Шоу в жанре триллера - Антон Леонтьев

Кто-то намеренно оставил дверь открытой, хотя она была уверена, что проверяла час назад. Тогда дверь была закрыта. Странно. Может быть, кто-то вернулся.

Зоя прислушалась. Шаги? Нет, ей показалось. В доме она одна. Ей нечего бояться.

Она прошлась по пустынному холлу. Уселась в мягкое кресло, откинула голову и закрыла глаза. Она безумно устала, ей хочется отдохнуть от всего. Сейчас еще рано.

Зоя встала, поднялась к себе наверх. Ей показалось, что дверь в ее комнату приоткрыта.

Едва Зоя зашла в свою комнату, как на затылок ей обрушился удар. Она не успела ничего понять, последовал второй удар. Зоя потеряла сознание. Тот, кто оглушил ее, подошел к Зое и проверил пульс. Еще жива, но это ненадолго.

Внизу прозвенел телефон. Никто не подошел. Убийца вздрогнул, но потом понял, что это не помешает ему исполнить замысел.

Телефон продолжал разрываться.

Я в сопровождении профессора кислых щей подошла к особняку. Коротышка, и в этом надо отдать ему должное, умеет быть галантным кавалером. И даже к его стрекотне можно привыкнуть. Эрик читал все мои книги, восхищался моим несравненным стилем и за время отменного обеда (паэлья, шоколадное мороженое и две бутылки белого вина) стал моим лучшим другом. Мы заключили пакт «Гиппиус – Черновяц» (правда, без территориальных уступок и секретных приложений!) и условились действовать совместно, дабы вывести на чистую воду анонимщика.

Странно, обычно около дома всегда толпилось много людей, актеры из съемочной группы постоянно курили, громко беседовали, а теперь все выглядит заброшенно и уныло. Дверь приоткрыта. Мы прошли вовнутрь. Никого не было. Скорее всего, Михасевич сейчас в больнице вместе с Юлианой, там же и большая часть всех актеров.

– Что вы здесь делаете? – услышала я испуганный голос.

Профессор кислых щей, вскрикнув, обернулся. Из библиотеки выглянула одна из актрис. Эрик улыбнулся и подошел к ней.

– То же, что и вы, – ответил он. – Пытаюсь кого-нибудь найти. В доме никого нет?

– Не знаю, – ответила девушка. – Я пришла минуты на три раньше вас. Меня послал Марк Казимирович, ему требуется Зоя, он никак не может дозвониться до нее. Вы ее не видели?

– Нет, – ответил Черновяц. – Давайте я помогу вам отыскать Зою.

Вот уж мне дамский угодник. Я уже поняла, что пигмей-психолог положил на меня глаз, но он совершенно не в моем вкусе.

Комната секретарши была заперта. Профессор минут пять стучал и звал Зою, но результатов это не дало.

– Похоже, ее там нет, – произнесла актриса, припав к замочной скважине. – Ничего не видно… Ну что же, так и скажу Михасевичу, что его секретарша бесследно исчезла. Скорее всего, отдыхает от всей кутерьмы.

Она позвонила Михасевичу в больницу, тот выразил недовольство тем, что Зоя куда-то запропастилась.

– Он хочет вас видеть, – сказала актриса, закончив разговор с режиссером. – Так что пойдемте, нельзя заставлять его ждать…

Марк ждет меня! Я что, работаю у него на посылках? Профессор сжал мой локоть и шепнул:

– Серафима, мы же ведем расследование, не забывайте!

Марк Михасевич был в великолепном расположении духа. Врачи доложили ему, что Юлиану выпишут из больницы через день-два. Он встретил нас на пороге палаты. Рядом крутилось несколько человек из съемочной группы. Не желая беседовать при них, режиссер указал мне и профессору на пустую палату.

– Я говорил с Порохом, – сказал он. – Полковник настоятельно рекомендует мне отослать тебя в Экарест.

– Марк, – прошипела я, – разве я похожа на нелюбимую жену падишаха, чтобы ее можно было отослать?

– Не очень, – поддакнул профессор. – Скорее на величественную супругу персидского сатрапа. Порох боится, что мы отнимем у него лавры победителя!

– Я никуда не уеду, – заявила я на полном серьезе. – И если ты выбросишь меня из своего особняка, то я перееду в гостиницу!

– Нет, ко мне! – вставил профессор кислых щей. – У меня чудесный домик, я живу один…

Подозрительно и, как мне показалось, с ревностью взглянув на ученого, Марк ответил:

– Фима, я не намерен следовать советам Пороха. Ты нужна мне и Юлиане. Оставайся сколько хочешь. И, разумеется, в моем доме!

Он что, все еще любит меня или это типичная реакция самца-собственника? Впрочем, мне в любом случае не хотелось переезжать к профессору.

– Папа! – вбежала в палату Настя. – Мама зовет тебя!

– Иду, мое солнышко! – ответил режиссер и, подхватив дочь, добавил: – Я не верю словам Пороха о том, что он сам найдет этого человека. Поэтому, Фима, не буду иметь ничего против, если ты продолжишь изыскания.

– Мы продолжим! – провозгласил профессор.

Вечером того же дня в особняке Михасевича забурлила светская жизнь. Понятовская на ночь осталась в больнице, режиссер настоял, чтобы охрану усилили. Подходы к ее палате стерегли трое полицейских, еще трое дежурили в саду, под самыми окнами.

– Где Зоя? – бушевал Марк. – Мне уже шесть раз позвонили из желтых газет, требуют подробностей. И как только слухи обо всем успевают разлететься по Экаресту?

Я, стыдливо отводя глаза, подумала, что не стоило звонить Рае Блаватской и в подробностях рассказывать ей обо всем, что имело место в Варжовцах. Но Рая обещала, что ни гугу!

Поиски секретарши ничего не дали. Она как в воду канула.

– Ее комната закрыта! – удивился Марк. – Обычно она никогда не запирала ее. Если никто не может справиться с этой задачей, то придется действовать самому!

Он поднялся наверх. Настя вертелась около него. Режиссер постучал в комнату секретарши. Ответа не последовало.

– Зоя, открывай! В чем дело, ты требуешься мне и Юлиане! Не время предаваться медитации!

– Может быть, с ней что-то случилось? – предположил вслух профессор кислых щей. Марк ничего не ответил. Он с силой дернул золоченую ручку.

– Заперта изнутри, – сказал он.

– Изнутри? – произнес в задумчивости Черновяц. – Она что, там? И не слышит нас?

Марк посмотрел на дочь, которая, весело смеясь, бегала по коридору.

– Настена, иди вниз, – велел он.

– Но, папа, – закапризничала девочка. – Я хочу остаться…

– Иди вниз! – прикрикнул на нее отец.

Когда девочка, обиженно надув щеки, убежала, он произнес:

– Не нравится мне все это. Почему Зоя заперлась и не открывает?

– Предлагаю выбить дверь. Другого выхода нет, – сказал профессор. – Похоже, с обратной стороны торчит ключ.

Михасевич кивнул. Дверь поддалась на удивление легко, дерево затрещало, скрипнули петли.

В комнате никого не оказалось, только на столе веером были разложены журналы «Секреты Евы» – почти на каждой странице было вырезано несколько букв.

– Боже мой! – вырвалось у Михасевича. – Значит, это все она! Где эта сучка? О, попадись она мне! Зоя!

Юркий профессор вышел из ванной комнаты. Эрик был бледен, как будто… Как будто увидел что-то ужасное.

– Где Зойка? – громыхал Михасевич. – Я раздавлю эту пигалицу, она на коленях будет умолять меня о пощаде, я сделаю так, что ее никто не возьмет и сортиры драить!

Матерясь, Марк показывал свой аристократизм. Как же все это знакомо!

– Она там, – сказал, задыхаясь, профессор. – Там, в ванне!

Издав рык, Михасевич ринулся в ванную комнату.

– Марк, как ты смеешь! – попыталась остановить его я, но режиссеру в ту минуту было наплевать на все приличия. Я поспешила за ним. Не хватало еще, чтобы он испугал до смерти купающуюся Зою.

Я влетела в небольшую ванную комнату, выложенную фальшивым голубым мрамором. Тело Зои колыхалось в желтой воде. Марк оторопел, я же бросилась к секретарше. Голова находилась под водой, рука была холодной, глаза закрыты. На лице застыла посмертная маска удивления.

– Я не знал, что она принимала наркотики, – произнес Михасевич, поднимая с пола шприц с остатками прозрачного раствора. – Она умерла, надежды нет?

– Марк Казимирович, положите шприц на место, – приказал профессор кислых щей. – Это улика. И сейчас самое время вызвать полковника Пороха. Да, она умерла. На первый взгляд несчастный случай. Передозировка…

– Несчастный случай! – пробормотал режиссер.

Мы вышли из ванной.

– Я так не думаю, – изменившимся голосом произнес он. – Мне кажется, что тот, кто пытался убить мою жену и посылал ей анонимки, найден. Теперь все становится ясно! Зоя… Она тайно ненавидела Юлиану и меня, я должен был понять это намного раньше.

– Звоните Пороху, – поддержала я профессора кислых щей. – Здесь ничего трогать нельзя.

– Это не передозировка, – добавил режиссер. – Самоубийство. Она не смогла свыкнуться с мыслью о том, что вместо Юлианы погиб невинный человек.

По выражению лица профессора кислых щей я поняла: он, как и я, не считал, что смерть Зои произошла в результате несчастного случая. Я вернулась в ванную и взглянула на мертвую секретаршу. Лицо начинало приобретать восковую бледность, нос заострился. Нет, даже если она и стоит за всем кошмаром, который преследовал семью Михасевичей-Понятовских, то она не покончила жизнь самоубийством. Зоя совсем не походила на человека, который раскаивается в своих поступках. Скорее наоборот, такие, как она, промахнувшись, предпринимают новую попытку.