Враг императора - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Последнее для меня – свято! – встав, низко поклонился Лешка. – Благодарю за доверие, мой государь!
Базилевс, император Константин Палеолог Драгаш, лишь одобрительно усмехнулся в усы и, махнув рукой, дал понять, что аудиенция закончена.
Еще раз поклонившись, Алексей с Филимоном покинули покои дворца.
И вновь уединились в кабинете протокуратора.
– Как видишь, базилевс сильно обеспокоен турками. И поручил тебе очень важное дело… важное не только для государства, но и для тебя лично, ведь так?
– Ты имеешь в виду мою семью, Филимон?
– Да. Ведь все-таки вы мне не чужие. Сейчас получишь инструкции и деньги, ну а дальше… Да, вот письмо к некоему господину Халимсеру Гали, почтеннейшему работорговцу из Азака. От его друга Сайретдина-аги… Он же – Аристарх Дигенис. Да-да, будешь добираться через Азак и Тану!
Встав, протокуратор порывисто обнял Лешку и, вздохнув, пожелал:
– Храни тебя Бог…
Глава 13
Лето 1449 г. Черное море – Крым
Корабль покинуть? Поднимись же, друг,
И голову несчастную открыв,
В лицо взгляни мне.
Еврипид «Геракл»…сын мой! Храни тебя Бог!
Лешка проснулся от свиста боцманской дудки и тут же поймал упершийся прямо в глаза солнечный лучик, проникавший сквозь маленькое оконце каюты. Прищурившись, молодой человек отвернулся, посмотрев на своих соседей – в каюте имелось еще четыре места – двух католических патеров (отца Себастьяна и отца Оливье) и высокого черноволосого юношу по имени Франческо Джанини, скульптора из Генуи, плывущего на заработки в богатую – по его мнению – Кафу. Все четверо путешествовали первым классом – в отдельной кормовой каюте, с завтраком, обедом и ужином, как и полагается достойным и почтенным людям, к коим относил себя и Алексей – философ, писатель и составитель географических карт по заданию крупнейшего торгового дома «Алос Навкратос и К». Да-да, именно под этой вывеской Лешка и отправился в плаванье, оставив всякие надежды закатить на прощанье буйную пирушку для всех своих вновь обретенных друзей и благорасположенного начальства. Нельзя было! Для всех – даже для друзей – он оставался изгоем, предателем, которого наконец-то поймали и теперь скоро предадут справедливой казни. А может, уже и казнили, точнее – распустили слух. Тайное было дело, никто не должен был знать!
Только Филимон Гротас, император Константин и его доверенный управитель – господин Скаларис, тот самый юркий человечек в черной мантии. Он-то все и придумал – с кораблем, и с Лешкиной «легендой». Расчет был простой – путешествовать под видом простого человека, может быть, и куда дешевле, да зато совершенно невыгодно со стороны полученного задания – кто же из знатных татарских мурз будет разговаривать с простолюдином? Иное дело – человек известный, философ и, так сказать, странствующий художник. К тому же странствовать Алексей должен был не один – а с большим купеческим караваном, отправлявшимся из генузской торговой фактории Тана через территорию татарской Большой Орды на Русь. Когда отправится караван, Алексей знал – сразу, после прибытия их судна, а вот каким именно путем – пока не было ясно: то ли через Литву, по Муравскому шляху, то ли в обход – вверх по реке Дон и дальше по Большебазарной дороге. И у того, и у другого пути были свои преимущества и недостатки, связанные с большей или меньшей цивилизованностью попадавшихся по дорог татар. Вообще-то правители осколочных ордынских государств с генуэзскими купцами ладили – имели верный доход от торговли. Однако с мелкими татарскими ордами – ордочками – вполне могли быть разного рода нехорошие инциденты. Честно говоря, если опять же исходить из порученного задания, старшего тавуллярия больше бы устроил второй путь – через Сейид-Ахметову орду (пожалуй, самое боеспособное татарское государство) и дальше по Большебазарной дороге до Верховских княжеств. Путь был известен и, можно сказать, наезжен, и обычно татары Сейид-Ахмета никаких препятствий купцам не чинили.
Снаружи послышались нестройные голоса:
– Аве-е-е Мари-и-я! – Это матросы и пассажиры-католики затянули утреннюю молитву.
– Эй, святые отцы! – Лешка с усмешкой потряс за плечо одного из священников. – Вставайте, мессу проспите!
– Мессу?! – Отец Себастьян – маленький, юркий, черноглазый, этакий живчик, каждой бочке затычка – озадаченно почесал тонзуру, после чего вновь, словно ни в чем ни бывало, улегся спать дальше, не сделав даже и попытки разбудить своих крепко спящих соседушек.
Алексей даже удивился такой вольности – надо же, священник называется! Патеры!
Снова толкнул святого отца, напомнил:
– Просили ж вчера разбудить!
– Ох, отстаньте, Алексиус, все равно ведь уже проспали. А эту жердину, отца Оливье, будить – прошу покорно оставить! Да, кажется, и четвертый наш сосед, скульптор, тоже любитель поспать.
– Так ведь месса же… Грех! – спрятав усмешку, увещевал Лешка – интересно было ему, как это так – священники, и на молитву не идут! Спят, блин, сони! Нечего было вчера так пить!
– Грех? – Отец Себастьян сладко потянулся и, конфузливо опустив глаза, признал: – Грех. Так ведь замолим, эко дело!
Алексей только руками развел:
– Ну, как знаете.
– А-а-а-аве Мария-а-а-а!!! – продолжали нестройно тянуть на палубе, и отец Себастьян от этих воплей скривился:
– Да уж – не хор мальчиков из Флорентийского собора. Не хор!
– А вы, святой отец, можно подумать, петь умеете! – просто так, от нечего делать, подначил Лешка. – Вчера вон, пытались – так у меня, по правде сказать, от ваших воплей только уши вяли.
– Ну, так это мы пьяные были, – ничуть не обиделся священник.
Честно говоря, оба беспутных патера вызывали у Алексея симпатию – он как-то всегда себе представлял католических священников более аскетичными, что ли. А эти были вполне живые люди – веселые, разговорчивые, драчливые даже! А уж как ругались – грузчики на Артополионе обзавидовались бы! Правда, потом всегда долго молились – замаливали грехи. Очень, кстати, удобно!
– Вот, бывало, в студенческие-то годы как запоем! – предался воспоминаниям отец Себастьян. – Тихо плещется вода – голубая лента, вспоминайте иногда вашего студента! Йэх, бывали времена!
– Хорошая песня, – одобрительно кивнул старший тавуллярий. – Вот ее бы вчера и пели, а не эту, дурацкую, рыцарскую.
– Рыцарскую? А, L’Homme arme вы имеете в виду? – Откашлявшись, святой отец набрал в легкие побольше воздуха и, словно специально, заорал: – Л, омме л, омме л, омм армэ!!! Л, омм армэ!!! Л, омм армэ!!!
– Во, распелся черт гундосый! – подал недовольный голос проснувшийся от воплей отец Оливье, всем обликом своим напоминавший длинную сухую жердину. – Чего разорался-то? Сейчас как двину по лысине – вмиг уймешься.
– Э, отец Жердяй, просыпайся-ка! Утреннюю молитву проспали.
– Да и черт с ней!
– О, да ты, я вижу, опаснейший еретик, отче! Еще и богохульствуешь. Чем ругаться, сходил бы лучше к шкиперу за вином.
– А что, здесь шкипер вино продает?
– Ключи-то у него. Ну иди, иди, чего вылупился?
– А сам чего не сходил?
– Так мне невместно – сан не позволяет!
– Ах, сан не позволяет?! А мне, значит, позволяет?!
– Так ты, отец мой, и так богохульник и еретик – чего еще терять-то?
– Кто еретик? Я еретик? Ах ты ехидна, змея галилейская, да я тебя сейчас…
До драки, впрочем, дело не дошло – святые отцы вели себя сегодня на редкость прилично. Может, потому, что было еще утро?
– Хватит вам спорить – я схожу, – утихомирил священников Лешка. – Деньги только давайте.
– Вот вам, Алексиус, целый флорин!
Зажав золотой в кулаке, Алексей накинул на плечи легкий шелковый плащ – не от ветра, а красоты и изящества ради – и вышел на палубу, полную пассажиров и делавших уборку матросов. Молитва уже закончилась, но хоругвь с изображением Богоматери все еще трепетала от легких порывов ветра, надувавшего паруса «Черной лилии» – так гордо именовалось это изящное четырехмачтовое судно – венецианской постройки неф. Две передние мачты – фок и грот – несли прямые паруса, второй фок и бизань – косые, что позволяло судну сохранять приличную скорость и лавировать довольно круто к ветру. Высокий, изогнутый лебедем, нос с длинным бушпритом, длинная и такая же высоченная корма, украшенная балкончиками и резьбой – марсильяна (так именовался трех– четырехмачтовый неф) «Черная лилия» представляла собой образец всех технических достижений своего времени. Семь якорей, навесной руль, компас! На корме и баке виднелись небольшие бронзовые пушки, рядом с которыми были расстелены войлочные подстилки – места для пассажиров эконом-класса. Одного из этих пассажиров Лешка, кажется, знал.
Ну конечно!
Замедлив шаг, старший тавуллярий присмотрелся к коренастому бородачу, деловито чистившему вяленую рыбу. Рядом с ним, прямо на палубе, стояла большая кружка с водою или вином, из которой бородач время от времени отпивал, после чего крестился на православный манер.
