Нас не существует - Татьяна Зингер

– Вся часть от таблички «Камелево» и до этого дерева – моя. И дальше тоже, но там нет никаких известных тебе ориентиров. Я обязательно покажу, куда идти. И к русалкам – тоже, если понадобится.

Кир совсем ослабел, оперся на дуб. Наташа понимала, что разговор пора завершать.

– Прости, что не приезжала целых два года.

– Главное – приехала сейчас, – твердо сказал Кир. – Обратно проводить?

– Нет, я доберусь. С твоей помощью, конечно. Спасибо…

– До встречи, – произнес он тоскливо.

Та же самая фраза, которая завершила их прощание около электрички, но звучащая по-иному. Тогда надежда теплилась. Наташа ожидала писем или звонка, мечтала поскорее воротиться. А теперь?.. Они больше не увидятся.

– До встречи.

Кир довел девушку до конца поляны, пошатнулся и уже сделал шага три обратно к дубу, заложив руки в карманы, как тогда, на железнодорожной станции, но вдруг остановился. А после развернулся к замершей Наташе. Секунда, и они стояли на расстоянии ладони. Она подняла на него красные от подступающих слез глаза, а Кир тяжело выдохнул. И поцеловал ее. Не так, как раньше, робко в щечку. А в губы, жарко и… приятно.

От ее первого настоящего поцелуя осталось соленое послевкусие. Почему? Она ведь не плакала… Разве что потом, когда прижималась носом к мальчишескому плечу и напоследок вдыхала его запах, запах умиротворения. И когда Кир гладил ее спину, а Наташа понимала, что больше его не увидит. Он ее – непременно, но не она. Тогда слезы катились ручейками, пропитывая ткань Кириной куртки.

Он опять покачнулся. Наташа удержала друга от падения и потребовала, шмыгнув носом:

– Иди.

Кивок. И все. Они расстались.

Кое-как Наташа добрела до шоссе. Не заблудилась, и на том спасибо. Солнце окончательно укатилось за горизонт, и дорогу освещала тонюсенькая полоска. Скоро растает и она. В деревне темнело стремительно.

Девочке не хотелось ни думать, ни говорить. Только прийти, упасть носом в подушку и заснуть. Чтобы все оказалось ночным кошмаром, а завтра выяснилось, что с Киром ничегошеньки не произошло…

Наташа проскользнула в дом. Она думала, что осталась незамеченной, но вскоре в спальню постучалась Раиса Петровна:

– Иди кушать, ужин на столе.

Кусок в горло не лез, но Наташа не смогла придумать причины для отказа. На кухне сидел дедушка, попивающий травяной настой. Пахло ромашкой, шиповником и чем-то горьким.

«Печалью», – почему-то подумалось девушке.

– С Киром гуляла? – не отвлекаясь от чтения газеты, спросил дед.

– Да… – запнулась Наташа и положила в тарелку две ложки плова, – то есть нет.

– Передавай ему привет. И напомни, что он обещал порыбачить со мной.

Она еле удержалась от всхлипа. Вцепилась ногтями в край стола и, мысленно досчитав до пяти, выдохнула.

– Обязательно.

Наташа ковырялась в тарелке, размазывая рис по ее краям. Дедушка понимающе молчал.

Спала она без сновидений. Зато, как назло, проснулась в самую рань. Рассветное небо, розово-красное, разукрашивало крыши домов. На заборе вылизывался одноухий котяра Митька, любимец старушек и гроза домашних котов. Тарахтя и болезненно чихая, проехал трактор. Наташа бродила кругами по комнате. Если бы она была собакой, то скулила бы от бессилия.

Расставаться всегда тяжело. Но каково, когда точно знаешь: вы никогда не встретитесь? Кира больше нет. Он не улыбнется, не съязвит, не покажет очередную диковинку из волшебного мира. Дружить с дубом – что может быть смешнее?! Дуб – не человек. Хотя и Кир ведь не человек… Он – нежить. Дух. Но его, такого осязаемого и такого родного духа, больше нет. Кир исчез… Умер.

Нет, хватит издевательств над собою! Надо уезжать к маме. В городе все совсем иначе, там нет русалок, домовых и хранителей леса. И воспоминания со временем сотрутся.

– Я обещала приходить к нему, – с сомнением пробормотала Наташа.

К кому? К дереву? Смех, да и только! И зачем к нему ходить, если оно не ответит. Слоняться по лесу и общаться сама с собой – замечательное времяпрепровождение.

– Он поймет, если я уеду, – уверяла она себя вполголоса.

Наташа откинулась на подушках, уставилась в потолок. За стеной невыносимо громко тикали часы. Раз-два. Тик-так. Заткнула уши пальцами, но в сердце отдавалось: тик-так-тик-так.

Уехать. Собрать чемодан, попрощаться с бабушкой и дедушкой – займет от силы минут сорок. А потом прочь из Камелево. Девочка метнулась к краю постели, но остановила себя. Нельзя нарушать, возможно, последнюю просьбу Кира. Он доверился ей, а она слиняет, поджав хвост? Из-за собственной слабости? Трусиха!

Тик-так.

На дрожащих ногах Наташа поднялась, добралась до шкафа, распахнула дверцы и схватилась за первую попавшуюся вещь.

– Слабачка, – просипело снизу голосом Лютого.

– Не-а, – не согласилась Наташа. – Я собираюсь позавтракать.

Он скорчил жалкое подобие ухмылки. Если Наташа сбежит, у нее появится враг в лице пусть и маленького, но далеко не безобидного домового.

– Почему ты не объяснил, каким он… стал? – Наташа влезла в сарафан и завязала спереди широкий пояс.

– На кой? Сам прекрасно справился. А иначе бы ты струсила и вообще не пошла. Ты боишься ответственности. Целое утро туда-сюда бродишь, места себе не находишь.

– А ты с ним можешь общаться? – с надеждой обернулась она к домовому.

– Нет. – Лютый принялся отковыривать кусочек обоев. Выглядел он крайне раздосадованным. Да, Кира ценила не одна Наташа. И с чего она взяла, что только ей будет его не хватать? Наверняка Тина с Мариной, Лютый, упырь Веня и многие другие, с кем она не знакома, так же тоскуют по товарищу. Но ведь никто не спрятался под одеялом, не уехал. Даже мысли не допустил! Кроме Наташи. И она сильная, она справится. Кир не умер. Он здесь, совсем недалеко. И она обязательно сходит к нему в ближайшее время.

– Спасибо, Лютый. – Наташа послала домовому воздушный поцелуй, и тот, совершенно озадаченный, не подобрал язвительных слов для ответа.

Из зеркала на Наташу смотрело безжизненное лицо с бесцветными губами и заплаканными глазами, но она сумела смахнуть печаль: искусала губы до красноты, растерла кожу. На завтрак – манная каша. Самая вкусная вещь на свете, которую можно поедать сутками. Приправленная маслом и клубничным джемом, она дымилась и ожидала, когда ее съедят.

– Доброе утро, – Наташа потерла веки, будто только проснулась. – Как ты умудряешься вставать в такую рань?

– Привычка, – бабушка подмигнула. – Подожди, станешь такой же старой, как я, научишься просыпаться с петухами.

– Бабуль, ты молодая, – убеждала Наташа, уплетая кашу. – Ты до соседнего села бегаешь, а я в пятнадцать лет разваливаюсь. Суставы от холода болят, иногда зубы ноют… Брр…

Раиса Петровна улыбалась, и морщинки в уголках ее глаз и губ показались солнечными лучиками.

– Нет зубов – нет зубной боли. Какие планы на день?

– Погуляем с Димкой. Они с ребятами устраивают для меня посиделки около озера. – Наташа закатила глаза. – С костром, шашлыками и песнями под гитару.

– Потом заходите к нам. – Раиса Петровна погладила внучку по затылку. – Я торт испеку. А то видимся с Димочкой редко… Он показал тебе мопед?

– Нет еще.

– Жуткая махина. Так и передай: «Бабушка запретила на нем меня катать». А то угробит тебя. Статистика утверждает, что…

Наташа затрясла волосами.

– Хватит-хватит-хватит! Бабулечка, Дима осторожный. Он ездит аккуратно и не причинит мне никакого вреда. Разве иначе бы ему купили мопед? Родители ему доверяют, и ты доверься. Кстати, очень вкусная каша.

– Ой, подлиза.

Раиса Петровна покачала головой. Манка осталась на самом дне, и Наташа выскребла ее ложкой. Подумывала облизать тарелку, но справилась с соблазном.

Минуты текли медленно, так, словно сами толком не проснулись. До назначенных двенадцати часов оставалась целая куча времени. Наташа достала ноутбук и полистала список книг, выбирая какую-нибудь поинтереснее. Тут была и школьная программа, и зачитанные до дыр романы, и новинки литературы. Но душа ни к чему не лежала. Наташа открывала файл, читала пару строк и закрывала его, позевывая от скуки. Неожиданно она наткнулась на какую-то подростковую книжку: легкую, с незамысловатым сюжетом, но зато с красивой историей любви. По крайней мере, так убеждали одноклассницы.

Наташе подобные романы казались неправдоподобными. Ее отношение к любви сформировалось давно и за годы не изменилось. В любовь она не верила. Особенно в книжную, где герои распинаются о чувствах на три листа текста и готовы пожертвовать собою ради любимого человека. И изъясняются так неправдоподобно, витиевато. Девочка считала, влюбись она, кроме: «Это… кажется, я люблю тебя…», и не выдавила бы путного.

Но эта книга засосала. Пускай некоторых персонажей в отдельных сценах хотелось стукнуть по макушке, но вполне себе. И сердце замирает, и постоянно перелистываешь в конец, чтобы в сотый раз убедиться: у них все отлично.