Маршал Варенцов. Путь к вершинам славы и долгое забвение - Юрий Рипенко

Противник был деморализован стремительным наступлением советских войск. Это наглядно видно из показаний пленных, взятых 24 и 25 декабря. Вот некоторые из них.

«24 декабря днем русские начали наступление. Артиллерийская подготовка ошеломила всех нас. Огонь был таким губительным, что немецкая артиллерия не сумела даже ответить. На переднем крае находились главным образом солдаты из тыловых частей 8-й танковой дивизии. Когда стали приближаться русские танки, то все немецкие солдаты побежали. Наша батарея была раздавлена советскими танками. Из 12 артиллеристов батареи спаслись только три человека, которые сдались в плен. Остальные пытались убежать, но были убиты…»[116]

«Артиллерийский огонь был страшен. У многих из нас из ушей и горла шла кровь от сильных разрывов снарядов. Огонь приближался к нашим окопам постепенно. Когда он перешел через нас, то мы увидели, что красноармейцы бегут вслед за огневым валом в 60—100 метрах. Нам ничего не оставалось делать, как поднять руки»[117].

В этот день перешла в наступление и ударная группировка 40-й армии в составе трех стрелковых дивизий. Она прорвала оборону противника в юго-западном направлении на участке Мохначка — Волица и, выполнив поставленную задачу, способствовала частям 38-й и 1-й танковой армий в овладении М. Корнин.

25 декабря войскам фронта пришлось испытать большие трудности. Резко ухудшилась погода. Это ограничивало применение авиации. Главную роль в огневой поддержке войск играла артиллерия[118].

В полосе наступления ударной группировки фронта сопротивление противника продолжало ослабевать. Однако командование фронта уже знало, что в этом отношении назревают перемены. После начала нашего наступления в районе Брусилова немецкое командование поспешно приступило к переброске 48-го танкового корпуса из района Коростеня на юг, готовясь преградить советским войскам путь на Житомир.

Уже 24 декабря командующему фронтом стало известно об этом. В середине дня он позвонил командующему 38-й армией К.С. Москаленко и сообщил, что радиоразведкой установлено перемещение штаба 48-го танкового корпуса и входивших в его состав трех танковых дивизий — 1-й, 7-й и СС «Адольф Гитлер» — в сторону Житомира. Это означало возможность появления названных вражеских дивизий и в полосе наступления 38-й армии. Складывающаяся таким образом обстановка требовала ускорить разгром противостоящих войск до подхода вражеских резервов.

В связи с этим генерал армии Н.Ф. Ватутин в том же разговоре по телефону высказал неудовольствие по поводу действий 1-й танковой армии, которая, будучи введена в сражение в полосе 38-й армии сутки назад, все еще не смогла оторваться от пехоты и выйти на оперативный простор. Было приказано с целью упреждения вероятных контрударов противника «принять меры к быстрейшему выдвижению танковых корпусов».

Меры были приняты. Командиры и штабы стрелковых дивизий установили тесный контакт с танковыми бригадами и умелыми действиями своих частей и огнем артиллерии обеспечили проход танков через свои боевые порядки и прорыв их в глубину обороны противника. Наступающие стремительно шли вперед. Ни сопротивление врага, ни сильная оттепель, ни затруднявшая движение валяная обувь не помешали им выполнить задачу дня и выйти на рубеж, установленный боевым приказом.

Наступление ударной группировки 1-го Украинского фронта успешно продолжалось, набирало все более стремительные темпы, развивалось в глубину и в стороны обоих флангов.

Заслуживает внимание нешаблонный подход к началу наступления 15-го стрелкового корпуса 60-й армии И.Д. Черняховского.

Наступление 15-го стрелкового корпуса началось не, как обычно, с утра, а во второй половине 25 декабря. Противник отмечал Рождество и не ожидал, что советские войска могут перейти в наступление во второй половине дня. Накануне от разведки поступили сведения, что на участке 68-й пехотной дивизии некоторые подразделения уходят с передовой на праздничный обед, после чего солдаты возвращаются в траншеи. В тот же вечер командир корпуса генерал И.И. Людников доложил командарму о готовности корпуса к наступлению и попросил разрешения начать атаку после короткого артиллерийского налета на передний край противника не с утра, а в полдень.

Опыт войны показал, что внезапность действий должна лежать в основе всей боевой деятельности войск, а И.Д. Черняховский всегда был сторонником неожиданных действий для противника, поэтому дал разрешение на наступление. По сигналу «Буря» над передним краем взлетели серии зеленых ракет. Первые эшелоны 15-го стрелкового корпуса перешли в наступление. Расчет генерала И.И. Людникова на внезапность полностью оправдался. В первом эшелоне противника оказались только дежурные пулеметы, а во втором — дежурные подразделения. Они не в силах были остановить наступающих.

Это же подтверждает и противная сторона. «Приближалось Рождество, — вспоминает бывший офицер вермахта Бруно Винцер, — мы в течение недель накапливали закуску. Кроме того, имелся и спецпаек, сигареты, сигары, водка и коньяк. На передовой наступило относительное затишье, и можно было предполагать, что как-нибудь все же удастся отпраздновать Рождество.

Итак, наступил долгожданный час. Импровизированные елки были украшены серебряной бумагой от сигаретных коробок. Ротные фельдфебели, снабженцы, связные распределяли закуски, а также посылки, прибывшие с родины; то тут, то там слышались рождественские песни, исполняемые на губной гармошке, гремели кастрюли и вылетали пробки из бутылок. Внезапно началось советское наступление.

Многочасовой ураганный огонь перепахал наши позиции, почва сотрясалась, земля пустилась в пляс, пехотинцы и солдаты маршевого батальона, потерявшие голову от ужаса и страха, выбежали из окопов и бункеров. Затем грянули залпы тысячи стволов, и над нашими головами прокатился огненный вал, он обрушился позади нас на бегущих пехотинцев, на замаскированные машины, на командные посты и на позиции нашей артиллерии, которая в этот момент начала вести заградительный огонь.

Вслед за двигавшимися вперед танками, быстро подавившими огонь немногих пулеметных гнезд, наступали колонны красноармейцев. Сначала я вместе с солдатами моего командного пункта оставался в бункере. Вокруг все грохотало. Мы дрожали от страха. Нам не оставалось ничего другого, как выжидать. Выход из бункера был равносилен самоубийству»[119].

Как видим, на 1-м Украинском фронте достижению внезапности действий войск уделяли достойное внимание. Командующий фронтом Н.Ф. Ватутин и С.С. Варенцов всегда стремились избежать шаблона в определении момента перехода пехоты и танков в атаку. Более того, на 1-м Украинском фронте много делалось для того, чтобы скрыть само начало атаки. В первый период войны противник нередко мог определить, когда наши войска перейдут в атаку, так как по принятой тогда схеме атака начиналась, как правило, после артиллерийской подготовки, которая, в свою очередь, часто заканчивалась временем кратным 5 или 10 минутам (например, 55 минут и 70 минут) и завершалась мощным огневым налетом реактивной артиллерии. В связи с этим противник хорошо знал: раз произведен массированный огневой налет реактивными минометами, значит, выходи из убежищ и блиндажей и встречай огнем атакующие подразделения. В последующем в атаку начали переходить в период артподготовки и каждый раз в новое время (например, на 27, 38, 44-й минуте), чтобы противник не смог приспособиться к режиму огня и атаки. При этом атака, как правило, начиналась в самый мощный период артиллерийской подготовки, когда личный состав частей первого эшелона противника укрывался в блиндажах и траншеях и не мог наблюдать за начавшимся движением нашей пехоты и танков, не оказывал огневого сопротивления. Это позволяло нашим атакующим подразделениям вслед за разрывами снарядов совершать бросок и внезапно появляться над траншеями врага. Конечно, искусно скрыть начало атаки, тесно увязать с огнем артиллерии бросок на противника было непросто. Это достигалось в процессе серьезной тренировки войск и с приобретением большого боевого опыта.

Война показала, что лучшим временем начала артиллерийской подготовки являлись предрассветные часы. Именно тогда у противника часто ночная смена заменялась дневной, еще не полностью была переведена система ночного огня на режим дня. Поэтому внезапный мощный огонь артиллерии сразу же морально подавлял обе смены противника, наносил им наибольшие потери в живой силе. Однако со временем это становилось привычным как для противника, так и для наших войск и превращалось в шаблон. После войны на это обращали внимание в своих мемуарах и немецкие военачальники. «Первоначальная привычка обеих сторон начинать боевые действия на рассвете, — вспоминал Л. Рендулич, — привела в конечном итоге к тому, что в это время всегда ждали наступления и приводили войска в наивысшую боевую готовность. Поэтому позже стали устанавливать другое время начала наступления»[120].