тому назад батальоны удерживали свои позиции. Но противник возобновил сильный обстрел, атаки его следуют одна за другой. Впереди сплошная завеса пыли и дыма. Дальше чем на пятьдесят метров местность не просматривается. Проводную связь с батальонами восстановить пока тоже невозможно. Обстановка выясняется только офицерами штаба. Скоро они должны прибыть.

Блиндаж командира полка вздрагивал от близких разрывов бомб и снарядов, и на нас сыпалась земля. Вскоре появились лейтенант Литвиненко начальник инженерной службы полка и старший лейтенант Хитаров. Смысл их докладов сводился к следующему: 1-й и 2-й батальоны свои позиции удерживают. Пехота противника залегла перед окопами метрах в 60-70. В тяжелом положении находится гарнизон, оборонявший опорный пункт - томатный завод. Находившаяся в боевом охранении 2-я рота погибла.

Во второй половине дня авиация противника продолжала по-прежнему бомбить нас. А танки и пехота со стороны правого соседа стали накатываться на фланг 747-го полка. Мы били их всеми средствами.

В донесении в штаб армии мы сообщили: "Личный состав дивизии геройски сражается с врагом. Вся долина Бельбек устлана трупами немецких солдат и офицеров. Только 1-й батальон 747-го стрелкового полка истребил около тысячи гитлеровцев".

И все же каждый из нас ждал, когда наступит темнота. Тогда хотя бы на несколько часов можно было бы отдохнуть от адского обстрела. Люди надеялись привести себя в порядок, командиры могли бы поговорить с подчиненными, подготовить их к новым боям.

Наконец наступил вечер, и накал боя угас. Слышались только отдельные выстрелы артиллерийских орудий да редкие и короткие автоматные очереди.

Командиры выясняли наличие людей в ротах, батальонах, батареях. Солдаты теперь поднимались во весь рост, разыскивали своих командиров, товарищей. Местность была неузнаваемой. Люди не находили траншей и тропок, по которым до этого ходили, а при встрече не сразу узнавали друг друга. Лица были черны от пыли, блестели только зубы. У многих изменился голос. Это от дыма, пыли, гари и нервного потрясения. У всех было крайнее перенапряжение сил, нервной системы. Шутка ли - 18 часов пробыть в кромешном огненном аду! Ведь в тот день 7 июня только на участке 79-й курсантской стрелковой бригады и 172-й дивизии разорвалось около семи тысяч авиабомб и до четырнадцати с половиной тысяч снарядов{33}. Многие бойцы находили своих товарищей ранеными или контуженными, тут же делали им перевязки, оказывали первую помощь. Немало было тяжелораненых, которые сами не могли выбраться из своих окопов, искали глазами товарищей и радовались, что находятся среди своих: ведь никто не хотел попасть в руки врага.

Характерно, что все воины прежде всего спрашивали, жив ли взводный или ротный, стягивались к ним. Это верный признак того, что бойцы верили в своих командиров, искренне уважали их и готовы были вновь выполнить их любые приказы.

Встречаясь друг с другом, бойцы рассказывали о пережитом бое, узнавали о судьбе товарищей, земляков. Многие, очень многие в этот день познали горечь тяжелых утрат.

Да, день 7 июня 1942 года вряд ли изгладится из памяти защитников Севастополя. В этот день не раз думалось: есть ли предел человеческим силам? Нет, пожалуй, предела не было. И раньше и после севастопольской обороны мне пришлось участвовать в больших и малых сражениях, но ни разу не испытывал я такого духовного и физического напряжения. Это, конечно, не значит, что в других боях моральный дух, стойкость и мужество воинов были меньшими. Конечно, нет! Но то, что пережили севастопольцы 7 июня, вряд ли кому довелось испытывать. И главное - в этом грохочущем аду защитники не дрогнули, не пали духом, выстояли и не пропустили врага.

До глубокой ночи командиры выясняли обстановку на своих участках и у соседей. Необходимо было узнать, куда точно вышел противник, где образовались бреши в обороне, какие у нас потери в людях и вооружении, как распределить силы для отражения следующих атак. В то тяжелое время огромную работу выполняли политработники частей и политотдела дивизии, офицеры штаба.

И тут пора сказать о моем ближайшем помощнике - начальнике штаба дивизии подполковнике Михаиле Юльевиче Лернере. Он пришел в дивизию с должности начальника оперативного отдела Приморской армии и, конечно, был человеком подготовленным, предусмотрительным, умел организовать работу штаба так, что ни один вопрос не был упущен и решался своевременно. Этого он добился и от штабов частей.