Княгиня Ольга - Светлана Кайдаш–Лакшина

Радуемся мы радуге, она ведь часто и дождь приносит… Встанет радуга дугой, опустит свои широкие рукава и пьет, пьет воду из всех озер, ручейков и речек, колодцев и прудов, запруд и морей…

Широки рукава у радуги, широки они и у жриц, что проводят праздник Радуницы, радость встречи каждогодней с умершими.

Светлая жизнь, когда знаешь, что никто не уходит безвозвратно — на Радуницу все вместе собираются, а то, что не видишь любимых умерших, так стоит только закрыть глаза и испить волшебного зелья из рога в руках жрицы, как ты начинаешь видеть тех, кого хочешь еще раз встретить на этой земле…

На жрице рубаха с длиннющими рукавами, широкими, как рукава радуги, и рубахи все цвета радуги, так что когда отопьешь из рога, что жрицы всем подносят на Радуницу, все цвета их рубах сливаются в радужное сияние. А из него и выходят… они, любимые, долгожданные, каждой мыслью обласканные, каждой памятью взлелеянные… Каждой слезой умытые… Рады и они встрече… Ведь ждут этого дня весь год, когда добрые боги позволяют им заглянуть на землю, где столько любимых осталось…

…Добрый Белее пасет на небесном свете, на том свете души ушедших, умерших. Здесь он пасет скот, а там — души на зеленых лужайках, среди цветов и трав. Если только не утащит кого в преисподнюю Чернобог…

Тогда в гостях у князя Мала она с князем Игорем не встречала Радуницу. Радуница — только со своими… Только в родном доме, в своем княжестве, в своем граде, веси, селении… Но память посылала виды древлянских Красных горок, с дымящимися кострами… А вокруг них хороводы, и в каждом жрица в одеянии радуги — с рукавами почти до пят… Они стояли часто в центре и взмахивали рукавами, будто ветры Стрибога приманивали… Они же радугу призывали на землю, мост желанный между небом и землей… Кружится хоровод вокруг жрицы, мелькают в воздухе ее длиннющие рукава, которыми она машет над головой и в стороны, так что всем в хороводе уже кажется, что радуга сошла на землю… Но она сначала опасна для людей, в ней слишком много огня неба, поэтому нельзя под ней стоять — всосать в себя может, превратить в мужчину, вот жрица и пытается не только вызвать радугу, но и умилостивить ее…

Непростым был танец жрицы радуги — свести с неба, обезопасить доверчивых и радостных женщин…

Так всегда — все мы не ведаем опасности, когда радость близка, не хочется думать о дурном…

Но не. всем, не всем на Радуницу выпадет радость встречи с ушедшими на небо… Не всем поднесет жрица чару с зельем.

Княгиня Ольга помнила, как вскоре после смерти матери, на Радуницу, бабка отвела ее в такие хороводы… Как подкашивались у нее ноги, как кружилась голова и руки падали… Потом жрица приближается к ней, приближается, ее красное одеяние вот совсем близко… И чара с напитком, пахнущим мятой и чесноком, касается ее губ. «Пей!» — шепчет жрица…

Она выводит ее из хоровода, все также танцуя, закидывает рукава ей на плечи, обвивает ими ее тело… И все… Потом появляется мама, нежная, с распущенными волосами, а в них ветка цветущего жасмина. Ольга протягивает к ней руки и кричит: «Мама!»

Больше не помнит ничего… Очнулась дома, в своей постели, бабка склонилась над ней, ее голос: «Пришла в себя…».

Никогда больше на Радуницу княгиня Ольга не видела матери… Но часто жрицы–чародейницы могли с помощью своего зелья и чародейных чар вызвать мертвых… На Радуницу…

Но не всем… не всем… Чаще же чародейница видела и слышала покойников, вступала с ними в разговор, вела беседу с теми, ради кого они вернулись на землю…

Мертвые ведь невидимы для людей, а чародейница видит их, говорит с ними, передает их вопросы и ответы людей…

Потом уже не раз княгиня Ольга видела это действо на Радуницу…

Чародейница дает из рога пригубить меда, и только после Этого начинается общение… Причем тут мед? — нельзя сказать, чтобы княгиня Ольга так думала или спрашивала. Как берегиня она знала, что негоже задавать вопросы там, где ты не хозяйничаешь, где ты только гость…

…Конечно, мед был особый, особым способом приготовленный, и даже ей, княгине, никогда не выдадут секрета…

Запах этого радуницкого меда нельзя было спутать ни с чем… Что‑то степное и лесное, особая свежесть воды или воздуха… И вкус кислый, как у киселя. Его иногда называли кисляждь, и был он волшебно целебный, но все это тайны чародейниц…

Как удавалось им сохранять во всем многолюдье праздника свою обрядность, свою правильность? Не спутать тех, кто должен был увидеться, с теми, кто будет говорить со спустившимися с неба через чародейницу?

Все кипело, сверкало яркими красками одежд. Все были веселы и рады встрече с ушедшими.

Когда княгиня Ольга была в Византии, император Константин сказал ей: «Вы, россы, отличаетесь от всех народов тем, что не берете в рабство пленных и почти сразу отпускаете их. А еще — не верите в смерть… Может быть, поэтому такие бесстрашные воины…».

На Радуницких торжествах с той поры она часто вспоминала эти слова.

Какая же смерть, если каждый год встреча?

К Радунице готовились загодя, ее ждали…

Поливали могилки (а прежде того — курганы!) медами сычеными, пивом хмельным… Просили покойников, чтобы на том свете —у Белеса — выпросили бы они дождя, посланного на землю… Просят истово — ведь от этого зависит вся жизнь… Прольется ли дождь — будут ли посевы рослыми…

И не было ни одного дня Радуницы, чтобы не пролился бы дождик, чтобы не ответили дорогие покойники на просьбы, к ним обращенные…

Странно, однако же, то, что никогда на Радуницу княгиня Ольга не пыталась увидеться со своими дорогими покойниками… Не говорила с ними через чародейниц, не обращалась к тем из них, кто мог вызвать их воочию… Как тогда, девочкой, увидела мать с жасминовой веткой в волосах… Иногда ей очень хотелось свидеться с бабкой… Услышать ее голос ведь невозможно — его слышит лишь чародейница… Она слышит и передает вопросы, ты отвечаешь, а уж чародейка говорит ей… Нет, это не то…

Ей самой хотелось услышать ее милый голос, доброе ворчанье. Ощутить ее радость, что вот, внучка — княгиня…

Чародейки — будто толмачи другого племени, племени Белеса, живущего теперь в другом, незнакомом краю…

Впрочем, тогда у князя Мала и его скромной молоденькой жены княгиня Ольга ни о чем не думала. Вот только воевода Свенельд был суров, а воевода Борич, как всегда, румян и весел.

Тогда весь мир был другой, потому что был жив князь Игорь и все было полно жизни и счастья. И счастье это переливалось у нее через край, будто из горшка каша убегала, и могла бежать долго и далеко и накормить по дороге всех, всех, всех.

А теперь в душе и ложкой не наскребешь.

Глава 14

Мужские безумства

Княгиня Ольга еще не оправилась от своевольства князя Святослава, как ей пришлось огорчиться новым безумством Порсенны, который заявил, что желает немедленно отправиться в Ростовское княжество и заняться собственными поисками пребывания там этрусков.

Княгиня подумала, что старик сошел с ума после осквернения святилища, которое так тяжело пережил. Со свойственной ей распорядительностью, она уже стала соображать, какого лекаря следует ей позвать к Порсенне, тем более что он был капризен, как ребенок, когда заболевал, не доверял Валегу, бормоча о коварных греках: «Я жил в Византии!»

Ольга вспомнила, что прошлой зимой старик отчаянно простудился и доверился лишь старой няньке княгини. Она отпаивала его горячим медом, отварами гречихи и липы и еще каких‑то кореньев, что вынула из тесного холщового мешочка. Любопытства княгини нянька не пожелала удовлетворить и на расспросы ее — что за коренья? — поджала губы: «Чай, сама знаю, княгинюшка, а худого ничего не дам…».

Порсенна лежал на широкой лавке, укрытый диковинным вязаным одеялом, испещренным разными узорами и знаками. Ольга могла поклясться, что видит такое в первый раз. На удивленное восклицание княгини нянька не без гордости подняла голову:

— Времени терять не люблю, а это одеяло… я хотела тебе изумление сделать…

Старуха ловко вязала костяным крючком, это знали все. Но сделать подобную вещь…

Ольга покачала головой: . — Когда же ты успела? И что за узоры тут?

Порсенна, укутанный льняным полотном, лежал под одеялом, будто в пещере.

Время от времени нянька подходила к Порсенне и вытаскивала из‑под загадочного одеяла кусок полотна, тот, что был ближе к телу.

— Нянька! Сколько же у тебя там полотен?! — воскликнула княгиня.

И нянька гордо ответила:

— Было семь! Да вот только три осталось. Болезнь впитывается, а: я ее и вытаскиваю. Скоро всю изведу.

Княгиня Ольга покачала головой: нянька водила дружбу с волховами из пещер Матери Сырой Земли. Она взглянула пытливо, и нянька поняла немой вопрос.

Чуть отвернув в сторону голову, будто склонив ее набок, нянька сказала: