Нас не существует - Татьяна Зингер

– Нет, все хорошо. Я просто устала…

– Было б с чего, – домовой презрительно фыркнул, – Целый день лежала на травушке да книжонки почитывала.

– Угу. Вот скажи, ты когда-нибудь терял друга?

– Тупой вопрос.

Да, ведь Кир и его друг тоже. Даже скорее – первоначально его друг, а уж потом Наташин.

– Извини. – Она сморгнула слезинку. – Я немного на взводе. Сначала Кир, потом…

– Да плюнь и разотри, – домовой оказался совсем рядом с Наташей, погладил ее по плечу. – Та блондинка просто полоумная. И пахнет ужасно. Не понимаю, почему у людей невероятная вонь называется ароматами. Поговаривают, вы за то, чтоб так вонять, кучу денег отдаете? Совсем, что ль, того? – Он постучал согнутым пальцем по виску. – Аж нос закладывает!

Наташа всхлипнула. Никогда б не подумала, что успокаивать ее будет Лютый, вечно бурчащий и недовольный домовой. Но он убаюкивал ее речами, и горечь сменялась пустотой. Будто там, где когда-то билось сердце, все отмерло. И не болит, и не колет – только чуть зудит место, где оно раньше находилось.

– И с Киром вы не расстались, – сурово подытожил домовой. – Он же живой.

– Но как мне себя вести? До старости ходить к дубу? Так и до помешательства недалеко. А кому нужна ненормальная бабулька?

Она представила себя дряхлой, беззубой и седовласой. Вот она с палочкой бродит по лесным тропам и взывает к Киру. Обнимается с дубом и делится с ним переживаниями. А деревенские называют ее «безумной старухой» и обходят за километр.

В ее подъезде жила тетенька лет пятидесяти. Ходила та в несуразной серо-буро-малиновой одежде и вечно пучила глаза. Постоянно бормотала что-то себе под нос. Ни с кем не водилась, семьи не имела. Вдруг она не сошла с ума, а просто знала нечто особенное, чего не понять остальным?

– Он хочет тебя видеть, значит, ему безразлично, ненормальная ты или еще какая.

– Но я тоже хочу! – закричала Наташа, откинув бесполезный дневник. – Видеть, слышать, общаться! А не размышлять: ветер это или ветка качается в знак согласия! Чем я хуже?!

Лютый надул губы. Щеки побагровели, от чего его лицо напомнило помидор.

– Ты – эгоистка. Точная копия той капризной блондинки. Считаешь себя лучше ее? Зря.

Тут в комнату постучалась бабушка, прибежавшая на шум. Когда внучка убедила Раису Петровну, что все в порядке, Лютого уже не было. Он умел уходить по-английски, не прощаясь и не обещая вернуться.

Ночь выдалась лунная, полная шорохов и шепотков.

Такими ночами хочется реветь в подушку и кусать губы до крови. Или уйти незнамо куда, заблудиться среди молочного тумана.

Наташа сбежала. Влезла в платье, натянула поверх куртку и спрыгнула во двор из окна.

Ночь манила, нашептывала на ухо. Околдовывала.

Не стремясь прийти куда-то конкретно, девочка все-таки очутилась за чертой деревни. Шоссе привело к лесной окраине. Знакомая табличка потемнела, вместо «Камелево» на ней читалось что угодно: буквы путались и сплывались в пятно. Наташа уверенно шагнула вглубь чащи. Она двигалась быстро, как хищник. Впервые за пятнадцать лет расправила крылья и отбросила стеснение. Не просила Кира указать маршрут – вообще не смотрела под ноги и не разбирала пути. Ей хотелось идти, и она шла.

Ветер гладил лицо, заплетался в подоле. Наташа никогда не дышала полной грудью и не расправляла спину так, как этой ночью. Она почувствовала себя готовой на любой подвиг!

«Может, остаться тут навсегда? – мелькнула шальная идея. – Попроситься в хранители и быть с Киром. Меня всему обучат. А то, что я забуду о прошлом, как забывают все ученики, – ерунда. Так даже лучше, не придется о чем-либо жалеть».

Девочка закружилась в веселом танце.

«А как же бабушка? – кольнула мысль более приземленная. – Она не выдержит, у нее больное сердце. А дедушка или мама?»

Наташа запуталась в собственных ногах и мыслях, опустилась на корточки. Ночное очарование растаяло с вороньим карканьем. Кожа покрылась мурашками, и застучали зубы. Стало немножко страшно: самую капельку, ведь теперь она знала – лес не причинит вреда. Но в спину кто-то глядел, а шею окутывало чужое дыхание.

– Выпустите меня домой, – облизав пересохшие губы, попросила Наташа.

Она искренне надеялась, что эта часть леса принадлежит Киру, а если нет – что девушку предпочтут прогнать восвояси, чем оставить скулить от страха.

Прямо у ног Наташи появилась дорожка. Точно кто-то невидимый расчистил путь. Посреди густой, высокой травы она казалась особо нереальной, и девочка поторопилась ступить на нее, пока путь не исчез. Тропинка довела до шоссе и растаяла около самой обочины.

Деревня вынырнула за следующим поворотом. Дом дремал. Приветливо заскрипела старенькая калитка.

«Напомню дедушке смазать ее», – подумалось Наташе.

Смешной он, куда от него денется бабушка? Такую любовь, как у них двоих, каждому бы. «И жили они долго и счастливо» – как в сказках. И за руки они до сих пор держатся, и подшучивают друг над другом, и называют ласково. А на годовщину свадьбы поехали в романтическое путешествие на море, которое заказала Наташина мама. Дед с бабулей долго не хотели его принимать, но их дочь была непреклонна. Оттуда они вернулись загорелые, веселые и улыбающиеся так заговорщицки, что не оставалось сомнений: они счастливы.

Спать Наташа улеглась прямо в платье, укутав испачканные ноги в одеяло. Разумеется, она корила себя за свинство, но лишь пару минут – пока не уснула, свернувшись калачиком и подложив ладошку под подушку.

Глава 5

Будет больно

С самого утра бабушка наряжалась. Нет, она всегда ходила чистенькая и аккуратненькая, ресницы подкрашивала, пользовалась губной помадой, но сейчас именно наряжалась. То ей эта юбка не по нраву пришлась, то другая. Примерила одни бусы, наверх нацепила вторые, янтарные, крупные. Придирчиво осмотрела себя в зеркале, поправила белую в черный горошек блузку.

Наташа залюбовалась бабушкой, но тут же ее осенило нехорошее предчувствие. Куда та идет?

Раиса Петровна помахала внучке бусами:

– Какие лучше?

– Вторые, – ткнула в янтарь Наташа. – А ты далеко?

– На базар. – На щеках бабушки заиграл алый румянец. – Прогуляюсь, продуктов прикуплю. Нынче привоз.

Ага, все сходится. Евгеньич наверняка поджидает бабушку где-то на рынке, готовый нести сумки и катать на тракторе. Наташу накрыла дикая обида за дедушку. Он ради жены старается, а она…

– Ничего не хочу! – разозлилась девочка.

– Ну и не хоти, – Раиса Петровна приподняла левую бровь. – Ты чего буянишь, ребенок?

– Я не ребенок! А ты бы разобралась со своими… – она запнулась: не учить же умудренную опытом бабушку жизни, – проблемами.

– Какими проблемами? – Та вновь глянула в зеркало. – Помада смазалась?

Наташа пробубнила что-то глупое и убежала, пока бабушка не расколола ее.

Дед курил на крыльце. Завидев внучку, он выпустил колечко дыма, которое растаяло в сантиметре от ее носа. Наташа закашлялась.

– Здравствуй, соня. – Он потрепал ее по челке.

Наташа скорчила гримасу, но не отстранилась.

– Дедуль, – шепнула она, – а ты в курсе, что бабушка намылилась куда-то?

– В курсе, – кивнул дедушка. – Я ее специально караулю, следить пойду. Она из дома выйдет, а я чуть поодаль. Здорово придумал?

– Угу. Калитку смажь, она жутко скрипит, – хихикнула Наташа.

– Не новость, – дед повел плечом. – Вчера слышал, как ты вернулась.

Ее рассекретили! Девочка опустила глаза в пол, спешно придумывая оправдание, но дедушка был настроен добродушно. Он убрал зажигалку в карман клетчатой рубашки, потянулся и подмигнул.

– Гуляй на здоровье, только Раю не заставляй волноваться. Я-то понимаю, вам, молодым, любо под звездами миловаться, а она старой закалки, кавалеру твоему всыплет по первое число.

Кавалеры были так же далеки от Наташи, как и звезды. За ней редко ухаживали; один напористый одноклассник дарил шоколадные конфеты и порывался проводить до парадной, но Наташа почему-то всякий раз сравнивала его с… Киром. Она недоумевала, почему. Кир всего-то хороший друг, да и не ее типажа. Слишком светловолосый, худенький… был. Но когда улыбался одноклассник, Наташа вспоминала ухмылку Кира; когда тот шутил – его подколки; когда намеревался куда-то отвести – чудные приключения, пережитые тем летом. И то, как Кир стер слезинку с ее щеки на платформе у электрички. И как обещал показать ей много нового в следующий раз. Обманул, не показал!

Она пообещала быть пай-девочкой и побежала в магазин за шампунем, который забыла привезти из дома.

Тетя Люба, облокотившись на стойку, как обычно, зачитывалась любовным романом. Книжка была потрепанная, с выцветшей обложкой и разваливающимся переплетом. Перелистнув страницу, продавщица закусила губу и вздохнула так трагично, что Наташа не удержалась от смешка.

– Ничего себе! – Тетя Люба всплеснула руками с ярко-зелеными ногтями. – Кто привалил в наш клоповник! Сама Натуся.