Тюряга - Джордж Бейкер

Через пятнадцать минут Подручный вел Розмари через тюремный двор в соседнее здание, слегка придерживая девушку за талию и подмигивая часовому.

— Не прикасайтесь ко мне! — резко отшатнулась она от него на ходу.

— Ух ты, какая, — ухмыльнулся Подручный. — А если я сейчас прикажу тебе повернуть обратно?

Фрэнк лежал на спине, устремив взгляд в потолок. Разговор с Далласом, потом с Палачом, визит врача — все это утомило его, да и снотворное еще не прекратило свое действие. Захваченный мыслями, грезами он постепенно прикрыл глаза. Странные ощущения охватили его. Он осознавал, что не спит, и в то же время ему казалось, что он спит. Он понимал, что лежит на кровати, и одновременно ему казалось, что он приподнимается над ней и парит в воздухе. Он перевел взгляд с потолка на белую ширму и совсем не удивился, когда из-за н ее вдруг вышла вдруг Розмари. Сколько раз он обманывался, принимая сон за действительность. Он сомкнул веки, представляя себе, что Розмари и на самом деле вошла в палату. Сейчас, вот сейчас она присядет к нему на кровать и ее рука легко коснется его волос. Фрэнк вдруг ощутил, как и действительно кто-то легко убрал ему прядь со лба. „До чего же реальны бывают грезы“, — подумал он и улыбнулся. Губы его сами собой прошептали:

— Розмари, это ты?

— Да, — так же тихо ответила девушка, испуганно глядя на лежащего с закрытыми глазами Фрэнка, она думала, что он спит,

— Как жаль, что это всего лишь сон.

— Но это не сон, Фрэнк.

Она провела пальцами по его щеке, коснулась губ. Фрэнк открыл глаза. Розмари была перед ним.

— Фрэнк, это я, — лукаво улыбнулась девушка. — Ты прав, я действительно тебе снюсь, а ты снишься мне.

— Я так и знал, — вздохнул Фрэнк.

И в это время в палату вошел Подручный. Он задержался, разговаривая в коридоре с врачом, и потому Розмари зашла в палату одна.

— Напоминаю, — сказал, ухмыльнувшись, Подручный, — что свидание разрешено всего на тридцать минут. Так что, Леоне, зря времени не теряй.

Из-за спины Подручного вышел с нарочито расстегнутой ширинкой Палач.

— А если понадобится помощь, позови.

Оба охранника довольно загоготали, выходя из палаты.

— Они все здесь такие? — спросила, покраснев, Розмари.

— Не обращай внимания, — ответил, еле сдерживаясь, Фрэнк.

Теперь он уже не сомневался, что это не сон.

— Привет, малышка, — сказал Леоне.

Он попытался приподняться и, видя, что это ему дается с трудом, Розмари сама наклонилась к его лицу.

— Привет, — прошептала она.

Их губы коснулись, и оба они — мужчина и женщина — закрыли глаза, отдаваясь ласке поцелуя. Они так давно не виделись, так долго ждали этого мига. Тепло ее тела, несомненность осязания, нежность прикосновений. „Это и есть счастье“, — подумал Фрэнк. Она слегка отстранилась от него, улыбаясь и разглядывая, обегая взглядом его лицо.

— Я так соскучилась, Фрэнк!

— И я.

Она снова прижалась к нему. Пальцы Фрэнка сами собой стали расстегивать пуговицы на ее блузке. Рука Розмари скользнула под одеяло, и вот уже пробиралась под рубашкой, нащупывая голое тело, скользя от живота вниз.

— А-а-а, — сладко вздохнул Фрэнк, когда пальцы ее коснулись его фаллоса, Фрэнк ощутил, как Эрос вновь наполняет его жизнью, как крепнет и растет его мужская сила, и желание, проносясь по ниточкам нервов, по трубочкам вен, возрождает и оживляет его, наполняя жаждой свершений.

— Подожди, — прошептала вдруг Розмари, оглядываясь. — Я боюсь, что потом не успею сказать тебе.

И девушка стала быстро рассказывать, что удалось ей за все это долгое время узнать.

— Если у твоей матери остались эти фотографии, — закончила она свой торопливый рассказ, — то мы можем свалить Драмгула в одно мгновение, — она внимательно посмотрела на Фрэнка. — Ведь я догадываюсь, что из-за него ты попал на больничную койку.

Фрэнк отвел глаза. Он не хотел рассказывать Розмари ни про карцер, ни про Грейвса. Зачем заставлять ее волноваться? Зачем волновать матушку? Ведь Розмари расскажет ей о его злоключениях. Он не хотел говорить про свои опасения, что он в западне, чтобы не обеспокоить, не испугать, но в то же время понимал, что фотографии, если они действительно существуют, быть может, единственный шанс опередить Драмгула. Теперь, услышав все, что ему рассказала Розмари, Фрэнк понял, что искали неизвестные в его доме, и, как ни печально было ему узнать о связи матери с Нортом, он догадался, что это и было то, о чем она не хотела говорить. „Но где, где она может их прятать?“ — думал он.

— Ну, что ты молчишь? — спросила его Розмари. Фрэнк вспомнил, что буквально перед ее приходом

он задавал себе этот вопрос, и вот сейчас Розмари дает ему разумный ответ, а он почему-то медлит. И его словно вдруг осенило: „Да, да, только так. Именно так“.

— Ты у меня большая умница, — сказал он. — И все, что ты делаешь, очень правильно, но я не знаю, как быть. Вдруг у матери и на самом деле нет этих фотографий?

— У меня такое чувство, что они у нее. Но она не хочет мне их отдать, потому что боится Драмгула. Ока думает, что не надо ничего затевать, потому что здесь с тобой все в порядке и скоро ты выйдешь отсюда. А у меня сердце кровью обливается, мне все время снится, что они строят против тебя какие-то козни, что ты в постоянной опасности. Мне кажется, что ты не все договариваешь мне, Фрэнк. Скажи на чистоту, давай вместе обсудим твое положение.

Фрэнк молчал. „Мать думает, что я сейчас в безопасности“, — печально усмехнулся он.

— Что? Что ты так грустно усмехаешься? — взяла его за руку Розмари.

„Надо решаться“, — подумал он.

— Твое сердце тебя не обманывает, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Драмгул действительно строит мне козни. Скажи матери, чтобы она отдала тебе фотографии — и чем скорее, тем лучше. Полтора месяца они издевались надо мной в карцере, они убили моего друга, а вот сейчас я лежу перед тобой с проткнутым боком. Скажи ей это^ все.

— О, господи! — вскрикнула Розмари и заплакала. — Я так и знала. Что они наделали с тобой…

— Ну не надо, не плачь, — притянул он ее к себе, покрывая се лицо поцелуями и чувствуя на губах соль ее слез.

— Фрэнк, я так тебя люблю…

Их губы опять слились в поцелуе. Руки Розмари снова скользнули под одеяло. А руки Фрэнка стали ее раздевать, обнажая плечо, нащупывая и расстегивая застежку бюстгальтера. Вот се теплая грудь с упругим соском…

— Время закончилось! — сказал, вдруг появляясь из-за ширмы Палач.

Его свиные глазки так и прыгали от радости.

— Пре-кра-асная сце-ена! — пропел, появляясь из-за его плеча Подручный.

Фрэнк дернулся, как от тока, он посмотрел на часы:

— В чем дело?! У нас еще пятнадцать минут!

— Я говорю, время кончилось, — откровенно затрясся от хохота Палач, подгнившая слива его носа болталась из стороны в сторону.

— Но начальник сказал, что тридцать минут, я же сама слышала, — вспыхнула Розмари.

— А он передумал, — нагло сказал Подручный и откровенно почесал себе низ живота.

— Как это он передумал?! — не выдержал Фрэнк. — Как это он передумал?!

— Закрой пасть, — холодно сказал ему Палач. — А ты, — он обернулся к девушке, — убирайся отсюда!

— Розмари судорожно застегивала пуговицы на блузке.

— Быстрее, я сказал!

Палач протянул было руку, чтобы схватить Розмари за плечо. Но Фрэнк двинулся ему навстречу.

— Не трогай ее! — сказал он таким тоном, что Палач отшатнулся.

— Что ты сказал? — ошарашенно спросил он, как будто получил удар в лоб.

— Я сказал, не трогай ее, — глухо повторил Фрэнк.

— Послушай, Леоне, — выступил вперед Подручный, — похоже, ты здесь так ничему и не научился.

— Не связывайся с ними, Фрэнк! — тихо сказала Розмари. — Я ухожу, ухожу.

Она поднялась с кровати, одергивая юбку.

— Скоро, скоро мы встретимся на свободе. Я целую тебя, — она наклонилась и быстро поцеловала его, шепнув. — Я поговорю с ней сегодня же.

Прошла неделя. Рана Фрэнка действительно быстро зажила, врач снял швы и выписал его из лазарета. Фрэнк сидел на нарах, у себя в камере и читал книгу. Был вечер, многие зэки сидели по своим „номерам“, но сигнал отбоя еще не прозвучал и потому некоторые еще имели возможность посетить туалет. Легкий стук заставил Леоне поднять голову от книги. Чье-то лицо появилось в зарешеченном смотровом окошечке.

— Эй, Фрэнк, иди сюда.

Леоне отложил книгу, вглядываясь в лицо незнакомца.

— Я тебя знаю? — спросил он.

— Нет, — ответил тот. — Но я тебя знаю. Меня зовут Чарли, мы сидели с тобой в одной тюряге.

— В восьмом блоке? — усмехнулся Фрэнк, вспоминая почему-то знакомство с Далласом.

— Ты что, с ума сошел? Не было там никакого восьмого блока.

Фрэнк, не вставая, внимательно посмотрел в лицо стоящего за дверью. Короткая стрижка, черненькие усики на узком, волчьем каком-то лице. Нет, такого Чарли он не помнил. Но, провалявшись неделю в одиночестве в лазарете (ни Далласа, ни Здоровяка к нему больше не пустили), он не прочь был поговорить.