Оскар за убойную роль - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таня представила себя в застиранном халате, с небрежно сколотыми волосами, в сношенных тапочках, а на руках – младенец. Трогательная картинка. Даже циник Полуянов – и тот протащится. Одного жаль: рушатся планы. Не на жизнь и не на карьеру, бог с ней, с карьерой, да и, потом, ребенок работе не помеха, всегда можно памперсов накупить, няню нанять, маму с отчимом к воспитанию внука приспособить… Жаль другого. Жаль, что рушатся планы на любовь, которая только-только, впервые в жизни, начала проклевываться, как ей казалось, в ее отношениях с доктором Кириллом… Впрочем, что сделано, то сделано. И если всевышний дал ей малыша от Макса – значит, этот малыш появится. И она его будет любить, оберегать, учить и баловать.
* * *Картинка на мониторе шла в режиме «он-лайн». Максимальное увеличение, сочные краски, два плана: общий и крупный. Вполне достаточно возможностей, чтобы прочитать всю радугу чувств у нее на лице… Радуга: Каждый Охотник Желает Знать… Вот и девушка тоже: Краснеет, Опасается, Ждет, Задумывается… Как это красиво! Жаль, не слышно, что она говорит… Хотя разве дело в словах? Дело – в ее глазах, одновременно счастливых и тревожных, умиротворенных и жалобных. А слова – за нее уже сказал Моцарт в своем гениальном «Реквиеме», нужно сделать погромче…
Он прослушал заключительные аккорды. С сожалением выключил музыкальный центр. Еще с минуту полюбовался, как губы девушки дергаются в нервной гримаске, а руки нервно теребят клетчатую салфетку… Потом вздохнул и нажал кнопку селектора.
– Слушаю вас, – откликнулся подобострастный голос.
Он в последний раз взглянул в огромные, тревожные глаза девушки и произнес только одно слово:
– Приступайте.
* * *На работе Макса не оказалось. Вежливая секретарша сообщила, что он сегодня в разъездах, в офис, скорее всего, не вернется, и посоветовала звонить на мобильный.
Таня поблагодарила секретаршу, положила трубку и хмыкнула:
«Где ж тебя носит… папаша?»
Позвонила на мобильный – тоже облом, тут же включился автоответчик. Строгий голос Макса проинформировал: «В данный момент я не могу разговаривать, пожалуйста, свяжитесь со мной позднее».
«Э, дядя! Да ты, похоже, от алиментов скрываешься!» – снова усмехнулась Таня. Ну, что ж, последняя попытка: будем звонить домой. Там его, конечно, нет, но, может, автоответчик чем-нибудь порадует? И точно, порадовал – бодрым голосом сообщил: «Здравствуйте, меня пока нет, но ровно в пять часов я приду».
«Нет, Макс, хоть ты и солидный человек, почти что отец семейства, а дурачок, – весело подумала Таня. – Специально для воров такое приветствие, что ли, записывал?»
Она взглянула на часы: ого, уже почти четыре. Как-то день незаметно прошел – сначала за страданиями, потом за размышлениями… Ну что ж – по всему выходит, что у такого дня и вечер должен быть соответствующим. Пусть он пройдет в объяснениях. С Максом. О том, что у их любви появилось продолжение … Неплохой получится сюрприз для вечернего чая.
Таня вышла из квартиры, сбежала по лестнице и уселась в «пёжик». На обгорелый остов «Тойоты» она старалась даже не смотреть…
В то же самое время.Валерий ПетровичУ Ходасевича всегда были с собой ключи от Таниной квартиры. Она когда-то со смехом вручила их ему: «Чтобы тебе было куда женщину привести». – «Да я ведь и к себе женщин могу приводить, – усмехнулся тогда отчим, – только вот не хочу». – «Ну, бери, бери, – настояла в тот раз Танюшка, – а то вдруг я свои потеряю».
Теперь ключи оказались как нельзя кстати.
Тани дома не было. По комнате расшвыряны книги и диски. На кухне киснет недопитая чашка кофе. На кресле висит лифчик.
Валерий Петрович прибрал лифчик в шкаф и впустил лейтенанта.
– Вот тебе еще один фронт работы, – шепнул он ему в коридоре.
…Чего-то подобного Ходасевич ждал – однако результаты осмотра Татьяниной жилплощади даже превзошли все его опасения. В однокомнатной квартире падчерицы оказались установлены не две, как у него, а целых четыре видеокамеры скрытого наблюдения. Одна была размещена на кухне, две – в комнате, и еще одна – в совмещенном санузле.
Все камеры (как доложил полковнику лейтенант, когда они снова вышли на улицу) были той же конструкции, что и дома у Валерия Петровича. Установили их примерно тогда же, когда у него. Все они – как и та, которая обнаружилась дома у полковника, – в данный момент не работали. Но каждая из них, судя по разряженности блока питания, включались на запись примерно на два-три часа. А та, что была нацелена на Танюшкину постель, – дольше всех: около пяти часов.
* * *– Ми-илый! Тебе было хорошо?
Вопрос, неизбежный в своей глупости и предсказуемости.
– Это было что-то!
«В общем-то я не совсем и вру…»
Он потрепал ее по волосам, потом рука скользнула на шею, плечо, поползла ниже… Девушка под его прикосновениями выгнула спину, откинула голову, замурлыкала. Почему бабы ведут себя, словно кошки? И обожают, когда им чешут за ушком?
Он ласково пощекотал ее ухо, прошептал:
– Ты моя Мурочка, кошечка-кошурочка…
– А ты… ты мой барс! – благодарно вскинулась она. – Нет, даже не барс, а лев, царь зверей!
Он поморщился: в темноте, за закрытыми портьерами, она его гримасы все равно не увидит. Ах, как это «ново»: лев, царь зверей. В какой раз он это слышит? В пятидесятый? В тысячный? Бабы – они такие банальные. Хоть бы одна придумала что-то новое…
– Ты меня любишь?
О господи. Иногда хочется специально стать депутатом Думы, чтобы издать закон, под страхом смерти запрещающий девкам задавать этот вопрос – особенно в постели, после секса, когда мужик умиротворен и расслаблен…
– Конечно, люблю, моя милая (чмок-чмок), моя сладенькая (чмок-чмок), моя пушишечка!
– Больше, чем эту выдру?
Тоже неизбежно. Ну, любят бабы, чтобы перед ними оправдывались, чтоб уверяли в их собственной исключительности-неповторимости, и ничего с этим не поделаешь.
– Лапуля, ну сколько можно! Я же все тебе объяснил!
«Сейчас, по законам жанра, будет говорить о той, другой».
– Она трахается небось хорошо… Еще бы, с ее-то опытом! На ней пробу негде ставить!
– Котеночек! Ну, пожалуйста, не мучай меня!
– И еще врет, что у нее сиськи настоящие! Будто не видно, что там сплошной силикон!
Тут в голосе нужна твердость:
– Девочка моя, ну что ты горячишься? Ты же знаешь, что для меня самая лучшая женщина – это ты. И твоя грудь – самая прекрасная в мире! Божественная, неповторимая!
Ласково коснуться груди, аккуратно провести пальцем по соску, чтоб он вздрогнул, напрягся… Последует второй раунд? Нет. Девка скидывает его руку. И ведь какая настырная! Никак у нее соперница из головы не идет.
– Вот и я говорю, что никакие у нее сиськи. Сплошная декорация. А при этом строит из себя принцессу Стефанию… Будто я не знаю, что она с Теплицыным спит.
Ну, разговор теперь пошел бесконечный. Ничего не поделаешь, с бабами нужно терпение и тщательно сыгранное любопытство.
– А кто такой Теплицын?
– Начальник наш. Она для него – скорая помощь, сервис по первому свистку. Приспичило ему – сразу жмет на селектор, и она к нему мчится. Двери на замок – и пошло производственное совещание…
– Ну, многие девушки спят с начальниками.
Нет, это он сказал зря – партнерша сразу взвилась:
– Но я же не сплю!!
Тут уж нужно улещивать:
– А тебе-то зачем?! Ты же у меня не только красавица, но еще и умница! А с начальниками спят дуры.
– А я у тебя умная?..
Ну, слава всевышнему. Наконец-то.
– О, лапочка, ты у меня не просто умная. Ты у меня – редчайшее сочетание. И острый ум, и неземная красота.
Он всегда удивлялся, когда бабы искренне принимали эту сентенцию на свой счет: верили и млели. Вот и эта размякла, тут же начала выдавать встречные комплименты:
– А ты у меня… ты… гремучая смесь. Бисмарк и Иглесиас. Сократ и Том Круз. Монтень и Рассел Кроу!
Даже странно, что глупая девка знает про Бисмарка и прочих Сократов…
– Да, я – гремучий. Я – мощный и страшный. Я – злой. И я сейчас тебя растерзаю!
Он навалился на ее податливое тело, сдавил губы жестким поцелуем… Она страстно застонала и подалась ему навстречу.
* * *Дверь в квартиру Макса Таня открыла своим ключом. Уличной обуви на коврике не было, и свет в прихожей не горел, но Таня не сомневалась, что Макс дома. Уже изучила своего друга, как облупленного: едва он возвращается, первым делом протирает ботинки и убирает в шкаф. А свет в коридоре тушит потому, что яркие лампы его раздражают, да и электричество зачем зря жечь?
