Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марков 2-й рассчитывал поскорее добраться до Парижа, откровенно похваляясь своими планами. В захолустном Гельсингфорсе ему делать нечего, надо повидать членов Высшего монархического совета, информировать их о здешней обстановке. Судьбы России ныне решаются в Париже, туда он и держит путь.
Поездка Николая Евгеньевича в этом смысле представляла кое-какой интерес. Было бы глупо не воспользоваться удобной оказией, и он ловко направил разговор в нужное русло.
Кроме поклонов знакомым, уважаемый Николай Евгеньевич должен передать кому следует несколько маленьких правил, совершенно обязательных на будущее. Прежде всего, никто из эмигрантов и ни при каких условиях не должен обращаться лично к нему, к Александру Сергеевичу Путилову. Ни письменно, ни путем присылки курьеров.
В Петрограде нет тайного советника Путилова, есть тут некто по фамилии Герасименко. К этому Герасименко и надлежит впредь обращаться, адресуясь, понятно, не на Басков переулок, а по одному из нижеследующих адресов. Записывать их нельзя, придется запомнить. Да, да, в целях осторожности, ибо запись может попасть в руки врага.
Расстались они почти по-родственному. Напоследок Марков 2-й с привычным красноречием думского говоруна расхваливал его за мужество и патриотическую верность долгу. Поручения все обещал выполнить аккуратно.
Спустя несколько месяцев Александр Сергеевич вычитал из «Петроградской правды» о сборище монархических лидеров в Париже, в фешенебельном отеле «Мажестик», где с речью, как сообщала газета, «выступал удравший из Советской России известный мракобес и реакционер Марков 2-й».
Известие это было обнадеживающим: просьбы его, выходит, переданы кому положено, и впредь можно не опасаться неожиданного подвоха со стороны эмигрантов. Пусть ищут чекисты мифического Герасименко, не так-то скоро найдут.
Созданная им трехступенчатая система связи с заграничным центром была сложной и не совсем удобной. Куда проще адресованную тебе корреспонденцию получать без промежуточных инстанций, но тогда и риск многократно увеличится. На Гороховой неплохие контрразведчики, пренебрегать их опытом опасно.
В Герасименках он числился недолго, менее года. Контакты с Высшим монархическим советом наладились устойчивые. Приезжали к нему курьеры, с которыми занимались другие люди, а он их и в глаза не видел. Приходили шифрованные письма и посылки с литературой. Система действовала без осечек, но предусмотрительность никогда не бывает чрезмерной.
Вскоре он сделался доктором Рабиновичем, благо настоящий доктор Рабинович, специалист по венерическим и кожным болезням, практиковал неподалеку от Баскова переулка, ни сном ни духом не ведая, что имя его пущено в международный оборот. Затем корреспонденция из Парижа начала доставляться для Ивана Ивановича Иванова, личности и вовсе бесформенной, как бы лишенной свойственных человеку индивидуальных черт: в городе насчитывалось более сотни Иванов Ивановичей Ивановых.
Конспирация была необходима, без нее ничего не добьешься. Но еще сильнее занимала его мысль об ответных ударах. Возникнув однажды, эта мысль с каждым днем делалась все более неотступной, поглощая бездну духовных сил. Чем бы он ни занимался, рано или поздно приходил к ней, потому что и самые изощренные конспиративные уловки в его положении не были решением вопроса. Если хочешь уцелеть — непременно противоборствуй и, по возможности, давай сдачи чекистам. Иначе тебя сомнут, как смяли многих других.
Шансов на большие успехи, в сущности, было немного. У Гороховой четкая организация, опытные кадры, материальные средства и, наконец, прорва добровольных помощников из простонародья, считающих долгом своим донести о любом подозрительном факте. А что у тебя и горстки связанных с тобой питомцев Лицея? Чем ты способен обезвреживать замыслы чекистов?
И все же кое-какие шансы имелись. Было бы глупостью отказываться от них, устрашившись неравенства сил.
Бесчисленные провалы антисоветских групп и организаций полностью подтверждали правоту его рассуждений. В чем их главная беда? Да в том, что работали с завязанными глазами. О Гороховой, о ее кадрах и планах знали не больше того, что известно всем обывателям. Между тем врага нужно изучать с такой же тщательностью, с какой он изучает своих противников. Иначе неравенство сил превращается в ахиллесову пяту, сулящую неизбежное и неотвратимое поражение.
Удача, в особенности первая, окрыляет.
Такой удачей для Александра Сергеевича была история с разоблачением чекиста Угренинова. Она помогла ему ощутить свою способность к тяжелым ответным ударам.
В эмиграции шла отчаянная междоусобная драка двух монархических кланов. Враждовали по-шекспировски, как Монтекки и Капулетти. Ревностные сторонники Николая Николаевича ругательски ругали приверженцев Кирилла Владимировича, и те, в свою очередь, не оставались в долгу, лихо упражняясь в выборе оскорбительных эпитетов. Попробовали, кстати, втянуть в склоку и его, сидящего в глубоком подполье. Истинно сказано, что боги наказывают, отнимая разум.
Ему было безразлично, чей окажется верх в потасовке великих князей. Он поддерживал контакты с обоими лагерями, не испытывая при этом каких-либо угрызений совести.
Для него было важно другое: и «николаевцы» и «кирилловцы» одинаково ненавидели Советскую власть. Следовательно, они — его союзники, а в чьи руки попадет конфиденциальная информация, значения не имеет. «Кирилловцы» связаны с немцами, у «николаевцев» ориентация на французов и поляков. Была бы ценная информация из Совдепии, а заинтересованный генштаб всегда отыщется.
Дело Угренинова возникло с записочки доктора Сильверстова. Переслали ее по «кирилловскому» каналу связи из Ревеля, и, что было возмутительным нарушением конспирации, открытым текстом. С доктором Сильверстовым он был знаком, состоял даже в его пациентах в былые времена, но вряд ли это могло служить оправданием легкомысленной выходки.
Справедливости ради надо признать, что содержание записочки оказалось любопытным.
Доктор Сильверстов сообщал, что поставлен во главе вооруженной антикоминтерновской лиги. В отличие от эмигрантских златоустов, расточающих себя на праздную болтовню, люди его заняты полезным очистительным трудом — они выслеживают и физически истребляют эмиссаров Кремля. Как легальных, с дипломатическими иммунитетами, так и замаскированных, тайных. Последним, естественно, уделяется повышенное внимание, хотя разоблачать их сложно и хлопотно. Именно по этой линии его людям нужна помощь извне, в частности из Санкт-Петербурга.
Сотрудничество с доктором Сильверстовым ознаменовалось серьезным успехом. Вместе с ним возникло радостное ощущение значительности собственных сил. Отныне он чувствовал себя не только поставщиком секретных сведений, интересующих чужеземные разведслужбы. Впервые у него появилась возможность самому влиять на события.
Вдохновляла счастливая легкость победы. С надежной оказией ему доставили из Ревеля маленькую фотокарточку. По-видимому, любительскую, моментальную, какие мастерят уличные фотографы, не больно-то заботясь о художественной выразительности — лишь бы похоже было.
«Субъект сей рекомендуется здесь Сергеем Ивановичем Гронским, поручиком Олонецкого пехотного полка, — сообщал доктор Сильверстов. — Есть некоторые основания подозревать в нем секретного сотрудника ГПУ. Не откажите помочь в опознании, премного нас
